Вирус войны

Война подобна болезни. Что-то вроде эпидемии, охватывающей огромное множество людей.

И как больной в начале болезни не может представить себе отвратительных симптомов, которые вскоре станут его повседневностью, так и люди, охваченные вирусом войны, не могут представить себе поначалу, до какого скотства вскоре опустятся.

В начале войны большое число людей бывает увлечено какой-нибудь сверхидеей, которая на трезвую голову показалась бы странной, если не сказать бредовой, но в начале войны странной не кажется.

Армия, начинающая войну, всегда бывает очевидно сильнее. Сопротивление силам этой армии кажется безумием. Нападающей стороне кажется, что никакого сопротивления не будет, потому что сопротивление очевидно невозможно. И хорошо, если так.

Но часто среди людей, подвергшихся нападению, находятся какие-нибудь герои, фанатики или безумцы. Они сопротивляются и имеют успех, потому что никто из нападавших не ждал сопротивления. Эти безумцы благодаря своим подвигам, действительным или мнимым, обретают популярность среди людей, подвергшихся нападению, и сменяют на руководящих постах разумных своих предшественников.

Тут война выходит на новый виток. Воюют уже не ради первоначальной бредовой сверхидеи, а чтобы выжить и отомстить за погибших товарищей.

Люди довольно сильно меняются в ходе войны. Если человек не погиб в первые дни, он фантастическим образом научается выживать под пулями. А для этого по-другому движется, по-другому разговаривает, по-другому спит, даже ест по-другому. Меня, например, на войне всякий раз удивляло, сколько же люди могут есть чеснока и лука. Нельзя же есть луковицу как яблоко, а они едят.

Большинство людей переживают войну как травму. Но появляются и псы войны — люди, которые получают от войны удовольствие. Разговаривать с этими людьми так же трудно, как трудно разговаривать с наркоманом. Они не боятся смерти, не испытывают жалости ни к кому, включая себя. У них меняется концепция времени: в их представлениях о жизни нет никакого будущего, они живут одним днем. И потому не могут представить себе, что война когда-нибудь кончится.

Из числа псов войны, как правило, появляются и люди, умеющие зарабатывать на войне. Контрабанда, наркотики, торговля оружием, торговля пленными — не существует никаких моральных ограничений. Тратить заработанные таким образом деньги эти люди могут самым странным образом — например, строить СПА посреди военного лагеря или строить себе дворцы посреди фронтовой разрухи. Удивительным образом никто из них не думает, что завтра наступит завтра и дворец будет захвачен или уничтожен обстрелом. Никакого завтра.

Ужасы войны странным образом обретают какую-то болезненную привлекательность. Всякий раз, оказываясь вблизи военных действий, я поражался той подробности, с которой люди рассказывали мне, как именно танкист сгорел в танке до состояния угольного чурбачка, как именно измазался пленный в яме своими испражнениями и рвотными массами. Я не знаю, почему люди рассказывали мне все это и почему старались показать. Мне кажется, что, смакуя физиологические подробности плена и смерти, эти люди пытались дать мне понять, что жизнь на войне настоящая, а вне войны фальшивая.

Совершенно поразительно меняются на войне женщины и дети. У них развивается что-то вроде стокгольмского синдрома. Они привыкают к насилию и оправдывают войну.

Война заканчивается примерно как заканчивается болезнь — проходит. Я читал в книжках про то, что бывают военные победы, что армия-победительница входит в город, что население встречает ее цветами… Но сам я никогда такого не видел. Мне кажется, современная война оканчивается тем, что от нее устают. Люди, которым удалось выжить, вдруг устают от войны. И принимают любые условия от кого угодно, лишь бы война закончилась.

Валерий Панюшкин, «Сноб»