Леонид Моряков: Через Беларусь и Украину проходит генетическая граница

До прихода к власти большевиков Минск был богатым европейским городом.

В интервью «Салідарнасці» историк и писатель Леонид Моряков рассказал о том, почему на главной улице Минска жить было опаснее, чем на сотне других, как большевики приостановили историю города и зачем Российской империи каждые два поколения вырезать часть населения.

«Придется вешать новые памятные доски»

— Ваша книга «Главная улица Минска» вышла относительно недавно, а уже наделала много шума. Поговаривают, что из-за нее даже стали уточнять дизайн некоторых зданий по проспекту Независимости…

— Действительно. Первый том вышел в 12-м году, второй — в 13—14-м. Издание признали лучшим года в стране. И не удивительно. Книга просто напичкана иллюстрациями, биографиями, сенсациями, неизвестными фактами…

Была битва за каждую биографию, за каждый документ. А их тысячи и тысячи, и у каждого своя история. За некоторыми приходилось летать в Москву и Санкт-Петербург. Какую-то выкупали ради меня в Литве за 150 евро, а какая-то обошлась друзьям-спонсорам почти в 1000 долларов.

Или взять вот это фото начала 20 века. Про это здание (обгоревшее, кстати, в 1920 –м) особо никто ничего не знал, а я сопоставил и нашел. Оказалось, что это дом по ул. Советской, 2, но никаких не по Захарьевской, 2. Причем изначально у него было три входа. И что вы думаете: через год после того, как книга вышла, в этом здании взяли и пробили двери со стороны проспекта. Может, конечно, и чудное совпадение

Здание по ул. Захарьевской (Советской). Начало 20-го века.

Так это здание выглядело в 2013 году.

А так оно выглядит уже в 2014-м.

Но это история только одной иллюстрации, а их в книге огромное множество. А еще документы, планы, проекты… Я даю не только сведения, кому принадлежали эти дома, но и неизвестные факты из биографии их жителей. Часто детективные, мистические, иногда смешные, иногда трагические — от 1-2 до 15-20 историй про каждый дом. Такая была поставлена задача, и она в целом выполнена почти для каждого из 200 домов.

— А почему вообще вы, автор многочисленных энциклопедий о жертвах сталинского террора, вдруг взялись писать о какой-то улице Минска?

— Так получилось, что во время работы над биографиями репрессированных мне неоднократно попадались на глаза два слова: улица Советская. В страшные 1930-е годы на этой улице не было дома, в котором не побывали бы непрошеные ночные гости в галифе с синими фуражками. В 20-30-е именно на улице Советской жить было намного опаснее, чем на почти полтысячи других улиц Минска. Тут часто жили грамотные, интеллигентные люди. А как вы, наверное, знаете, в те времена таких не сильно жаловали.

Поэтому неудивительно, что в этой книге можно прочитать так много о судьбах репрессированных. Имеются и фотографии тех, кто это организовал… Скромных ребят в кожанках…

Вот дом по ул. Советской, 17. Там просто ряд сенсационных биографий. К примеру, привожу историю секретаря Смиловичского райкома партии Николая Плетнева. После визита в ЦК, Плетнев понял, что на него началась охота, и решает покончить с собой. Приехал домой, налил стакан, выпил и…рука с пистолетом дрогнула, и он вместо виска простреливает себе глаза. Естественно, слепым калекой он был чекистам не нужен. А поскольку Плетнев очень любил историю и неплохо ее знал, вскоре стал преподавать в пединституте. Благо, институт был в 100 метрах от дома. Так жена его слепого под руку и водила лекции читать.

Наступает война, и кто-то сдает его немцам как коммуниста. Фрицы стали ему предлагать сотрудничество: мол, вы и так пострадали от этих скотов, что вам за них держаться? Но он отказался. Вскоре Плетнев исчез. По слухам, его расстреляли вместе с женой и прямо перед этим домом. Но история такая осталась.

Советская, 17 и 19. Старый вид.

Советская, 17. Новый вид

Соседом Плетнева, кстати, был товарищ Славинский. Тот самый, именем которого названа одна из улиц Минска. Думается, когда-нибудь вклад Славинского, а правильнее Кочаровского в историю будет пересмотрен… И не в лучшую для него сторону…

Еще одним соседом Плетнева был Дмитрий Прищепов. Министр, так сказать, и первый белорусский кооператор — понятно, в концлагере замученный…

Жильцом этого дома был и комбриг Федор Померанцев. Бравый такой офицер Красной армии… После трехсуточной «беседы» с «вежливыми товарищами» жену и детей перестал узнавать…

А вот члена Верховного суда Абушкевича из этого же дома никто не тронул, трогал уже он…

Проживал здесь и партиец с запоминающейся фамилией-псевдонимом Нартыш-Блук, сидевший, кстати, некогда в Бакинской тюрьме с товарищем Кобой — Джугашвили-Сталиным…

И директор Института гигиены и санитарии Александр Антонович Сенкевич — думаю, понятно, в чем обвиненный и расстрелянный. И писатель и журналист Владимир Межевич, чудом выживший лагерях. И председатель Госплана БССР Сергей Карп — ну, вы, наверное, тоже догадываетесь, как он жизнь свою закончил…. Арестовали, кстати, его уже в Москве…

В книге много разных судеб описано…

А еще я привожу многочисленные планы домов. Думаю, это ценная информация для наших архитекторов, историков и даже… литераторов. Вот, например, известная «Беларуская хатка», про которую писала Зоська Верас, как оказалось, стояла не там, где она указала. Просто многих исследователей ввел в заблуждение тот факт, что в своих воспоминаниях поэтесса говорила, что «хатка» находилась рядом с костёлом, и никто даже не подумал, что по тем временам пройти километр-два пешком – считалось рядом. В действительности этот дом располагался во дворе теперешнего педуниверситета.

— То есть теперь после вашей книги многие памятные доски придется перевешивать?

— Скорее, вешать новые. И вообще, книги, ранее написанные о Минске, потеряли актуальность.

Объясню, почему. В 1914-15-м во время войны церквям и костелам стали давать номера, чего ранее не делали. Вот стояла в начале улицы Советской железнодорожная церковь, и следующий дом после нее был №1, а когда стали нумеровать храмы, получилось, что это уже не дом №1, а дом №3. И поехала вся нумерация. И это особо нигде не было зафиксировано.

Железнодорожная церковь

Я долго не мог понять, как в 1905-1912 годах мещанин Рипс жил в третьем доме, а в 1915 резко переселился в пятый.

А справа по проспекту произошла другая история. Примерно в это же время улицу Бобруйскую расширили и снесли 2-й и 4-й дома от начала улицы Советской. И дом №6 стал домом №2.

У меня долго не совпадали данные по годам, я не мог понять, куда делись люди, почему участки не вписываются в улицы. Например, между западным мостом и Володарской. А оказалось, что улица-то Советская была длиннее, пока ее начало «не отхватила» Бобруйская. Я рисовал громадные карты (иногда по 10-12 метров), разбирался во всем этом, сидел в архивах, сверял. Три года длилось это сумасшествие, я даже похудел на 42 кг. Но в итоге все стало на место.

А ведь проспект — это десятки, сотни тысяч цифр. Несколько раз менялась нумерация домов, а их хозяева иногда по два-три раза в году переезжали с места на место. Кстати, самые богатые уже в 1917-м начали в спешном порядке избавляться от своих домов, словно чувствовали или, может, знали, что их ждет. Так поступили многие владельцы 3-4-этажных зданий. Средней же руки хозяева, у которых были двухэтажные и одноэтажные дома этого делать не стали и вскоре об этом очень пожалели...

«Главным условием спасения от репрессий было — убежать из Беларуси»

— Судя по всему, с приходом большевиков жизнь жителей улицы Советской несколько изменилась…

— Да уж, пришлось серьезно потесниться, а то и вообще выехать…И не только из квартиры… Возьмем, к примеру, два дома по Советской — 17 (уже упомянутый) и 19, которые хорошо сохранились с того времени. Семнадцатый, что ближе к Дому правительства, снимало до переворота 6-7 семей по два-три человека — то есть в доме жило человек 20. А если посмотреть данные на 1926 год, то обнаруживаешь, что там уже 100 человек проживает. То есть вот взяли 6-комнатную квартиру, каждую из комнат разбили фанерой еще на три. И в каждую комнату заселили семью. И вот вам престижное жилье в центре Минска!

Или, например, трехэтажный дом Минского общества взаимного кредита (на пересечении ул. Комсомольской, бывшей Богодельной, с проспектом), в котором 1-2 этажи — банк, а на третьем сдается несколько комнат. Все это, естественно, конфисковали, а в банке организовали ГУМ (не путать с современным). Его открыли в 1934 году. Единственное место, где во второй половине 30-х можно было купить более-менее сносную одежду. Люди со всей Беларуси съезжались. Приезжали заранее, с ночи. Правда, ночевать перед ГУМом было, понятно, нельзя. Люди дежурили в соседних дворах, спали в подъездах, прятались в кустах, чтобы утром атаковать ГУМ.

Будущий ГУМ, а пока еще дом Минского общества взаимного кредита

Представьте картину. Вторник, скажем, утро, пять минут до открытия. Тишина, вокруг никого, только портрет Сталина красуется за стеклом витрины справа от входа. Секунда до открытия и – раз, тысяча человек! Со всех дворов. И через минуту очередь в два этажа. И битва за носки, трусы и майки.

Пересечение ул. Ленина и проспекта Независимости. В этих зданиях сложно узнать сегодняшний ГУМ и МакДоналдс

— Что-то не похоже на рай, обещанный большевиками…

— А ведь до их прихода Минск был довольно европейским городом. Представьте: слесарь мог позволить себе в выходные заказать еду из ресторана!

После строительства в 1870-е железных дорог с востока на запад и с севера на юг Минск стал развиваться небывалыми темпами. За 20 лет построили серию шикарных домов — в разы больше, чем большевики за межвоенный период. Все дома в цветной рекламе от мостовой до крыш, всё светилось, как в Берлине или Нью-Йорке. И это 100 лет назад! В районе теперешнего МакДональдса был квартальчик где-то 70 на 70 метров, в котором человек мог за раз купить все. Войти «пустым», а выехать на автомобиле, одетый, обутый, постриженный, напарфюмеренный и с корзинами колониальных продуктов — кофеи там разные и прочее… И это в 1910 году!

То есть большевики остановили развитие города. На тихий, потихоньку уходящий в капитализм Минск в 1918-м обрушился весь этот ужас азиатчины! Грабежи, нищета, репрессии.

Единственное, кого большевикам было «сложно ограбить», так это врачей. Долгие годы их дома не конфисковывали. Ладно там банкир, помещик, владелец магазина – кровососы, это понятно. А как быть с врачом? Да, у него двухэтажный дом, но на первом этаже клинка, в которой он каждый день с утра до ночи принимает больных, в том числе и большевиков. А врачи тогда были на вес золота.

Вот так медики и продержались до конца 20-х годов, когда в Беларуси прошла первая волна уже массовых арестов. В Москве эта волна наступила чуть позже. Беларусь ведь всегда являлась экспериментальной территорией для московских властей. Арестовывают здесь – тихо, значит, через полгода они это у себя организовывают.

Кстати, работая над книгой, в воспоминаниях генерала Петра Григоренко (это он взорвал железнодорожную церковь около Дома правительства, а впоследствии стал антисоветчиком, диссидентом) я наткнулся на удивительный факт — «инструкцию» одного полковника о том, как избежать репрессий. Даже мне, человеку, который написал десятки тысяч биографий расстрелянных, было удивительно узнать, что главным условием спасения было — убежать из Беларуси.

Кстати, с этим полковником детективная получилась история. В 1938-м, когда его вызвали в ЦК, он служил в Дзержинске. Естественно, он понял, какой «сюрприз» его ждет: до этого вызывали его зама и тот исчез. Выходя из здания ЦК, полковник сразу заметил «хвост» — как-никак военный человек был. Понял, что его уже ждут дома в Дзержинске. Но не идти же самому на плаху. И он решил действовать: демонстративно купил на вокзале билет в Дзержинск, чтобы никто даже не мог усомниться, куда он едет. Сам же, как только шпик, уверенный, что тот направляется домой, избавляется от фуражки, расстегивает китель и бегом за поездом Москва-Негорелое. Запрыгивает в последний вагон — мол, опоздал, извините. Потом к начальнику поезда… Так и вырвался из Беларуси.

В Москве полковник прямым ходом отправился в Генеральный штаб и попросил принять на службу – якобы, в Минске больше не могу служить, хоть стреляйте, теща заела и так далее… И его направляют преподавать в академию имени Фрунзе, особо не разбираясь, что к чему. Некогда было разбираться, по всей стране шли миллионы арестов. Так он и сохранил себе жизнь.

Как и многие другие, кто уехал, убежал из Беларуси.

«России в любом случае нужна была война»

— А почему именно Беларусь стала площадкой террора?

— Вообще приграничные республики атаковались большевиками на порядок сильнее, чем население России. Возьмите данные российского фонда «Мемориал» — около 3 млн. репрессированных по РСФСР. И возьмите Беларусь. Только доказанных дел 200 тысяч. А в деле бывает и 20 человек «расписано». То есть с полмиллиона репрессированных. И это при том, что Беларусь составляла 20-ю часть населения всей России. То есть репрессий на душу населения в несколько раз было больше.

Большевики уже тогда знали, что в будущем Беларусь станет еще более значимой транзитной территорией, и им понадобится этот сверхважный коридор. Поэтому и уничтожали интеллектуальные умы.

Хотя, казалось бы, зачем? Отправь человека валить лес почти за бесплатно и пусть приносит стране валюту. Нет, расстрел. Сталин и его команда прекрасно понимали, что свобода мысли, информация опаснее и может обойтись намного дороже. Правильнее уничтожить человека, чтобы он не мог научить других думать, сопоставлять факты. Поэтому и вырезались миллионы. Это дух империи. А дух определяют гены.

— Какое отношение гены имеют к репрессиям?

— За последние два года я прослушал не менее ста лекций генетиков, микро- и нейро-биологов, антропологов, физиков… В одном интервью так просто не объяснишь, поэтому расскажу сильно упрощая.

По мнению ряда ученых (в частности, нейробиолога, члена-корреспондента Российской академии наук Константина Анохина, заведующего лабораторией Института психологии РАН Юрия Александрова и др.), в развитии целых народов и государств многое решает генетическая структура человека. Уже сейчас ученые начинают говорить, что что-то «не так» с генами у живущих на территории большей части Северной и Центральной Азии. Заметьте, здесь существуют по принципу не «государство для человека», а «человек для государства». И что бы ни происходило, какие бы революции во имя свободы ни провозглашались, они все равно на этих территориях заканчивались диктатурой.

Взять 1917 год, в России коренным образом меняется режим. Царский авторитарный обрушивается, на смену приходят большевики. Казалось бы, вот она свобода… Но нет. Диктатура сменяет диктатуру. И на еще более жесткую, еще более репрессивную.

— То есть сделать с этим ничего нельзя и диктатура на этих территориях все равно возьмет верх?

— Не совсем. Эволюция такая штука… От 100 рабов не все рабами рождаются. «Ошибка природы», когда ряд генов дублируется «с погрешностями», составляет считанные проценты. Но два поколения – и уже 5 из 100 не рабы. А эти пятеро активных всё и всегда решали и решают.

Выходит, чтобы вырваться из рабства, не требуются столетия. Достаточно лет 50-60 побыть на свободе. Пример тому – Южная Корея. Прошло только два поколения, как Южную разделили с Северной. И каков результат? Граждане Южной Кореи заметно выше, чем жители Северной, не говоря уже об интеллектуальном развитии.

Но тоталитарные государства так устроены, что не дают народу шанса вырваться на свободу. Именно поэтому им нужно каждые 50-60 лет вырезать вот эту «ошибку природы», которая в данном случае является положительной.

Петр 1, которого считают реформатором, носителем европейских идей, уничтожил 30% населения (больше в процентном отношении, чем Сталин). А сколько полегло во времена Ивана Грозного? Не так упал в ноги – зарезать, убить.

Большевикам тоже оказалось мало того, что элита покинула страну, им требовалось дальше генофонд «шлифовать», что и продолжил Сталин. Если бы он не вырезал в 30-е всю интеллигенцию, то война закончилась бы с меньшими потерями и не так и не в том году…

И вот 1980-1990-е. Демократия. Приходит к власти Ельцин. И ничего… Не проходит и десятка лет, как у руля становится, вернее ставят, маленького, казалось, безобидного человечка. Год, два и снова начинается удушье. А как иначе? Со второй половины 1940-х, когда массовые расстрелы прекратились, набралось два поколенья «генетических мутантов» с волей к свободе, и с ними надо что-то делать…

— А какое место в этом генетическом разделении занимает Беларусь?

— В том-то и дело, что граница между этими двумя типами проходит по территории Беларуси и Украины, что многое объясняет и в нашей истории и в современности.

— Не могу не спросить о планах на будущее. Будет ли книга о других улицах Минска?

— Да. Я работаю сейчас над площадью Свободы. Это порядка сорока домов. Причем они просто напичканы известными жильцами с очень интересными судьбами. У каждого здания своя богатейшая история. Тот же кафедральный костёл, Бернардинский, Свято-Духовский монастырь, Присутственные места и типография, Казначейство, банки, Дом губернатора… Классическая гимназия – лучшее дореволюционное учебное заведение до переезда на Губернаторскую (с 1922 — Ленина) после пожара здесь находилось.

А какие здания со стороны улицы Губернаторской! Та же гостиница «Европа».

С другой стороны, это и 300 лет истории Минска. Ведь на площади Свободы (некогда Верхнем рынке) она в основном и творилась. Поэтому есть громадный запас информации и работать несопоставимо легче.

— Представляю, как достанется от вас создателям современной «Европы».

— Спасибо, что хоть так построили. Хотя, конечно, не в том месте и не в той этажности. Большевики ведь по сути снесли улицу Губернаторскую и сейчас там сквер. А когда-то стояли шикарные дома. Тот же Североазиатский российский банк (слева от гостиницы «Европа»). Так вот нынешняя гостиница стоит там, где раньше был двор этого банка.