Плевки в вечность

Русский язык для белорусов – функция, а белорусский язык – ценность. 

Споры между теми, кто упорно цепляется за русский язык как язык современных белорусов и защитниками белорусского языка дошли до своего апогея.

Юрист из Славгорода Артем Агафонов бросил вызов активисту из Гомеля, известному защитнику родного языка Игорю Случаку.

Агафонов осмысленно и намеренно пошел на провокацию, оставив в соцсетях следующую запись, адресованную Случаку: «Белорусский язык – мертвый. Говорю специально для тебя. Теперь попробуй меня засудить. Принимаешь вызов? Или только против детей способен геройствовать?».

Этому предшествовала попытка Случака наказать подростка, который тоже высказался про «мертвый язык». Случак написал заявление с требованием наказать. Но потом выяснилось, что парень болен раком, раскаивается, и мама очень просила его простить… В итоге развернулась горячая дискуссия: прощать – не прощать? Может ли болезнь служить оправданием и смягчающим обстоятельством или закон один для всех?

И надо ли наказывать ресторан за незнание слова «гарбата»?

И могут ли штрафы за оскорбление белорусского языка помочь его популяризации?..

Лично я – против белорусского талибана, какие бы благородные цели он ни преследовал. Но я за то, чтобы белорусский язык стал единственным государственным языком в нашей стране.

Этот текст специально пишу по-русски, чтобы доводы услышали и наши русскоязычные сограждане, и наши русскоговорящие советчики.

Доводы, в общем-то, не мои. Они принадлежат прекрасному белорусскому философу Валентину Акудовичу. Но поскольку не все имеют счастье лично общаться с гениями, и не все имеют силы понять их книги и статьи, рискну изложить аргументы в собственном упрощенном понимании.

Русский язык в Беларуси это действительно язык общения, признает Акудович.  Для Беларуси он имеет функциональное, прикладное значение. Но все великое, ценностное, сформировавшее белорусов как народ; все самое значимое в национальной истории, культуре, литературе, философской мысли; все, что дает белорусскому государству право существовать как самостоятельное государство, было сформулировано и написано именно по-белорусски, на белорусском языке.

Таким образом, мы оказались в ситуации, когда русский язык для белорусов – функция, а белорусский язык – ценность. 

Вот у вас в доме есть стиральная машина. Она красивая, удобная, современная, и даже, скорее всего, не дешевая.  Классная вещь! Но не более.

И у вас же в доме есть икона – старинная, намоленная поколениями предков, выцветшая, покалеченная временем. Гвозди ею забивать не будешь, селедку на ней не нарежешь, сальца не настругаешь. Но вот именно эта икона –  ценность.  Потому что когда-то ваша прапрабабушка благословляла это иконой прабабушку, чтобы выжила в болезни и голоде; а потом прабабушка – вашего дедушку, чтобы сына обминули пули на фронте; а потом икона оберегала ваших папу-маму; а потом терпеливо и милосердно охраняла вас…

Кто решится выбросить икону и поставить вместо нее дешевого китайского болванчика, хотя он совсем новенький и весело-красиво блестит? В здравом уме – никто!

А вот пошарпанную стиральную машину, диван, телевизор – с легкостью выбросим. И правильно сделаем, и купим новый, и нет проблем все это заменить, никакой трагедии, никакой катастрофы.

Разница между ценностным и функциональным, надеюсь, понятна.

Если у тебя в доме есть икона, то перед ней можно молиться, а можно не обращать на нее внимания, от этого она менее ценной не становится. Тем более что где-то на подсознании, в подкорке, ты все равно знаешь, что она у тебя есть. Что есть нечто неведомое, хранящее и оберегающее тебя. 

Можно верить, можно не верить, можно понимать или не понимать ценность. Но плеваться зачем?

Артем Агафонов, зачем плеваться в то, что вашему уму не подвластно? 

Светлана Калинкина, Народная воля