Татьяна Бубликова: «Меня никогда не насиловали. Но теперь я знаю, что это такое»

Журналистка Татьяна Бубликова, вышедшая из изолятора временного содержания Минского района 29 декабря, рассказала шокирующие подробности своих последних десяти дней жизни.

Белорусская журналистка Татьяна Бубликова, работающая на польскую компанию «N.E.W.S. Informacje», была задержана поздним вечером 19 декабря у метро «Площадь независимости», сообщает газета «Салідарнасць».

На доводы, что она репортер, а также предъявление журналистского удостоверения и документа с редакционным заданием, спецназовцы не обратили внимания. Таню вместе с другими людьми, среди которых был и репортер Анджей Почобут (корреспондент Gazety Wyborczej), забросили в автобус типа «сотки», после чего отправили по маршруту через Окрестина в РУВД Октябрьского района.

– В автобусе кто-то возмущался, кто-то старался передать побольше информации близким по телефону, у кого-то был тихий шок. Я постоянно плакала, – рассказывает Таня.

«В РУВД Октябрьского района ко мне подошли милиционеры и, чтобы удалось сделать фото, стали держать голову руками»

– В РУВД Октябрьского района я все время возмущалась: почему задержана, какие предъявляются обвинения? Из-за этого меня отправили на ночь в дежурку, – продолжает рассказ коллега. – В дежурке было несколько человек. Один – постоянно кашляющий, второй – сексуально озабоченный, который под смех милиционеров, несколько раз объявил, что хотел бы со мной переспать.

Под утро меня повели на досмотр. Там, в большом зале, по периметру сидели милиционеры – видимо отдыхали. Центр помещения, где стояла я и досмотрщики, был как будто сценой. Женщина ощупывала меня без эмоций, а сотрудник милиции Н. Колесников (имени не знаю) – осматривал мою одежду и сумку. Он постоянно отмачивал сальные шутки сексуального характера, переходил на крик, близко приближался к лицу, всячески хотел меня унизить. За этим процессом наблюдали все те, кто сидел по периметру, и смеялись.

У меня очень быстро сдали нервы. Я рыдала. Колесников вывалил содержимое сумки на стол. И, увидев листок с моим редакционным заданием, с подколкой сказал: «А! Так ты у нас кооорреспондееентка!».

Меня никогда не насиловали. Но кажется, что именно в таком состоянии находятся люди, которых изнасиловали. В тот момент я пережила публичное психологическое групповое изнасилование.

После досмотра, примерно в 9.00 20 декабря, Таню повели на дактилоскопию. Она отказалась сдавать отпечатки, ссылаясь, что ее статус неясен, и в связи с этим у правоохранителей нет права делать это.

– Я сжала руку в кулак, – вспоминает Таня. – Тогда один сотрудник начал выкручивать руку, пытаясь разжать пальцы. Плача, я держалась до последнего. За всем этим действом наблюдала женщина в погонах. Она смотрела на меня – и ей было всё равно. Наконец, им это удалось. Моя рука стала черной – отпечатки взяты. И тогда меня перевели в другую комнату – фотографировать. Там из злости я вымазала чистейший белый подоконник черной краской. Кричали, но стало безразлично. «Фотограф» спросил, хочу ли фотографироваться. Отказалась. Тогда ко мне подошли милиционеры и, чтобы удалось сделать фото, стали держать голову руками. Всё лицо к этому времени у меня было черное – от туши и черной краски. Это позже поняла, когда ту же процедуру все женщины прошли уже в ИВС, что в РУВД пальчики и фото срочно делали для КГБ.

Подземелье Дома правосудия

В Доме правосудия с Таней и другими женщинами еще до суда обращались как с арестантами. Ее и еще четверых отвели в подземелье, где посадили в камеру размером «с четыре холодильника». Сидеть всем было невозможно. Так что женщины присаживались на пол по очереди.

– Охранница с грубым голосом на просьбу дать воды, отвечала: «Пить в туалете». Но когда нас водили в туалет – там никто не пил. Вода была горячая, – продолжает Таня. – Уже в зале суда попросила воды у охранников. Не дали, хотя сами у нас на глазах попивали «Кока-колу». Две бутылочки принес журналист «Еврорадио». Спасибо ему большое за это.

Изолятор с «человеческим» лицом

В ИВС Татьяна Бубликова, которая по рекомендации адвоката согласилась с обвинениями, что «участвовала в несанкционированной акции» (рассчитывала на штраф и свободу), попала на 10 суток административного ареста.

– В ИВС работают нормальные люди, – сравнивает журналистка. – С нами не говорили матом, выводили в туалет, предлагали воду. Охрана закрывала глаза, когда в туалете те, у кого были телефоны, писали смс близким.

Задержанные и осужденные женщины пережили полный досмотр. Со снятием нижнего белья и раздвиганием ног. После этого всем нам раздали матрасы, покрывала (последним не хватило, поэтому в камерах накрывались пальто и куртками), и развели по камерам.

– Нас в камере, рассчитанной на 8 человек, сидело 13. Сидели – это в буквальном смысле. На самом деле сидеть можно было или на полу, или на лежанке. Полноценно ходить было невозможно – только переступая через людей, которые лежат. 23 декабря к нам подселили еще одну женщину – не «политическую», которая избила свою свекровь. Ей вовсе пришлось лечь на проходе. Контрольным выстрелом стало то, что в «Комсомолке» написали о том, что у нас 3-разовое питание, а на самом деле было 2-разовое. Нервы сдали, хотя мы старались держаться, и даже, чтобы размяться, по вечерам занимались гимнастикой и йогой, – и потребовали улучшения условий содержания.

Начальник ИВС Владимир Нагибо, которому я и еще несколько женщин передали заявление, просто засунул его в карман. Он даже не выслушал. Это очень расстроило, мы были подавлены. Нас расселили только на следующий день. Это произошло после того, как у моего адвоката состоялся разговор с начальником.

Я и еще две женщины оказалась в «двушке». Голодовку многие прекратили (в том числе и я), хотя кто-то продолжал голодать. Дело доходило до обмороков.

Вообще, в тюрьме сложно ощущать себя женщиной. У нас не было зеркал, мы были вонючие, хотя не чувствовали этого, привыкнув к запаху. Передавали друг другу ароматизированный крем для рук – только чтобы понюхать. Так хотелось свежести.

Перед тем, как мы должны были выйти на свободу, начальник ИВС Владимир Нагибо вручил нам квитанции. В них значилось, что за каждый день содержания мы должны 7 тысяч рублей. «Надеюсь, вы не будете дядю Володю у изолятора сторожить», – сказал он на прощание, имея в виду, что кто-то из нас будет ему мстить.

Свобода в несвободной стране

30 декабря днем Таня обжалует в суде высшей инстанции свой приговор. После этого она – журналистка, которая несколько месяцев назад переехала работать в Минск и воодушевленно делилась планами на будущее на моей кухне, – планирует поехать домой, в Гомель.

– Сегодня я сильно не плачу, – подытоживает Таня. – Только несколько раз в день. Думаю о доме, о родных. Поеду туда. Подумаю, как применить полученные знания и опыт.

На фото: Татьяна Бубликова во время работы 19 декабря вечером на Октябрьской площади