29 сакавiка 2024, Пятніца, 18:07
Падтрымайце
сайт
Сім сім,
Хартыя 97!
Рубрыкі

В Минске прошла дискуссия «Зал славы беларускай літаратуры: хто нашыя геніі?»

В Минске прошла дискуссия «Зал славы беларускай літаратуры: хто нашыя геніі?»

Кто решает, как туда попасть, а кому вход запрещен?

Кто решает, какие произведения белорусской литературы являются классикой, а какие нужно забыть как страшный сон? Нужно ли включать в канон произведения, написанные о Беларуси, но на других языках? Об этом и многом другом шла речь на дискуссии «Зала славы беларускай літаратуры: хто нашыя геніі?». Самое интересное — в материале tut.by.

Фото предоставлено организаторами

«Почему Бахаревич? Потому что он классный!»

Белорусскую литературу часто сравнивают с «домом на острове» — по аналогии с образом из романа «Люди на болоте» Ивана Мележа. Мол, мы существуем в своем закрытом пространстве, по своим, понятным только нам законам, и процессы, происходящие здесь, никакой логике мирового сообщества не подчиняются.

В начале лекции присутствующих просят назвать любимых белорусских авторов. Звучат имена M. Из наших современников — Альгерда Бахаревича, Владимира Некляева и Алеся Рязанова. Почему же аудитория назвала именно эти, а не другие имена? В чем логика?

По мнению кандидата филологических наук, заведующей кафедрой иностранной литературы филфака БГУ Анны Бутырчик, в целом выбор аудитории легко объясним.

— Нацыянальную літаратуру мы засвойваем перадусім праз школьную праграму. У гэтым спісе ёсць абсалютная класіка, прадстаўнікі славутай тройкі - Багдановіч, Купала і Колас. Гэта тыя аўтары, з якімі найперш атаясамліваецца першапачатковае ўяўленне пра беларускую літаратуру. Многіх аўтараў вывучаюць у школе і ва ўніверсітэце. Але адкуль тут з’явіліся Караткевіч і Стральцоў, твораў якіх не так многа ў праграме па літаратуры?

Анна Бутырчик
Фото предоставлено организаторами

Как посетители лекции объяснили свой выбор? Горецкий — потому что дал голос героям Первой мировой войны, его проза не хуже, чем у Ремарка; Богушевич — потому что защищал белорусский язык, а Бахаревич — просто «потому что он классный».

Но в то же время слушатели не сразу назвали Василя Быкова и только после нескольких подсказок начали вспоминать имена женщин-писателей — Светланы Алексиевич,Вальжыны Морт и Юли Тимофеевой.

— Літаратурны канон змяняецца і залежыць ад пакалення чытачоў. Кожнае пакаленне канкрэтызуе яго для сябе пэўным чынам. І калі казаць пра беларускую літаратуру, то сітуацыя не вельмі натуральная. У пачатку ХХ стагоддзя канон вызначала нацыянальная эліта — пакаленне «нашаніўцаў». Яно выбрала для сябе арыенцірам Францішка Багушэвіча, вельмі спецыфічнага аўтара, з якога пачалася імітацыя: мы нацыя сялян, мы нецікавыя, — говорит Марина Козловская, кандидат филологических наук, заведующая кафедрой белорусского языка и литературы Лицея БГУ.

По ее мнению, Богушевич создал стереотип «вясковасці нашай літаратуры». Его же традицию продолжил Янка Купала, который также выбрал образ поэта — деревенского мужика.

В 1920−30-е годы литература стала способом формирования мировоззрения, инструментом выражения классовой борьбы. Тогда развивается метод соцреализма как единственный правильный и возможный, создается Союз писателей. С тех пор и до нашего времени литературный канон складывается прежде всего из лауреатов официальных государственных премий, а формирует этот канон и выстраивает иерархию в основном государство (в том числе и через систему образования).

— Колькі ідэалагічных «каткоў» прайшліся па нашай літаратуры. Але чытацкі выбар усё роўна супадае з самымі важнымі пісьменнікамі свайго часу. Можна толькі палепшыць падручнікі, выбраць больш прэзентабельныя творы. Пасля іх прачытання дзеці перастануць цурацца беларускай мовы, а наадварот будуць разважаць пра тое, што беларуская мова — модная, а беларус — не абавязкова ў лапцях, а сама літаратура існуе паміж вёскай і партызанамі, — отметил поэт и переводчик Андрей Хаданович.

В то же время белорусские писатели часто интуитивно осваивали передовые литературные методы. Например, Кузьма Чорный в своих романах использовал популярное в то время течение сознания, да и всю прозу этого автора иногда справедливо сравнивают с произведениями нобелевского лауреата Джона Стейнбека. А ранняя поэзия Констанции Буйло не уступает по образности стихам звезды «века джаза» американки Эдны Миллей.

Анна Бутырчик видит большую проблему в разделении между белорусской и мировой литературой.

— Насамрэч, гэтага падзелу не існуе. Беларуская — частка сусветнай літаратуры. Я вельмі люблю пытацца ў студэнтаў, ці з’яўляецца Шэкспір ці Рэмбо, перакладзеныя на беларускую мову, часткай нашай літаратуры. Твор, перакладзены на нашу мову, — частка беларускай рэчаіснасці".

«Поляки понимают „Шляхтича Завальню“, но считают менее значимым произведением, чем белорусы»

Андрей Ходанович
Фото предоставлено организаторами

Действительно, литературу часто «измеряют» языком произведения. Мол, Светлана Алексиевич пишет по-русски — значит, ее нельзя считать белорусским автором. Но ведь в истории нашей литературы хватает примеров, когда произведения, написанные на другом языке, по своей сути, материалу и ментальности оказывались очень даже белорусскими. В качестве примера участники лекции вспоминают творчество Яна Борщевского, Адама Мицкевича и всего поколения филаматов и филаретов (Томаша Зана, Яна Чечота), которые писали по-польски, или Миколы Гусовского, чьи произведения создавались на латыни.

Любопытно, что сами поляки понимают «Шляхтича Завальню» Борщевского, но считают менее значимым произведением, чем белорусы.

Марина Козловская предлагает свой критерий для определения того, «наша» эта литература или нет.

— Тут важная перадусім не мова, а тое, пра што гэты тэкст нам гаворыць, што ён у нас адкрывае.

Да, в каждой литературе формируются так называемые архетипы национальной культуры, понятные и читаемые только на этой территории и именно этим народом. При этом в литературоведении сегодня модно изучать текст одной национальности и страны в контексте восприятия авторами из других стран.

К сожалению, в мировой литературе не хватает так называемого белорусского текста. Например, в США о Беларуси узнают из произведений о Ли Харви Освальде, предполагаемом убийце Джона Кеннеди, он некоторое время жил в Минске, в уже знаменитом доме на Коммунистической. А вот современный чешский писатель Яхим Топол написал роман «Цех дьявола», который наполовину состоит из рассказа о путешествии в Беларусь. Он показал нашу страну очень мрачным музеем войны, с цитатами из книги Адамовича, Брыля и Колесника «Я из огненной деревни».

Существует и другой пример, когда иностранцы интересуются белорусским языком и литературой. Восхищение вызывает пример испанки Анхелы Эспиносы, которая изучает белорусистику в магистратуре и пишет стихи по-белорусски; Томаса Вайлера, который переводит нашу прозу на немецкий язык и тем самым вводит произведения белорусских авторов в европейский контекст; англичанина Арнольда МакМилина, написавшего не одну научную монографию о нашей «литературе в холодном климате».

«Каждый создает себе канон — и это круто»

Марина Козловская
Фото предоставлено организаторами

— Калі мы вывучаем літаратуру ХХ стагоддзя, спіс аўтараў і твораў цалкам сфарміраваны, ён ужо класічны і ўнармаваны, — рассуждает Анна Бутырчик. — Але калі гаворка ідзе пра ХХІ стагоддзе, то абазначаецца толькі нейкая тэндэнцыя развіцця (напрыклад, развіццё метарамана ці рамана пра раман) і падаецца спіс з 10−15 аўтараў і кніг. Што чытаць і вывучаць — студэнт выбірае на свой густ. Гэта сапраўды неабсяжнае поле.

С ней согласна и Марина Козловская:

— Постмадэрнісцкая сітуацыя, у якой мы жывём сёння, у прынцыпе адмаўляе іерархію, і выбудоўваць той канон па тых законах, па якіх існавала класіка, сёння вельмі складана. Вельмі цяжка казаць пра канон сучаснай літаратуры.

Но попытки создать этот канон все же существуют. Например, с помощью присуждения литературных премий. Уже несколько лет короткий список премии имени Ежи Гедройца, которая присуждается за лучшую книгу прозы или эссеистику, является ориентиром для читателя в поиске ответа на вопрос, что выбрать в книжном магазине. А сейчас на сайте премии «Кніга году» проходит народное голосование, где каждый читатель может выбрать из предложенного списка авторов, тройку своих фаворитов за 2017 год. И, кстати, подход к формированию собственного списка авторов используется и в академической сфере.

— Тое, што мы назіраем зараз у літаратуры, — гэта вяртанне ў нармальнае рэчышча, то бок у рэчышча поліфаніі: кожны, хто лічыць сябе суб’ектам, які ўспрымае літаратуру, можа для сябе складаць канон. І гэта вельмі крута, гэта дазваляе адначасова функцыянаваць абсалютна розным сістэмам, — рассуждает Марина Козловская.

Да, дискуссия очередной раз подтвердила: наши писатели сегодня менее зависимы от воли государства, литературные премии присуждаются чаще всего независимым жюри и финансируются частными инициативами или зарубежными спонсорами. Для того чтобы стать любимцем, автору не обязательно быть обласканным властью и гордо носить звание «народного». Но все же факт остается фактом: «Создание имиджа белорусского автора — дело рук самого автора», а читателю все так же сложно представить, что однажды на билбордах просто на улице можно будет увидеть портрет любимого писателя и рекламу его нового романа.

Напісаць каментар

Таксама сачыце за акаўнтамі Charter97.org у сацыяльных сетках