10 киевлян о неделе революции в Украине

Как изменилась жизнь в Киеве за одну неделю.

Об этом — в дневниках жителей столицы Украины, выдержки из которых приводи портал «Город».

18 февраля

Лика Бугаева, музыкант

«Ночью прилетела после двухнедельного путешествия по Европе. Наутро проснулась в войне. Вы знаете, как это? Я тоже раньше не знала. Как так случилось, что у 60-летнего преподавателя из университета прострелена грудь и что девочка 20 лет истекает кровью? Эти фотографии врезались мне в мозг».

Андрей, топ-менеджер, офис на Шелковичной улице

«Какофония от ударов битами и арматурой по стальным щитам. Из окна квартиры видны люди в черном на крышах соседних домов. Вроде снайперы. Приехал водитель, напуган. Номера у него не киевские. Во дворе пусто. Мерседесы попрятали. Сажусь в машину. По дороге на работу вижу, как начинают гореть машины спецтехники, охраняющие подходы к Совету».

Роман, программист, работает в офисном центре в 200 метрах от Майдана

«В 16.00 объявили эвакуацию. Руководство офисного центра не хотело брать на себя ответственность за жизнь людей и приняло решение отпустить всех домой. Эвакуироваться далеко не получилось, так как метро успели закрыть, а без него я домой не доеду. Такси вызвать вообще невозможно. Поэтому мы с женой просто по городу гуляли».

Наталья Ворожбит, драматург

«Мы пошли в Мариинский парк. Погода была удивительная, сухая и солнечная. Справа — Днепр, слева — Дом офицеров, там выступали оппозиционеры. Прямо перед нами кордон с внутренними войсками и «Беркутом». За ними — Антимайдан. Экспромт-акция: майдановцы размахивали деньгами, приглашая Антимайдан перейти на нашу сторону (намекая на проплаченность Антимайдана). Здесь все было мирно. Как на футболе, кричали кричалки, фотографировались. В нашей компании было человек семь. В основном актеры и музыканты. А с Шелковичной все отчетливее доносились грохот и взрывы. Запахло первым газом. Совсем близко стали разрываться гранаты, дышать стало трудно. Люди начали медленно отходить. Бойцы самообороны делали нам коридор, а сами оставались. Миша, который был с нами, уходить не захотел. Без маски, каски, без каких-либо средств защиты он побежал в дым со словами: «Эх, опять не дойду на работу».

Я поехала домой, нужно было везти дочь на занятия в детский клуб «Изобретатель». Кроме моей Паши на занятие никто из детей не пришел. Позвонил Вася, сказал, что у Миши четыре осколочных ранения. Он сейчас в Доме офицеров вместе с другими ранеными. Милиция не пускает к ним скорые, и они ищут способ, как его оттуда вытащить.

Позвонил знакомый казак с Майдана, сказал, что в его бронежилет попали две пули и один осколок в глаз. Он уже был в больнице, глаз цел. Сказал, что теперь точно выживет и женится на мне. Ой.

Вечером зашел в гости один театральный режиссер. Чтобы скоротать уныние, мы выпили виски. Позвонила Васе узнать, как Миша. Миша уже был в реанимации. Он потерял много крови в ожидании скорой помощи (один осколок попал в живот), и врачи сомневаются, доживет ли до утра».

Алексей и Мария, веб-девелопер и менеджер проектов

«Мы на Майдане. Подбежала девушка, говорит, мужчина ранен. Подошли, мужчина лет 35 с осколочными ранениями, в руках взорвалась бутылка. Говорит: «Отвезите домой!» Говорим, что нужно к врачам. Он не хочет из-за милиции. Мужчина весь в бензине, нога сильно болит. Вова зовут. Потерял телефон.

Набрали друзей, узнали, куда везти. Те дали телефон храма на Левобережной. Набрали храм, там спросили, насколько тяжелый. Когда узнали, что ходить может, разрешили везти. Приехали. Подвал большого храма, много людей, все время несут медикаменты. Оставили Вову. Сами поехали в аптеку и решили ему где-то купить простой телефон. В аптеке очередь. Все покупают на Майдан, кроме одной парочки. Все аптеки вокруг закрыты, кроме этой.

Я отгружаю монахиням ящики с медикаментами, они их несут бегом».

Андрий Андрушкив, старший специалист по коммуникации ВБО «Всеукраинская сеть ЛЖВ», на Майдане вместе с женой

«Мы прошли по Крепостному переулку на улицу Институтскую, чтобы посмотреть, что там происходит. На улице было несколько тысяч людей, далеко впереди поднимался дым сожженных грузовиков. За перекрестком с улицей Липской в мое правое плечо попала резиновая пуля — «Беркут» стрелял с крыши. Пуля летела достаточно издалека, поэтому оставила лишь небольшой синяк. В ту же секунду «Беркут» начал разгонять людей: забрасывал толпу кусками булыжника и свето-шумовыми гранатами, несколько бойцов «Беркута» непрерывно стреляли из помповых ружей резиновыми пулями. К скорой в Крепостном переулке начали подтаскивать раненых. Рваные раны ног от гранат, подбитые глаза. Мы встретили своего друга Назара, бойца самообороны. Он сказал, что в Доме офицеров много раненых и нужны еще медикаменты. Оказалось, что наши знакомые спрятались в кафе на Институтской, где прямо сейчас «Беркут» избивает людей на улице, они ждут, когда «Беркут» отступит, чтобы выйти.

Мы отходим к Октябрьскому дворцу, люди бегут вниз мимо отеля «Украина», занимают позиции возле Октябрьского. «Беркут» бежит вслед. У меня в руках два куска булыжника, я бросаю их с моста в «Беркут». Правительственные войска останавливаются после первого града камней на безопасной дистанции и начинают атаку по флангу возле Октябрьского. В это время моя жена уже стоит в цепочке людей, которые подают булыжники с Майдана вверх к Октябрьскому, я спускаюсь к ней и начинаю передавать камни. Так продолжается около 20 минут. Слышны выстрелы, запах газа, «Беркут» прорывается к Октябрьскому, занимает мост. Мы с женой и десятками других спускаемся на Майдан. Беркутовец возле моста находит молоток, которым разбивали камни на более мелкие куски, и бросает его с горы на головы протестующих, остальные бойцы начинают забрасывать людей камнями с моста. Часть беркутовцев занимает верхнюю площадку ТЦ «Глобус» и начинает бросать бутылки с зажигательной смесью в палаточный городок возле стелы Независимости. За считаные секунды сгорают четыре палатки и кухня. Мы начинаем искать огнетушители или воду, начинаем валить и убирать соседние армейские палатки, чтобы очистить пространство между огнем и всем палаточным лагерем. В это время на ТЦ «Глобус» беркутовцы фотографируются на фоне полыхающих палаток, изображая позы бодибилдеров на соревнованиях, тычут людям «факи» и что-то орут.

Мы с братом приходим к баррикаде возле Дома профсоюзов со стороны Европейской площади. Кто-то из сотников или старший на баррикаде командует убраться всем, кто без бронежилетов. Мы уходим назад к углу Дома профсоюзов и помогаем разбивать булыжники и передавать на баррикаду. Кто-то из бойцов самообороны говорит нам, чтобы мы караулили выход из метро «Майдан Незалежности» и, в случае если оттуда пойдут бойцы «Беркута», подожгли наваленную в проход кучу досок. Нам выдают по несколько бутылок с горючей смесью. В то же время со стороны правительственных сил слышен голос из динамиков, который оповещает о том, чтобы все мирные жители покинули территорию Майдана, в ином случае их действия будут рассмотрены как действия экстремистов. Звонит мама, говорит, что отец уже выехал на Киев (из маленькой деревни в Прикарпатье за 650 км от столицы).

Мама не просит нас уходить с Майдана, мама знает, зачем мы там, и просто просит быть осторожными, плачет и говорит, что будет за нас молиться.

Ровно в 8.00 начинается штурм. «Беркут» наступает вниз по Институтской под прикрытием водомета. Со стороны Европейской площади вместе с «Беркутом» движутся два бронетранспортера. Первый бронетранспортер бьет точно по центру баррикады, где еще недавно был проход, — там оборонная конструкция не такая прочная. Ударной волной ребят отбрасывает на несколько метров. Те, кто удерживается на баррикаде, забрасывают бронетранспортер коктейлями, он начинает гореть и откатывается назад. После полутора часов боя нашим приходится отступать к углу Дома профсоюзов, правительственные силы прорываются со стороны Институтской. Свои два коктейля я поджигаю вместе с братом, и мы бросаем их в наступающий «Беркут».

Горят палатки, горит «икарус», который стоял в палаточном городке, горит полевая церковь. К сцене приносят икону, которую удалось спасти. Священники берут икону с собой на сцену, где все это время кроме оборонных приказов звучат только молитвы, и тут одного из православных священников «запаяло» от происходящего, и он начинает проклинать «Беркут». Молитвы-проклятия возносятся над Майданом».

19 февраля

Андрей, топ-менеджер

«В городе пусто. Майдан в кольце. На Майдане — пепелище. Копоть и гарь. Сожжен Дом профсоюзов. Сожжены основные медпункты и точки сбора провизии.

В интернете месиво из фактов, слухов, домыслов, криков души, крови, паники: «Майдану нечего есть. У них нет воды и медикаментов. Помогите! Люди умирают! В больницы нельзя, отлавливают! Львовские уже на посту ГАИ на Житомирской трассе. Там перестрелка».

Лика Бугаева, музыкант

«Мой дом находится предельно близко к Майдану. Я смотрела, как милиционеры с автоматами наперевес пьют вонючий кофе в киоске у дороги и как продажные титушки ротами шныряют по дворам. В эту ночь я слышала выстрелы. Постоянно доносился вой машин скорой помощи, они носились взад-вперед. Но, выйдя утром на улицу, знаете, что я увидела? Смеющихся девиц с сумочками, бородатых модных парней с кофе навынос, которые так беззаботно улыбались и прогуливались под солнцем. Я на секунду офигела, не поняла, где я. Я побежала к Майдану. Казаки били в барабаны. Люди активно срывали брусчатку и складывали ее горой. Мужчины в пластиковых касках, с деревянными щитами и палками были черными как шахтеры. Лежали накрытые белой простыней тела. Метро закрыто. Мы окружены».

Юля Зиновьева, сотрудница Национального художественного музея Украины

«Очень хотела долбить плитку, но повреждена спина, и могу совсем перестать двигаться, тогда просто всем буду мешать. По дороге домой собираю бутылки, изучаю вкусы, места культурного отдыха граждан. Ночью спать невозможно».

Оксана, студентка Киевского политехнического института

«Все боятся выходить, мы тоже особо никуда не выходили, были в общежитии. Родители, родственники переживали, говорили: «Боже, давай мы приедем за тобой». А там же нельзя въезжать, так они говорят: «Ну так за Киевом подождем, только чтоб дома была, дома спокойнее».

У меня были билеты на 19-е число в Театр имени Леси Украинки, само представление не отменялось, но мы не пошли туда. Люди там, за стеной, умирают, а тут театр, комедия? Ну и плюс страшно, это же центр. И возвращаться домой вечером не хочется. Сейчас творится беспредел, потому что сейчас все безнаказанно. А у соседки были билеты в оперетту — она тоже не ходила».

Андрий Андрушкив, старший специалист по коммуникации ВБО «Всеукраинская сеть ЛЖВ»

«Я проснулся в 3.00 от приступа головной боли, друзья у телевизора сказали, что на Майдане перемирие. Мы покушали, привели себя в порядок и остались еще отдохнуть. Позвонил мой друг Дима и сказал, что для меня есть самодельный бронежилет из листка жести и поролона — все же лучше, чем ничего. Завозим лекарства в полевой госпиталь, там мне еще дают спазмалгон. Едем патрулировать въезд со стороны Броваров. Там активисты соорудили баррикады из покрышек и заняли пешеходный мост. Не пропускают автобусы с солдатами внутренних войск, «Беркутом» и титушками. На мосту порядка 50 коктейлей. Решаем поехать к ближайшему посту ГАИ, где останавливают автобусы с активистами, и попросить их убраться. Нас было где-то 50 человек, на посту 10 ментов, в том числе и с «калашами». Наш переговорщик пошел и поставил ультиматум: „Еще один остановленный автобус — и мы сожжем тут все к чертям». Милиция пообещала не препятствовать движению автобусов с активистами и машин с покрышками.

Возвращаемся в город. Ближе к центру постов ГАИ все больше. На прилегающих улицах мусора просто не пускают машины в сторону Майдана. С третьего раза мы подъезжаем к баррикаде у ЦУМа. Рядом останавливается такси, оттуда выходит парень лет двадцати с маленьким рюкзаком. Сразу видно — он тут впервые. Оглядывается на баррикаду и Крещатик в палатках, у него на глазах слезы — и он бежит мимо нас на Майдан. Мы пьем кофе, ребята уезжают, я беру покрышку из багажника машины и несу к Майдану. Встречаю папу, он плачет, обнимает. На Майдане где-то вдвое больше людей, чем в предыдущую ночь. Постоянного боя нет, иногда слышен взрыв гранат. Мы носим какие-то мешки, а потом идем в захваченное здание консерватории. Отец с братом нашли место на втором этаже в фойе концертного зала, где люди спали даже на крышке рояля. Я нашел стул в уголке и там задремал.

Где-то в 6 утра «Беркут» пробовал атаковать в районе стелы. Мы схватились за булыжники и побежали бросать. Через несколько секунд все опять стало тихо».

Наталья Ворожбит, драматург

«В семь утра я встала, чтобы везти Пашу в детский сад. По горизонту стелилась черная полоса дыма. В новостях не было ничего хорошего. В саду было собеседование с психологом на готовность ребенка к школе. Паша отлично прошла все тесты, кроме какого-то физического, что ли. Сказали, что ее рука недостаточно дотягивается до уха, потому, возможно, не стоит в этом году отдавать в школу. Я обещала подумать и позвонила маме, сказав, что привезу ей Пашу после сада. Чувствовала, что не справляюсь с родительской ролью сегодня.

Я поехала в супермаркет и купила колбасы и сыра. Попросила нарезать. Продавщица сказала, что сегодня она нарезала больше, чем за прошлую неделю, и у нее болит рука.

Забрала Пашу и отвезла к маме. Сделала несколько сотен бутербродов и поехала на Майдан.

Когда подъехала, поняла, что никому тут не нужна. Со всего Киева на Майдан тянулись люди, все что-то везли, несли, тянули. Еду, лекарства, постели, шины.

Я расплакалась и вошла в Майдан. Именно «вошла в Майдан», хоть так и неправильно говорить. Все в копоти и гари. Везде следы от пожара, на месте палаток — кучки пепла. Но люди убирают последствия ночного кошмара. Какой-то цветочник привез на Майдан тысячи роз, а может, и миллион. Парни в балаклавах раздавали их женщинам. Женщины рыдали и бросались разбирать брусчатку. Все, кто мог, разбирали брусчатку. Мужчины кололи ее, потом складывали в мешки. Маленькие куски для боя, большие — для баррикад. Большой муравейник. Муравьи после визита хулигана со спичками.

Я встретилась с Леной, и мы повезли бутерброды в греко-католическую церковь на Львовской. В храме служили вечерню, а люди с пакетами спускались вниз. В подвале располагался госпиталь с ранеными. Мы предложили помощь, но нам сказали, что волонтеров сейчас достаточно. Мы вышли и побрели в «Ярославну». Поели вкусных дешевых пирожков. Обсудили личную жизнь. У Лены роман с кем-то из самообороны. А я помирилась со своим парнем, потому что погибли другие парни. Потом я поехала домой. Поставила подаренную на Майдане розу в вазу. Написала пост в фейсбук про сегодняшний день. Сорвала лайков.

Да, Миша живой, в реанимации. Сделали еще одну операцию, так как нашли еще осколок».

Ната Гончарова, бариста кофейни Yellow

«Мама зашла в комнату и сказала две вещи: «Метро не работает» и «Началась гражданская война». Попросила меня быть осторожной, а сама ушла на работу. Я еще долго смотрела в потолок, и мне было больно, грустно от словосочетания «гражданская война». Еще одно утро в моей красивой Украине с такой ужасающей властью. Эта власть — как сегодняшнее метро, которое не работает для своих же граждан. Вызываю такси. Еду в центр.

Заведения массово закрываются, титушки добрались до спальных районов и сеют беспокойство даже там. Новости по радио: убит журналист Вячеслав Веремий… Водитель делает тише звук, выдерживает паузу и говорит, что Вячеслав утром ехал в машине этой же службы такси. Пострадали и водитель, и машина, а утром умер сам корреспондент. Вот так вот едешь, взяв заказ, и не знаешь, чем закончится день».

20 февраля

Андрей, топ-менеджер

«Просыпаемся от взрывов. Слышны выстрелы. Очередями. Опять штурм силовиков? С ума сойти! Как??? На балкон — гарь. Взрывы шумовых гранат. Автоматные очереди. В интернет. Штурмуют активисты? Не может быть... Уезжаем с квартиры одной машиной на работу.

Майдан идет в атаку. По силовикам из огнестрела. Далее — атака силовиков активистами: со щитами, палками, похоже, уже тоже с оружием. Берут опять баррикаду у метро «Крещатик». По подымающимся на последнюю баррикаду на Институтской стреляют снайперы. Чуть позже в сети запись снайперов, словили их волну. «Вижу двоих — работаем. Плюс один. Уже сняли. Идем дальше. Вижу троих. Плюс один. За тобой. Я следующих. Плюс один».

С балкона слышно крики в микрофон на сцене Майдана: «Укрепляем позиции! За баррикады не выходить — отстрел! Укрепляем позиции!»

20 трупов возле гостиницы «Украина». Еще 35 — с другой стороны рядом со сценой. 80 процентов попаданий в голову, шею и сердце. Отель «Козацький», вроде снова снайперы. Атаки не было. Просто отстрел. Майдановцы падают. Возле них медики, тела, кровь! Стреляют в шею. Молодая медсестра Майдана пишет в твитере: «Я умираю».

Уходим с работы, отпускаем водителя, едем сами. На светофоре равняемся с четырьмя «феррари»: из дилерского центра со стеклянными стенами их решили временно вывезти. Помахали рукой водителям.

Девушка мечется по квартире: «Что делать? Как помочь тем, кто ТАМ?» Отобрал у нее ключи. Сидим дома. Звонят в слезах родственники: «Умоляем! Не выходите из дома!» Всем пообещали, что не выйдем. В 22.30 выходим.

На Майдане строят новые баррикады. Отпевают трупы. По официальным данным — 65 убитых, 300 раненых. По данным главврача и координатора медпунктов Майдана — 100 убитых, 450 раненых. На своих машинах людей в больницы продолжают вывозить киевляне. В больницах — отряды самообороны. Боятся, что раненых будет отбивать и вывозить в неизвестном направлении «Беркут». Как это было в декабре. Все эти кадры видели.

Паспорта, гривны и доллары распиханы по карманам. Ножи с клюшками не брали, подумал, что ими же при случае и пригробят».

Андрий Андрушкив, старший специалист по коммуникации ВБО «Всеукраинская сеть ЛЖВ»

«Позвонили знакомые активисты с «Євромайдан SOS», попросили проверить состояние железной дороги в районе станции Ирпень (поступила информация, что разобрали полотно, чтобы не пускать поезда в Киев). На вокзале диспетчер сказала, что поезда все остановлены еще в Коростене, но ходят электрички из Тетерова . Быстро возвращаюсь домой, делаю карту проезда и публикую в фейсбуке. Жена на Майдане, но с ней нет связи. Она ночевала у подруги и утром пошла сразу помогать.

Транспорт ходит хреново, автобуса нет, словил попутку к ближайшей станции метро. На обратном пути в Киев увидел разбитые машины, которыми милиция перекрывала въезд в город со стороны Ирпеня. Но самих ментов уже не было, дорога открыта. С женой появилась связь. Позвонил Назар из самообороны и попросил подготовить у друзей место на квартире на случай, если раненых не будут успевать вывозить скорые. Жена идет в медпункт, берет аптечку первой помощи и идет к друзьям. Я все это время безуспешно вызывал такси к станции метро «Академгородок», около часа, ловил с руки и наконец поймал такси, которое готово было везти, но в три раза дороже. На выезд из Киева стояла огромная пробка, как в фильмах об апокалипсисе. Люди сидели в машинах по двое и даже не подбирали тех, кто стоял на остановках, безуспешно пытаясь дождаться автобус.

По радио объявили, что после двух в Киеве запретят продавать бензин. Очереди к заправкам на проспекте Победы были около километра. Подруга прислала СМС: «Богдан Сольчанык погиб», а я даже не решился что-то ответить. Просто понимал, что надо что-то делать, чтобы нас там всех не расстреляли к вечеру. Позвонил Дима и сказал, что нужно сопроводить машину с металлом для сварки противотанковых ежей. Город в огромной пробке. На выезде уже 10 баллов по «Яндексу». Нам отгружают порезанный уголок и щиты металла. На «Крещатике» уже ждут сварщики. Разгружаем металл. Женщина возле нас смотрит, как мы берем по два рельса, говорит: «Ребята, берегите спину, вам еще коляски детские таскать по ступенькам».

Наталья Ворожбит, драматург

«Ночь была тихой. С утра поехали с Васей в супермаркет за пирожками. Наши девочки варили утренний бульон для Майдана. От нас были пирожки и одноразовая посуда. В третьем супермаркете мы их нашли. Решили ехать в Михайловский собор, почему-то решили, что туда меньше несут. По пути стали читать ужасные новости: на Майдане стреляют снайперы. Снова убитые.

Подъехали к Михайловскому. Звонили колокола. Погода была снова удивительно яркой, солнечной. Людей в Михайловском очень много. Продуктов тоже. Список нужных лекарств висит при входе в храм.

В трапезной монастыря расположилась хирургия. Прямо туда несут раненых и оперируют, так как из городских больниц их забирает милиция.

Мне нужно было ехать к стоматологу в 13.00, перед этим — на вокзал за передачкой от тети из Миргорода. Когда я уходила — колокола звонили гимн Украины. Через пять минут после моего отъезда снайпер начал стрелять возле Михайловского собора. Попал в шею девушке-медику.

Я забрала передачу, конечно же, с пирожками. Еще там были сало, курица, индейка и паштет. Птицы порезаны, и кусочки подписаны. На курином крыле написано «куриное крыло». В стоматологии все смотрели «5 канал» и говорили «ужас». После стоматолога я поехала получать деньги в агентство по авторским правам. На двери агентства было написано: «В связи с ситуацией в стране выдача денег производиться не будет». Окей.

Я поехала на Майдан. Там я какое-то время складывала булыжники по мешкам, потом участвовала в передаче кирпичей на баррикады. Надо сказать, что желающих делать всю это работу было больше, чем кирпичей и булыжников. За изготовление коктейлей Молотова я не взялась. У меня с химией плохо. Поэтому подключилась к группе друзей, которые готовили и раздавали чай и кофе. Чай и кофе делали в квартире польских журналистов, которую они снимали, — прямо с окнами на Майдан. Из этих окон я рассматривала сгоревший Дом профсоюзов. Прошлой ночью милиция привезла сюда водомет и поливала протестующих в тот момент, когда в профсоюзах горели люди. А сейчас под окнами в один из переходов несут накрытые носилки с убитыми. Именно здесь несколько часов назад работал снайпер.

Потом позвонила мама и сказала, что не смогла купить продуктов, потому что в магазинах были страшные очереди. А когда очереди закончились — на прилавках стало пусто. В голосе звучали истерические нотки и призыв запасаться.

Позвонила подруга из Крыма и сказала, что купила билет в Киев, чтобы сдать тут кровь для раненых. Друзья из России и Америки спросили номер счета, чтобы перевести денег. За эти дни мне предложили бежать в Лондон, в Польшу, в Черногорию и в Москву. Хотелось согласиться«.

21 февраля

Юля Зиновьева, сотрудница Национального художественного музея Украины

«Вечером накануне подруга просит распространить информацию про то, что на Майдане пропал ее друг. Я распространяю. Утром она звонит и говорит, что он в морге на Оранжерейной. А может, и не он. Будут ехать опознавать. Нескольких моих парней убили, когда проходили баррикаду на Грушевского. Пытаюсь дозвониться парню, он был в самообороне, телефон не отвечает. Другому дозвонилась: все очень хорошо, живой. Сейчас побежал посмотреть, все ли в порядке с музеем. Радикал он.

Очень хочу пойти в свой музей. У меня отпуск вроде, но я всегда в отпуске в музей хожу. На Грушевского все покрыто копотью, возле «Научной мысли» цветы в память о погибших. Подхожу к баррикаде, ее укрепляют, носят шины. Показываю удостоверение и прошу пропустить на работу, парень в каске и бронежилете отдает меня под опеку другому парню в каске и бронежилете, чтобы провел через баррикаду. Посмотрела на музей, ступеньки в копоти, мусор от вэвэшных палаток. И запах от их жизнедеятельности. Дальше объятия с уставшим от постоянных ночных дежурств директором, которая предупредила, что мир — штука неустойчивая и можно попасть в музей и долго уже отсюда не выйти. Проверила, как там цветы, помыла после эмчеэсников чашки и пошла назад на Майдан.

Звоню подруге вечером. Она с мужем будет везти тело друга домой. Ребенка отправила к своим родителям. Я никогда не слышала ее такого голоса. Она видит тело и не верит в смерть».

Алексей и Мария, менеджеры

«Проснулась от звонка отца, он работает у нас в компании главным по безопасности. Генерал-майор милиции на пенсии. Он позвонил, сказал, что на улицах автоматчики, что все перекрыто и женщины коллектива должны остаться дома.

Я позвонила помощнице, она сообщила всем, чтобы никто не шел на работу.

Потом мы позавтракали пшенной кашей и сосисками, выпили «Неспрессо» и поехали в офис. Нужно было взять документы в сейфе и решить вопрос в банке с начислением зарплаты сотрудникам. Банк закрылся, когда я была уже внутри. Касса пустая, банкомат пустой.

Разболелась голова, решила рядом с банком зайти в аптеку, но и там закрылись перед самым носом. Я позвонила всем близким людям, записала их городские телефоны на всякий случай. Мама побежала в банкомат пытаться снять деньги. Папу я попросила добыть бронежилеты и шлемы.

Сын моего инвестора, который живет в самом центре, решил уехать жить на дачу за 40 км от Киева.

Звонил друг, у которого дом под Киевом, — говорят, что ближайшие села начали громить титушки. Они формируют отряды для защиты поселка.

Мне хочется одновременно прижаться к маме и чтобы она погладила меня по голове — и в то же время мне хочется быть на передовой.

Прошла новость, что европейские министры вышли от Януковича и уехали, ничего не сказав журналистам. Это плохо. Мы тут все стали невольными аналитиками. Любая новость — пища для выводов.

Мы вчера купили два лома и две ручки от топоров для защиты от титушек и ментов.

Только что перезвонили из областной больницы — они готовы принимать любой тяжести травмы, в том числе огнестрел.

Все крупные частные клиники бесплатно оказывают помощь пострадавшим майдановцам. В «Чебуречной» на Майдане сделали операционную. В холле Главпочтампта госпиталь».

Ната Гончарова, бариста кофейни Yellow

«У моего друга небольшой магазин оргтехники — ночью его вскрыли. Рядом в обычном режиме работает кофейня. Прохожие смешались — кто-то вырядился по всем канонам весеннего лука (достаточно тепло на улице), кто-то в экипировке и шлеме... Это был единственный день, когда мы открыли кофейню для посетителей во второй половине дня. Ко мне пришла сестра. Все эти дни она посвятила революции, она волонтер. Ее белые колготки окрасились в серый, а руки были в саже. Говорит, что ночью укрепляли баррикады. Вскоре она еще на пару часов уйдет на Майдан, но, вернувшись, будет сидеть и плакать — она видела много раненых и много трупов… А ее парень, боец первой сотни, запретил ей появляться в эпицентре событий.

К вечеру запускают метрополитен, но становится страшно, и я беру такси. Вечером традиционно лента фейсбука . С архивными фотографиями, на которых еще живые они».

Наталья Ворожбит, сценаристка

«Детский сад почему-то закрыли, хотя метро уже работало. Вася напрасно свозил ребенка туда и обратно.

В одиннадцать я поехала к одной актрисе домой, она живет на Прорезной (100 метров от Майдана). Туда пришли еще другая актриса и ведущая одного из интернет-каналов, который всю революцию освещал события прямо с Майдана. По скайпу мы давали интервью для литовского телевидения. Ну как интервью. Это был пламенный многочасовой монолог двух актрис в основном. Обе горячие революционерки. У Лены на тот момент проживало четверо ребят из самообороны Майдана. Все они с юга Украины, с иронией называют себя русскоговорящими украинскими националистами. Вторая актриса провела много часов под судами, борясь за освобождение арестованных студентов. Ну и бульоны-чаи, само собой. С ней мы отстояли ночь с 10 на 11 декабря, когда был первый штурм Майдана.

После интервью спустились с Прорезной на Крещатик, вошли на Майдан. Была пятница. Было солнце. Взрывались фейерверки. Многих передергивало от этих звуков — другие ассоциации. Люди обнимались и что-то явно праздновали. Что? Что случилось, люди? Кто-то сказал, что Янукович подал в отставку. Этого, конечно, не могло быть. Но я на минутку поверила, всплакнула на радостях. Конечно, это оказалось неправдой, репетицией реакции на отставку. Но настроение почему-то было другое. Куда-то делся вчерашний ужас. В Верховной раде наконец собрались депутаты. Проголосовали против ввода чрезвычайного положения и за вывод военных из Киева.

На сцене Майдана прозвучало знаменитое выступление сотника. Он очень убедительно сказал, что, если Янукович до утра не подаст в отставку, они с оружием пойдут на захват. Лидеры оппозиции стояли рядом на сцене и выглядели жалко. Сотник сказал, что, после того как уберут Януковича, они (Майдан) будут разбираться с оппозицией, по чьей вине тоже погибли люди.

Потом я поехала к дочке. Все эти дни она была у бабушки. Она научилась выговаривать букву Р. Рычала без остановки, как маленький тигрик».

Роман, программист

«Некоторые рестораны и магазины не только в центре, но и в других районах решили от кого-то защищаться и заколотили двери-окна фанерой, закрыли тканью и написали «Ремонт». Вероятно, эти люди боялись, что за ними придут, но никто не пришел. Таких заведений было немного, нормальные старались работать и не закрывались.

Старался все такие места запомнить — туда я больше ходить не буду».

Андрий Андрушкив , старший специалист по коммуникации ВБО «Всеукраинская сеть ЛЖВ»

«Утром начинаю поиски металлобаз. Многие не работают. Находим нужный металл, делаем заказ на 60 ежей. В банке забираю несколько переводов от разных друзей с Украины и из-за границы. Приезжаем на базу, платим деньги и ждем грузовик для сопровождения от ЦВК с другом Ростиславом. Ростик читает твиттер, возле нас на площади сельскохозяйственная ярмарка, гуляют дети. Едем в строительный гипермаркет за удлинителями для сварочных аппаратов — где-то в 7 километрах от Майдана другая жизнь. Там полная стоянка строительного гипермаркета, люди дотошно выбирают люстры и плитку, пока мы ищем нужный удлинитель. Ждем грузовик с металлом и наблюдаем, как множество автобусов с военными уезжают прочь от правительственного квартала. Ростик читает твит о том, что «Беркут» и солдаты внутренних войск покидают улицы Грушевского и Институтскую.

На Майдан уже сложно проехать по Крещатику — людей и техники невозможное количество. Сварщики начинают варить, а мы опять растаскиваем ежи к баррикадам. По дороге наблюдаем, как майдановцы сами чистят биотуалеты, не брезгуя даже такой работой. Проходя сквозь толпу, у сцены попадаем на панихиду. В этот раз не было уже того эмоционального ступора, как днем ранее. Люди плачут, мужчины и женщины, старики с закопченными лицами и бабушки в платках, студентки и ребята в камуфляже и касках со щитами, многотысячная толпа начинает реагировать на то, что случилось здесь 30 часов назад. Мы отнесли последнюю партию ежей к баррикаде на Институтской, и тут из колонок зазвучала народная песня «Пливе кача» (песня-диалог матери и сына, который уходит на войну). Я прошу Диму подождать, я просто не могу дальше идти. Стою и смотрю, как несут в толпе очередной гроб. Беру такси, чтоб ехать за принтером и ноутбуком для листовок. Водитель спрашивает, был ли я здесь в последние дни, говорит, что везет бесплатно».

22 февраля

Лика Бугаева, музыкант

«Сегодня у меня день рождения. Если бы не родные, я бы и не вспомнила. Отмечать не было не то что желания, а даже и мысли. Ко мне сюрпризом приехали друзья из Питера. Привезли замечательную книгу о Ван Гоге и цветы.

Сегодня стало известно, что «наш» президент сбежал и больше он никакой не президент! Когда мы это узнали — выпили за всех, кто боролся. Я понимаю, что праздновать рано, да и душа до сих пор болит по ребятам, которых уже не вернуть.

Мы очень быстро оделись и пошли на Майдан. Сегодня отпевали всех, кто погиб. Я сквозь слезы повторяла: «Герої не вмирають! Герої не вмирають! Герої не вмирають...»

Все было заставлено свечами, в воздухе был привкус воска, дыма и горя. Вокруг было море цветов. Впервые за все время пошел дождь... Этот день обрел неимоверное количество смыслов. Сегодня страна становится независимой. Сегодня родилась нация.

Между тем недалеко от Киева, в поселке Межигорье, открылся новый развлекательный центр — самый дорогой в стране. Вы можете там побывать абсолютно бесплатно. Разрешается трогать экспонаты: пиратский корабль в озере, музей ретроавтомобилей, настоящие греческие колонны, золотой батон и многое другое».

Наталья Ворожбит, драматург

«День начался сообщением о том, что Янукович улетел в неизвестном направлении. И о том, что открыли Межигорье. И что туда пускают всех желающих. Я ехать не могла, нужно было писать статью для «Гардиан» про Майдан, а потом везти маму с дочкой к тете в Миргород.

Приехала подруга из Крыма сдавать кровь. Ожидала увидеть осажденный город, под пулями пробираться к моей квартире. Вместо этого помчалась с журналистами «Дождя» на Межигорье. Я завидовала и за стремительно развивающимися событиями следила в интернете. Рада принимала все новые и новые законы. Объявили импичмент Януковичу, проголосовали за освобождение Тимошенко. Тут же освободили. Уже вечером обещали ее в Киев на Майдан.

Весь день прощались с убитыми на Майдане. Я очень хотела там быть, чтобы до конца прочувствовать, чтобы умыться слезами. В этом желании было что-то плохое, это как желание ощутить катарсис во время спектакля. Но это же не спектакль, актеры не встанут из гробов и не разъедутся по домам.

Не помню, как и о чем написала статью. Был явно не лучший день для этого.

Я не повезла своих в Миргород. Вася посадил их на поезд, и через два часа они, счастливые, звонили из параллельного измерения. У друзей, с которыми я общалась, изменился темп речи: кто-то стал говорить очень медленно, а у кого-то, наоборот, в три раза возросла скорость. У всех было какое-то измененное состояние.

Вечером поехали смотреть на приезд Юли. Мы подошли как раз в тот момент, когда ее нога, так сказать, первый раз ступила на землю Майдана. Скромно подъехала, кортеж из нескольких машин. Поприветствовали ее радостно, но спокойно. Смешные комментарии людей типа «ой, яка ж вона маленька». Повезли в инвалидном кресле к сцене. Гроб со сцены вынесли, Юлю занесли. Они едва не коснулись друг друга. Момент, когда шоу переходит в иное качество. Ее зачетное вполне выступление перебивали крики: «Медиков!» — внизу все время кому-то становилось плохо. Она терялась. Люди обсуждали ее желтую нелепую косу, ждали, чтобы просила прощения. И она сказала: «Я хочу попросить прощения». В этот момент снова позвали медиков. Повисла драматическая пауза. И потом она продолжила тоном прокурора: «Я хочу попросить прощения за всех политиков...» Все сказали «фу». Потом вышел Луценко и стал всех благодарить: казаков, женщин, «Правый сектор», запад и восток Украины. Было ощущение конца корпоратива.

Мы пошли в «Куппер» и стали там жестко пить с прекрасными журналистами с «Дождя». Там было полно российских журналистов. Был мой любимый Бабченко, чьи репортажи я бесконечно постила у себя на странице. Были мерзавцы с телеканала «Звезда». Минут двадцать общения я тщетно пыталась найти в них хоть что-то располагающее. Не нашла. Их туда явно набирают по определенным человеческим качествам. Уборщица «Куппера», женщина с усами, стала поздравлять мужчин с 23 Февраля. Это было дико.

Не помню, как и когда вернулась домой. Кажется, у меня ночевала вся компания«.

Андрий Андрушкив, старший специалист по коммуникации ВБО «Всеукраинская сеть ЛЖВ»

«Всю ночь и полдня температура 38,6. Скушал таблеток и уехал печатать листовки. Звонит друг Назар из самообороны и говорит, что нужны ребята для ночного патрулирования города на машинах. Во время патрулирования все чисто, я периодически проваливаюсь в сон. Останавливаемся возле Киево-Печерской лавры, там активисты и самооборона стоят живым щитом, чтобы не дать увезти из лавры мощи и иконы».

Андрей, топ-менеджер

«Самый младший из погибших — 1994 года рождения. Средний возраст — 35–38 лет. У большинства — дети. У двоих — беременные жены. В глазах тех, кто на Майдане, — ярость и отчаяние.

Обходим весь периметр. Слева работает сувенирная лавка. Справа — сбор денег на амуницию и оружие для сотников Майдана. Большинство мужчин в