Казус исполнителя

Столица переезжает в Печи?

На Николая Статкевича на границе надели наручники. Его не арестовывали, нет. Ему не запрещали выезд из страны. Просто заковали в наручники и час продержали запертым где-то в подсобке пограничного перехода «Лоша». А потом – освободили. Не объяснялись, не извинялись – просто отпустили. И даже имен своих, заковывая в наручники, не назвали, - только номера собачьих жетончиков. Они и друг друга, наверное, лишь по номерам различают.

А подростков из могилевского спецучилища, пытавшихся сбежать, дружно и с задоринкой избивали охранники. Заводили по одному в комнату без видеокамеры и били втроем. Один из подростков в больнице с переломом позвоночника. Когда парня увозили в больницу, избивавший его охранник сказал: запомни, это лишь начало.

Но это не начало – это продолжение. Вспомните: рядовой Александр Коржич незадолго до смерти рассказывал маме, что цена жизни в Печах – 15 рублей в день. Будешь платить – будешь жить. Сомневаюсь, что отобранные у рядовых деньги забирали себе на пиво «деды» - цепочка явно шла доверху, к командованию, а схема до убийства Коржича работала без сбоев. И не только в армии, кстати.

Все это – только последние новости белорусских информационных лент. А помните прошлую новогоднюю ночь, когда милиционер выстрелил в минчанина, явившись к нему домой? А столинского милиционера, который избил девятилетнего мальчика? А суд над Иваном Барбашинским в Слуцке, когда на заседание обвиняемого привели не только в наручниках, но и на цепи, как бешеного пса? А смерть Игоря Птичкина в СИЗО? А пытки электрошокером арестованных по делу «Белого легиона»?..

Когда жена Николая Статкевича Марина выложила в Фейсбук фотографию мужа в наручниках на границе, мне почему-то сразу вспомнилось 19 декабря 2010 года. В милицейской машине, которая увозила меня в тюрьму, по рации звучало: «Команда на задержание Статкевича! Команда на задержание Статкевича!» Вот оно, ключевое слово того времени: команда. Они все делали исключительно по команде. Сами – даже не чесались. Ждали приказа. Пытки, издевательства, приговоры, этапы, убийства – только по команде. Никакой самодеятельности, инициатива наказуема.

Команды передавались по цепочке молниеносно и поступали к исполнителям с самого верха. Некто по фамилии Лукашенко тогда решал все: какой приговор кому из революционеров впаять, кого пытать, в какую колонию отправить, сколько дней держать на этапе и сколько – в карантине, как пытать и чем угрожать. Все остальные были лишь мелкими почтальонами между ним и исполнителями.

Стоит ли удивляться, что за время следствия по делу декабристов белорусский рубль подешевел втрое, а за валютой выстроились очереди? Если человек, назначивший себя вождем, круглосуточно думал лишь о том, кого в другую камеру перевести, кому провокатора подсунуть, о ком по телевизору рассказать, а все остальные были заняты либо исполнением, либо передачей команд по цепочке, - у рубля шансов не было вообще.

Впрочем, тогда это касалось только политических заключенных, оппозиции, врагов Лукашенко. Над всеми остальными гражданами издеваться разрешалось без команды. Но – с оглядкой на начальство. Но - не высовываясь, чтобы это начальство не подставить. Но – опасаясь огласки. А теперь все изменилось.

Главное, что произошло за семь лет после того 19 декабря, - отмена приказов. Теперь всякому вертухаю, вохровцу, милиционеру, вахтеру, исполкомовцу дозволено все. Он больше не должен ждать команды, он волен поступать в полной гармонии с собственными инстинктами. И если инстинкты говорят «бей! грабь! убивай!» - значит, можно не спрашивать разрешения. И даже заботиться об отсутствии огласки больше не нужно. Можно всё. Танцуют все. Столица переезжает в Печи. Шелупонь празднует триумф.

Николая Статкевича держали в наручниках на границе просто потому, что этим, с жетончиками вместо имен, так захотелось: «А чё, прикольно!» Они спокойно позволили Марине Адамович сфотографировать Николая в наручниках и выложить фотографии в Сеть. Они не опасались огласки. Им просто было весело. И радостно сознавать, что все можно. Никто не рявкнет, не запретит, не осудит.

Вот только те, кто позволяет шелупони развлекаться безнаказанно, не понимают, что этот бесшабашный оголтелый беспредел однажды сметет их самих. Миг – и ты уже в наручниках среди веселящейся челяди. Ведь точка бифуркации – это мгновение. В ней нельзя застыть, как муха в янтаре, на века. На века можно застыть разве что в гробу. Хотя и гроб не всегда спасает. Вспомните, как глумились над мертвым Каддафи вчерашние преданные муаммаровцы.

Ирина Халип, специально для Charter97.org