За маневры — тройка с минусом

Ерунда война, главное — маневры.

Много писалось по поводу учений «Запад-2017»: на подготовительной стадии, во время учебных военных действий, после их завершения.

Писали, например, что союзники за это время успели поругаться. Мол, Путин отказался посетить Борисовский полигон, где учебная война завершалась, где по идее давались оценки и подводились итоги. Поскольку учение совместное, то ожидалось, что эту работу проведут оба главнокомандующие.

Но Путин не приехал…

Эксперты отмечают, что они не договорились по главному вопросу — какую учебную войну отвоевали их армии. Лукашенко старался представить ее как рутинное, но масштабное мероприятие сугубо оборонительного антитеррористического плана. А Путину хотелось показать миру, что Россия держит порох сухим и нанесет сокрушительный удар любому агрессору. Не только за враждебные действия, но и за возможные злоумышления. Таких потенциальных посягателей у России много, и численность их не сокращается. Поэтому для российского рефрена «Запада-2017» можно взять строфу из старой песни: «Если завтра война, если завтра в поход». В ней много героизма, она пронизана ощущением неизбежной победы:

«Мы войны не хотим, но себя защитим —

Оборону крепим мы недаром.

И на вражьей земле мы врага разгромим

Малой кровью, могучим ударом!»

Беларуси предлагается подхватить мелодию, но трагический ее исторический опыт подсказывает, что всякий раз, когда Россия наносит могучий удар, для начала бьет по нашей территории.

Эту песню, например, пели еще в начале лета 1941 года, но случилось все не так. Вообще, «Запад-2017» вызывает множество ассоциаций с событиями тех времен.

Страна пела песни и пропустила, как позже объяснили, вероломный и сокрушительный удар. А наши соседи больше вспоминают 1939 год и кошмарные для себя последствия 1945 года. Что тут говорить, если многие из них, озаботившись своей безопасностью, начинают потихоньку на месте опущенного железного занавеса возводить стены по типу Берлинской стены.

Вполне объяснимо, что такие масштабные маневры в мирное время не могли не обеспокоить европейцев. Мало ли что может случиться, учитывая непредсказуемость современной России. За последние годы Путин столько наговорил о мире, что многие опасаются, как бы ситуация не вышла из-под контроля. А эти широко разрекламированные учения как бы создают подходящий повод. И если ружье даже случайной выстрелит, быть беде. Поэтому не стоит удивляться эмоциональным заявлениям, которые звучали в Прибалтике, в Польше, в Украине, в Беларуси…

Возможно, хотят повоевать

Возможно, Беларуси, которой никогда в своей современной истории не приходилась делать выбор в пользу собственных внешнеполитических интересов, хочется даже повоевать. Но в сложившейся ситуации всякая война окажется чужой войной, антибелорусской.

Поэтому Лукашенко пригласил наблюдателей, натовских, украинских, допустил на полигоны журналистов. И не уставал успокаивать общественное мнение, что очень напоминало заявление ТАСС 14 июня 1941 года, которое убеждало всех в том, что никакой войны не будут. Мол, это англичане объявили гибридную войну, а СССР и с Германией живут в дружбе и согласии. И все это напоминало старый анекдот:

«Встречаются на советско-германской границе советский и немецкий офицеры.

Первый спрашивает второго:

— А почему это на нашей границе сосредоточенно столько германских войск?

Второй отвечает:

— Да они слишком устали на Западном фронте и перекинуты сюда в отпуск. Кстати, а почему это на нашей границе сосредоточено столько советских войск?

— А чтобы немецким солдатам ничего не мешало отдыхать, — отвечает советский офицер.»

Слава богу, как сообщают, последний эшелон российских солдат отбыл на родину. Но возникает вопрос, зачем приезжали? Отдохнуть, попить на природе водочки? Не без этого. Но пощекотать нервы, в том числе Лукашенко. Вот написал эту строчку, заглянул в сеть, и прочитал, что начальник генштаба Вооруженных Сил Украины заявил, что некоторое количество российских бойцов с командирами осталась в Беларуси, в места дислокации не вернулась.

Сколько их осталось — взвод, рота, дивизия?.. Ситуация определяется взаимным недоверием, а количественные оценки диктуются текущими интересами сторон. Стратегические интересы не рассматриваются.

Русскоязычные Пилсудский и Маннергейм

«О любви не говори, о ней все сказано», — пела Пугачева. Есть пронзительные слова и о ненависти. В этой связи хочу рассказать о встрече в декабре 1919 году в Варшаве двух политических деятелей, которым было уготовано встать национальными героями, Пилсудского в Польше и Маннергейма в Финляндии. Генерал искал европейских политиков, которые могли поддержать его план непосредственного участия финской армии в освобождении Петрограда от большевиков для передачи его законному российскому правительству. К слову, из этого ничего не вышло, поскольку генерал Юденич от такой помощи отказался, а сам город не взял.

Потому что белые лидеры относились к государствам, которые образовались после краха российской империи, очень отрицательно.

Предваряя встречу, адъютант доверительно сообщил, что к Пилсудскому можно обращаться по-русски, он любит, когда его называют Юзефом Юзефовичем. Так оно и вышло. Пилсудский начал беседу по-французски, Маннергейм по-польски заговорил о Варшаве, но Пилсудский попросил рассказать о положении в Финляндии и предложил говорить по-русски.

Впрочем, дело не в русском языке, а в «русском вопросе». По мнению Пилсудского, нужно объединить действия белых русских армий в тех странах, которые отделились от России. Но командование белых русских армий не понимает, что Россия изменилась, что Польша и тем более Финляндия не могут больше быть ее частью.

Пилсудский был уверен, что Россия погружается в хаос, который продлится до конца XX века, поэтому его не интересуют ни большевики, ни кадеты, ни монархисты. Он хотел добиться независимости Польши и от Антанты, но для этого требовалось разбить Россию. Как царскую, так и советскую.

Известно, у Пилсудского получилось то, что получилось. Благодаря его усилиям, первая (ленинская) волна мировой революции захлебнулась под Варшавой в августе 1920 года. А с другой стороны, поражает точность прогноза для большевистской России. По сравнению с идеологическим (якобы сбывшимся) бредом Ленина, рассуждения Пилсудского выглядят математическим расчетом обращения планет по своим орбитам. Конец XX века — дата точная. Что касается хаоса — это дело вкуса. С точки зрения здравого смысла, даже самый жесткий коммунистический порядок при большевиках выглядит типичным абсурдом.

«Русский мир» не вдохновляет

Это вполне очевидно, если учесть, что принципиальный разрыв с прошлым, тотальный отказ от прежнего социального порядка как единственная причина и нравственное оправдание революции, под давлением потребностей текущей политики стали замалчиваться. Взамен на щит стали подниматься будто бы всегда существовавшие в русском обществе особые ценности, нравственные преимущества «народа-богоносца» над остальными.

Впервые эта гипербола была использована Сталиным во время войны, а после стала сознательно насаждаться для удержания народа в узде, поскольку несостоятельность тотальной коммунистической инновации стала очевидной. Сегодня в России, которая «встает с колен», сталинский опыт повторяется. Но безуспешно: «русский мир» может консолидировать только русских (россиян — подданных Кремля), но не может увлечь за собой «русскоязычное население» сопредельных территорий, как это было в прошлом веке, когда расширять Союз приходилось силой. Когда по всему периметру его границ сохранился только единственный надежный союзник — Монголия.

Сейчас в союзниках остается Беларусь.

А Путин стенает по поводу исчезновения СССР, эту «геополитическую трагедию» воспринимает как личную, и пробует возродить его к жизни. Любыми способами, самый странным из которых стал «русский мир». Анатолий Чубайс сегодня не выступает с политическими заявлениями. А некоторое время назад он сочинил что-то типа манифеста, которым предрекал России превращение в либеральную империю. Мол, эффективная ее экономика притянет к себе все сопредельные и дальние страны, интересы которых будут гарантированы правовым государством.

Но Россия живет по понятиям, а ее экономика не демонстрирует убедительных темпов роста.

А поля не засеваются

И мало кто может понять боль русского человека за «свои территории». Почему? Ответ прост. Если что-то не можешь удержать, значит, не твое. И если «рук не хватает», не суетись – выронишь то, что пока остается. Как жонглер в цирке — тысячу раз подбрасывал-ловил, а в тысяче первый раз тарелочка упала. Нагнулся поднять — остальные рассыпались.

Борис Ельцин очень вольно обходился с понятием суверенитета — берите столько, сколько унесете. Но ведь это он больше для сохранения лица. Хотя его волей Россия, как это ни парадоксально, «осуверенилась» ради своих осознанных национальных интересов. Не просто так, чтобы поиграть в демократию, а чтобы отцепить от себя «братские республики», которые тогда вспоминают о своем союзном сожитии, когда нужда заставляют.

В этом нет ничего необычного — так распадаются все патриархальные семьи, и брат брату обязательно скажет: это мое. И прежде не главное становится главным. Ведь на самом деле, территории, на которых живут литовцы, поляки, белорусы, украинцы или грузины, разве они русские? Тем паче исконно русские. Если призадуматься, при такой закомплексованности любая дорога ведет в тупик. Россия уникальна, но Япония уникальна и экзотична. Тем не менее, не утратив своеобразия, она освоила признаваемые во всем мере стандарты планетарного сосуществования, которые признают за любым народом право на самобытность. А в «русском мире» самоидентификация европейца рассматривается как некий суррогат, в котором нравственный релятивизм обусловлен стремлением к получению выгоды в любой сфере, включая духовную.

На самом же деле такая этическая «всеядность» есть выражение того поворота социума (государства, общества, экономики) к нуждам и чаяниям конкретного человека, которое превращает обывателя в гражданина, осознающего свои права, интересы, свою ответственность за свои дела и поступки, за судьбу нации и страны.

Разрешили верить

Герой романа Юрия Полякова «Грибной царь» пробует определиться, как же собирается Россия «вставать с колен»: «Иногда Свирельников ощущал даже некую закономерную противоестественность того, что страна с разогнанной армией, пустыми заводами и заросшими сорняком полями, страна, растерявшая половину своих земель и неумолимо умирающая, впала в эту обжираловку». Действие относится к либеральному времени, когда в Россию хлынули нефтедоллары. Размышления Свирельникова, по мнению писателя, во многом типичны для самых широких слоев российского общества. Ведь на самом деле: «Замечтал об айсбайне величиной с капустный качан и литровой кружке упругопенного баварского пива? Обожрись!»

А поля не засеяны…

А раньше, рассуждает герой, приходилось (если при деньгах) ловчиться, всовывать пятерку швейцару, «чтобы без всякой очереди оказаться в полупустом «Арагви» или в шумных «Жигулях, пахнущих разбавленным пивом и разваренными креветками».

Но поля засевались…

Разве ж это натурально? А если нет, то не Богом же придумано, а нечистой силой, то все понятно, можно утешиться горьким признанием: мы, русские, жить не умеем.

Страна умирающая. После десятилетий официального безверия, разрешили верить. Все молятся. Богатые и бедные. За величие России. А поля не засеваются. Чтобы Россия «встала с колен» должны зарасти сорняками поля соседей?

…Ерунда война, главное — маневры. Военные всегда готовятся к войне на учениях и совершают на них свои главные подвиги. Поэтому масштабные учения, которые курируются генеральными штабами, всегда получают отличные оценки. За них присваиваются ордена, звания, повышается денежное содержание. А войны бывают разные, об их цене узнают только после войны. На сей раз маневры получились на троечку с минусом, а вероятная война, к которой готовятся, вообще не заслуживает оценки.

Константин Скуратович, «Белрынок»