29 сакавiка 2024, Пятніца, 18:21
Падтрымайце
сайт
Сім сім,
Хартыя 97!
Рубрыкі

На что обречена Москва

4
На что обречена Москва
Павел Казарин

Кремль действительно хотел бы договориться с Вашингтоном и Брюсселем.

Начиная с 2014 года, любая перспектива непосредственных переговоров Кремля и Запада пугает украинского обывателя: ему мерещатся в этом заговор и предательство. Да в том и штука, что эти страхи — бессодержательны.

Страхи эти бессодержательны, но не безосновательны. Москва действительно хотела бы договориться с Вашингтоном и Брюсселем. И это желание может даже стать взаимным. Но компромисс между Россией и Западом невозможен.

Вся проблема — в разных картинках реальности.

Значительная часть российской элиты убеждена, что Москва не проигрывала «холодную войну». Они считают, что распад Союза произошел не столько из-за краха советской модели, не выдержавшей противостояния с западной, сколько из-за того, что Кремль добровольно согласился присоединиться к клубу западных игроков.

По их мнению, Россия в конце восьмидесятых в одностороннем порядке решила снять нависшую над миром угрозу ядерной войны. Поэтому, по их мироощущению, Москва не проигрывала противостояние — она добровольно согласилась пойти на компромисс, и ее предали.

Предательство состоит в том, что ей не досталось места в «мировом президиуме», ее право на собственную «зону воздействия» подвергли сомнению. И вообще, ее держали в дипломатической прихожей, не пустив за один стол с ключевыми игроками.

По сути, Россия ведет себя так, будто СССР и не распадался. Вроде бы он всего лишь переформатировался, но отношения по линиям «колонии – метрополия» остались в том же состоянии. И речь сейчас именно о той реальности, которая царит в головах жителей Кремля. То, что объясняет логику их поступков.

А для Запада такой подход выглядит бессмысленным. Потому что у Запада совсем другое видение произошедшего в 1991-м.

Европа и США воспринимают крах Советского Союза как поражение Москвы в холодной войне. Как результат столкновения двух моделей, одна из которых сошла с дистанции, не выдержав конкуренции. Как крах самого права Кремля на то, чтобы считать себя альтернативой, равным.

И эта разница взглядов порождает непреодолимое противоречие.

Принадлежность к клубу победителей или к клубу проигравших дает разные полномочия. Проигравший теряет стартовые позиции, опускается в рейтинге и начинает все нарабатывать с нуля. Победитель свою позицию сохраняет и даже усиливает. Российская элита убеждена, что ее влияние на соседние страны — это естественное право, эдакая дарственная от истории. А для остального мира такой подход неясен и неестественен. Все равно, что требование боксера вернуть ему чемпионский пояс после поражения.

Когда Барак Обама описывал Россию как региональное крупное сырьевое государство, он не пытался кого-то обидеть. Он лишь описывал западный консенсус по отношению к Москве. Потому что для Запада тот факт, что Кремль не альтернатива Вашингтону — это аксиома.

Москва обречена снова и снова предлагать Западу новую «ялтинскую конференцию» — потому что видит себя в роли СССР. А Запад вынужден растерянно пожимать плечами, ведь видит перед собой страну, которая продает нефть и газ, а на вырученные деньги покупает все остальное.

Кремль убежден, что Запад хочет Россию разделить и разрушить, потому что считает себя глобальной цивилизационной альтернативой. А Запад видит в РФ источник сырья и рынок сбыта и потому искренне не понимает, зачем его нужно разрушать.

Зачем побеждать? Зачем измельчать? Что потом делать с новыми государствами, на территории которых окажутся ядерные заряды? Кому нужен хаос на границах? Сомализация одной седьмой части суши — такая перспектива пугает всех на Западе достаточно сильно, чтобы не стремиться к необратимому.

Россия всматривается в зеркало и видит там СССР. Поэтому она считает, что все вокруг тоже видят в ней СССР, пытается вести себя как СССР и рассматривает угрозы, рассматриваемые Союзом. А Запад смотрит на Россию только как на Россию, хочет возвращения докрымской модели и пытается понять, где у Москвы красная линия, которую она не отважится пересечь.

Западная правда могла бы лишить Россию фобий. Но она слишком обидна, чтобы Кремль согласился ее принять. А потому Москва и дальше будет оставаться заложницей собственной подозрительности.

«Для Атоса это слишком много, а для графа де ля Фер — слишком мало». То, что Кремль просит у Запада, могли бы предоставить СССР. Но Россия — не СССР. А потому Россия и дальше будет доказывать всем, что она — СССР.

И это будет продолжаться до тех пор, пока Кремль не достигнет вожделенного. До тех пор, пока Запад не рассмотрит в России то, чем она так отчаянно пытается притворяться. Пока он не осознает, что Москва пытается найти свои новые границы, и этот интуитивный поиск может продолжаться бесконечно. В это время Запад тоже увидит в отражении России — Советский Союз. Дооценит угрозы. Взвесит риски. И может решиться сыграть ва-банк.

И в этот момент Россия рискует обнаружить, что по степени собственной устойчивости она отнюдь не Советский Союз.

Павел Казарин, «Новое время»

Напісаць каментар 4

Таксама сачыце за акаўнтамі Charter97.org у сацыяльных сетках