Алина Талай: «Этот русский империализм суют везде, где только можно»

Призер чемпионатов мира и Европы Алина Талай рассказала о спорах с российскими спортсменами.

Двадцатичетырехлетняя спортсменка пару недель тому стала второй на Универсиаде в Казани, а в августе ей снова придется соревноваться в России, уже на чемпионате мира в Москве.

Легкоатлетка дала интервью «Прессболу».

— Алина, в своей предыдущей публикации, по итогам Универсиады, с большим удовольствием назвал тебя, серебряного призера в забеге на 100 метров с барьерами, Большой Белой Надеждой. Как тебе такой эпитет?

— Ну, предположим, с моим ростом я надежда скорее маленькая. А вообще звучит как-то по-индейски.

— Правильное прозвище накладывает на человека дополнительную ответственность и увеличивает ее же, но уже со стороны тех, кто должен помогать Большой Надежде выигрывать медали.

— Если ты о начальниках, то я не из тех, кто будет ходить и что-то выпрашивать. Да и не звезда я еще. Вот если завоевать медаль на Олимпиаде или летнем чемпионате мира, тогда да.

— В Лондоне ты заняла 13-е место.

— Сама виновата, допустила сбой и не попала в финал. А так рассчитывала на 5-6-е. Однако это все разговоры из области теории, сейчас ведь что хочешь можно рассказать.

— Тебе все же хорошо: есть человек, на которого можно равняться. Юля Нестеренко — олимпийская чемпионка Афин.

— Она для меня кумир, скрывать не стану. Впервые решилась к ней подойти в 2010 году — чтобы сфотографироваться.

— Теперь общаетесь?

— Если бы Юля жила в Минске, возможно, это происходило бы чаще. А так мы видимся только на соревнованиях. Это не очень здорово. Иногда хочется получить совет от человека, который совершил, считаю, подвиг.

Но вообще-то ты, наверное, понимаешь, что гладкий бег и барьеры — это разные вещи, и речь о каких-то технических нюансах здесь не идет. Хотя, не скрою, мне интересен и чистый спринт — 100 и 200 метров. Я хотела бы бегать эти дистанции чаще, чем раз в год. Выделить какой-то сезон, поработать над ними как следует и поучаствовать потом в международных стартах. Может, мы с моим тренером Виктором Николаевичем Мясниковым в следующем году так и поступим.

— Ты нуждаешься в поднятии самооценки со стороны тренера?

— Иногда приходишь на тренировки в ужасном настроении, когда ничего не получается, организм устал и отказывается от любой работы. Надо мобилизоваться, и тренер помогает в этом, находит нужные слова.

— Кто тебя еще поддерживает? Вот в советское время, когда зампредом по спорту был Герман Бокун, спортсмены буквально не выходили из его кабинета.

— Ну, так то в советское время... Думаю, сейчас все по-другому.

— А посоветоваться, о жизни поговорить?

— Об этом с тренером поговорю, с родителями. Не думаю, что кому-то в Министерстве спорта нужны мои проблемы. У чиновников другие задачи — им надо координировать и организовывать.

— Вижу, что квартирный вопрос у тебя не решен — как раз в тему.

— Я привыкла заниматься такими проблемами сама. Общежития у нас нет, снимаю жилье за городом — так дешевле. Нам же стипендию платят. Правда, сейчас пересмотрели и ее размер уменьшился.

— Сколько?

— Вопрос коварный... Хотя чего скрывать — 10 миллионов.

— Не бог весть сколько для Большой Маленькой Надежды, которую наверняка внесут в список претендентов на медали Олимпиады-2016.

— Мне хватает, тем более я человек неприхотливый.

— Но вообще перспектива кислая, на приобретение двухкомнатной квартиры с последующим ремонтом ты можешь рассчитывать, если вернешься из Рио с золотой медалью. Потому как жилплощади теперь ни олимпийским чемпионам, ни призерам у нас не дают — затягиваем пояса...

— На самом деле деньги в жизни не главное.

— На месте министра спорта я бы это интервью сохранил и показывал твоим коллегам: мол, смотрите, Талай ничего не надо, а вы только улучшения жилищных условий требуете да думаете, как нарушить олимпийские медальные планы.

— Все же люди разные... Но, если честно, я не знаю, как отвечать на такие деликатные вопросы о деньгах.

— Ну даешь. Я понимаю спортсменов, которые получают десятки тысяч долларов в месяц и ничего при этом не выигрывают. Им да, несколько неловко оглашать свои зарплаты. Но человек из мирового топа с зарплатой белорусского менеджера средней руки мог бы и не стесняться...

— Вообще-то это вне моего понимания, когда футболисты, например, брестского «Динамо» зарабатывают 16 миллионов и борются за 8-е место в чемпионате Беларуси. Но это же совсем не уровень...

Все было бы еще как-то объяснимо, если бы трибуны трещали по швам, однако ведь такого нет и близко. Как-то случайно наткнулась на трансляцию матча чемпионата, так в эфире было слышно, как игроки на поле друг с другом переговариваются на фоне абсолютно пустых трибун.

Если бы у нас в легкой кто-то получал такие баснословные деньги, он был бы королем и богом. Но с десяти миллионов очень легко слететь на три, если не подтвердишь свой уровень на чемпионате мира и не попадешь там в “шестерку”.

Легкая атлетика сейчас не в фаворе, чего уж там... Все держится на энтузиазме отдельных людей...

— ...которым некуда деваться.

— А остальные уже ушли в другие сферы деятельности, где можно больше заработать.

— Тебе жаль, что концовка карьеры таких выдающихся атлетов, как Остапчук, Михневич, Тихон и компания, вышла смазанной допинговыми скандалами?

— Конечно. Люди отдали, считай, всю свою жизнь легкой атлетике, выиграли много медалей для страны, а теперь каждый может смотреть на них с ухмылкой: дескать, читали мы про вас...

— Ну, наших людей это не касается, чай не в Америке живем, все понимаем. Это там все как с неба свалились, а мы с душой подходим и ни в коей мере наших ребят не осуждаем, а скорее сочувствуем им и поддерживаем. Вывесь на сайте «Прессбола» «голосовалку» «надо ли отдавать нашим дисквалифицированным чемпионам их медали обратно?», уверен, 80 процентов утвердительно ответят на вариант «Шиш этим буржуям».

— Мне тоже американцы зачастую кажутся непуганым народом, шокирущим принципиально иным подходом к вопросам, ответы на которые мы давно уже знаем. Но они отнюдь не глупы, и я не сомневаюсь, что если Лэнс Армстронг или Мэрион Джонс чистосердечно признались в том, что выигрывали титулы с помощью запрещенных препаратов, то что-то вынудило их это сделать.

Но тенденция такова (я уже говорю в свете недавних скандалов с Тайсоном Гэем и Асафой Пауэллом), что у простых болельщиков пошатнулась вера в то, что в спорте и, в частности, в легкой атлетике можно побеждать без допинга. Хотя я убеждена в обратном.

— Ты нашла в себе силы поддержать дисквалифицированных атлетов? Это тоже традиционно не входит в миссию отечественных спортсменов, но доброе слово, сама понимаешь, любому приятно...

— Каждый переживает все в одиночку. У нас очень большая команда, поэтому лучше всего знаешь людей из близких видов. Конечно, мы здороваемся при встрече, но не более того. А может, просто нет таких традиций...

— А дух команды-то есть. Ты его чувствуешь?

— Никогда над этим не задумывалась... Хотя на Универсиаде я его ощутила. Наверное, все от руководства зависит. Руководителем нашей делегации была Валентина Викторовна Балябо, и она смогла всех объединить. Мы ходили на соревнования и болели друг за друга. Вот это было круто!

Вообще это правильно, когда все живут одной целью. Когда атмосфера не напрягающая, а комфортная.

— Комфортная атмосфера для тебя — это...

— ...когда приезжаю домой в Оршу к родителям.

— Самое время о них рассказать.

— Обычная семья. Папа работает на заводе приборов автоматического контроля, мама — завхоз общежития медицинского колледжа.

Я за все благодарна своим родителям. Они всегда давали мне свободу в принятии решений, ничего не запрещали, а просто направляли, советовали.

Но я была в принципе спокойным ребенком, не приносившим много проблем. Увлечение спортом родители единодушно одобряли, и по сей день — они мои самые преданные болельщики.

Что касается института, то здесь мне тоже оставляли право выбора. Но даже в 11-м классе я не знала, куда буду поступать. Сначала хотела учиться в экологическом университете имени Сахарова, но потом поняла: при тамошнем графике учебы совмещать ее с полноценными тренировками никак не получится.

Затем сдавала экзамены в педуниверситет имени Танка на факультет физического воспитания, однако в том году был большой конкурс, и я не прошла. Поступила в медицинский колледж уже дома, а через неделю поняла: это не мое.

— Говорят, ты успела и в ЖЭСе потрудиться...

— Была такая история, не сидеть же сиднем дома. Работала контролером измерительных приборов, которые находятся в подвалах.

— И как?

— Через пять месяцев уже точно знала, что всю жизнь там работать не смогу. Во-первых, зарплата 70 долларов в месяц, конечно, не предел мечтаний. Во-вторых, коллеги: у одних мечта купить новый телевизор, а других и такой нет. Главное, раздавить в девять утра чекушку и весь день чувствовать себя свободным.

Про крыс, бомжей и бешеных котов и говорить не хочется. Тем более я с детства боялась темноты, а там все время надо было с фонариком шнырять по всяким подземным лабиринтам. Но это был жизненный опыт, который я приняла с благодарностью.

— Выходим из подвалов и обращаемся к разговору о мужчинах. Хочу даже попросить прощения у читателей, что несколько подзадержался с этой благодатной темой.

— Вот как раз об этом я не хотела бы говорить: у меня нет желания рассказывать всей стране о личной жизни. Это табу. Могу на отвлеченные темы побеседовать.

— Тогда нарисуй нам портрет мужчины, который может покорить твое сердце.

— Прежде всего, он должен быть надежным, как скала. Банально, но каждая девушка, уверена, мечтает именно о таком. Мужчина всегда совершает смелые поступки. Опять-таки для меня очень важны ум и чувство юмора — эти два понятия, как мне кажется, всегда путешествуют по жизни вместе.

— А ты сама-то умная?

— На такой вопрос адекватный человек не сможет ответить объективно. Но у меня широкий кругозор. Хотя принято считать, что спортсмены в массе своей редко интересуются чем-то еще, кроме спорта.

— Любимый писатель?

— Достоевский — я его часто перечитываю. Может, это от привычки копаться в себе. Его герои тоже постоянно этим занимаются, а Федор Михайлович очень здорово описывает внутренние переживания человека.

Из более поздних авторов нравится Михаил Булгаков, особенно «Театральный роман» — считаю, самое смешное его произведение. Ну и, конечно, безумно обаятелен Аметистов из «Зойкиной квартиры» — я принадлежу к тем, кто считает, что именно он стал прототипом ильфо- петровского Остапа Бендера. У него тоже был город мечты — только на берегу Лазурного моря.

— Зачет! Что о белорусских авторах скажешь?

— Колас, Купала, Богушевич. Быков очень нравится, но, признаться, читала его последний раз в школе. Что касается современных авторов, то слышала о Тамаре Лисицкой и Наташе Батраковой, однако их книги мне не попадались.

Люблю историю. Однажды как-то часа полтора на соревнованиях спорила с одним российским прыгуном. Они этот русский империализм суют везде, где только возможно, вот и пришлось вступиться за нашу страну и рассказать ему кое-что из истории Великого княжества Литовского.

— И чем все закончилось?

— Решили, что продолжим спор, когда он почитает о ВКЛ, а я про историю государства российского — понятно, что в ней я ориентируюсь немного хуже, чем в нашей.

— Кто любимый исторический персонаж?

— Витовт. Чрезвычайно умный и хитрый политик, при котором ВКЛ достигло невиданного расцвета. Просто удивительно, сколько походов совершило его войско по всем направлениям, в скольких сражениях участвовало, сколько союзов было заключено для усиления роли Великого княжества в Европе. И его действительно уважали, как уважают сильного и умного.

— Как относишься к кампании по установлению в Минске памятника еще одному нашему знаменитому соотечественнику Станиславу Монюшке?

— Исключительно положительно. Я бы и Кастусю Калиновскому монумент поставила.

Мне кажется, мы постепенно возвращаемся к истокам своей государственности. И я думаю, что улицы, названные именами всякого рода революционных деятелей и партийных руководителей, со временем будут исчезать с карт городов бывшего СССР.

Не могу, например, понять, почему одна из центральных площадей столицы Беларуси носит имя Калинина. Всесоюзного старосты, сделавшего карьеру при Сталине и принимавшего участие в массовых репрессиях против советского народа. Возле его памятника проезжают практически все гости нашего города — думаю, это не лучшая реклама Минску.

— Прочитал в одном из твоих интервью, что самостоятельно изучаешь английский.

— Я ходила на курсы и еще раз убедилась, что они нужны лишь для поддержания разговорной практики. А для того чтобы изучить язык, на нем нужно говорить постоянно и желательно делать это за рубежом — в окружении его носителей. У меня, к сожалению, это не очень здорово получается и потому мечта хорошо знать английский пока таковой и остается.

— Интересно, на соревнованиях ты нуждаешься в каких-то внешних раздражителях?

— Абсолютно нет. Хотя иногда на разминке, наблюдая за тем, как соперницы преодолевают барьеры, думаешь: “Ничего себе...”. Но потом раздается выстрел, и ты забываешь обо всем, знаешь только, что можешь бороться с любой. Надо мной точно ничей авторитет не довлеет.

— Тебе лучше стартовать спокойной или взвинченной?

— Мне нравится быть уверенной. Когда знаешь, что хорошо готова, настроение умиротворенное.

Конечно, всегда контролировать себя невозможно, иногда начинает бить мандраж, и тогда я подхожу к тренеру, прошу поговорить со мной, просто чтобы я успокоилась. Долго находиться во взвинченном состоянии нельзя, можно перегореть. Этот пик грозит смениться апатией, а это уже край — нижняя планка.

— Ты успеваешь думать во время забега?

— Это какие-то мгновенные вспышки сознания. Например, вдруг понимаешь, что не лучшая в этом забеге и проиграешь его.

Я выиграла все забеги только на молодежной “Европе” и могу сказать: осознание того, что ты — лучшая, несравнимо ни с чем. Когда вторая или третья — тоже здорово, но по-настоящему счастливым себя можно считать только тогда, когда все конкуренты финишируют за твоей спиной.

Могу приблизительно представить, что пережила Юля Нестеренко, когда прибежала первой в финале Олимпиады, но, наверное, это была невероятная и непередаваемая словами эйфория. Такое запоминается на всю жизнь...

— Мне нравится твое представление о счастье. Белорусские спортсмены на золото обычно и не замахиваются.

— Видимо, я слишком амбициозная. А может, когда узнала вкус победы, то поняла: это наилучшее чувство, которое может быть у спортсмена.

Мне в этом плане импонирует Саша Герасименя. Она очень открытая, общительная и не боится тратить эмоции. Но вместе с тем умеет мобилизоваться так, что, глядя на нее, понимаешь: Сашу устроит только первое место.

Это американская черта, да и европейцам она тоже не чужда. Они же ведь приезжают на соревнования с одной целью: победить. А у нас этого, к сожалению, нет.

Именно поэтому для меня Саша — пример для подражания.