Разгадана одна из главных тайн Янки Купалы?

Тайна смерти белорусского поэта до сих пор заставляет ломать головы.

Виктора Потапенко прислал в редакцию «Нашей Нiвы» cвое расследование смерти великого белорусского поэта Янки Купалы.

Виктор Потапенко сопоставил все имеющиеся материалы о событии, вокруг которого остается завеса таинственности.

Тайное убийство или случайное убийство по неосторожности

Известно, что Янка Купала приехал в Москву 18 июня 1942 года. Десять дней он встречался с друзьями-писателями в гостинице «Москва», ходил по делам в издательства, к врачу, а в день трагической смерти, за несколько часов до нее, разговаривал в номере с издателем Евгением Мазальковым.

Во время разговора Мазальков угощался конфетами, рассказал Купале, что в детском издательстве только что вышла в свет его книга и что завтра он может получить авторские экземпляры и гонорар. Иван Доминикович поблагодарил составителя книги, рассказал о жизни в Печищах под Казанью.

Далее Евгений Мазальков отмечает: «Зазвонил телефон. На десятом этаже Янку Купалу ждали друзья. Он уговаривал меня пойти вместе с ним, но я спешил домой».

Иван Доминикович согласился с Мазальковым и выразил надежду на скорую встречу во время юбилея (60-летие со дня рождения поэта).

Евгений Мазальков провел Янку Купалу до лифта (он жил на четвертом этаже), попрощался с ним. Возвращался ли поэт к себе в номер после расставания с Мазальковым, нам неизвестно. Как и неизвестно, по какой причине Янка Купала был приглашен на десятый этаж в номер, где жил председатель Союза советских писателей Беларуси Михась Лыньков. В тот поздний вечер, а это было воскресенье, девятый час вечера, его ждали Кондрат Крапива, двое работников редакции газеты «Красноармейская правда» — редактор, уроженец Гомельской области полковник Тимофей Миронов и корреспондент Карханов, заведующая отделом искусства редакции газеты «Известия» Ольга Войтинская.

Некоторые исследователи трагической смерти Янки Купалы упоминают еще и Петра Глебку, который пришел к Лынькову незадолго до того, как кто-то по телефонному звонку вызвал Янку Купалу из номера гостиницы. Но Глебка не упоминается в официальном спецсообщении НКВД, поэтому мы должны остановиться на вышеупомянутых личностях. Кто из них инициировал встречу и по какой причине, мы тоже ничего не знаем. По архивным информационным источникам можно только предполагать, что работников редакции газеты «Красноармейская правда» объединяло с Лыньковым и Крапивой сотрудничество в газете. Об этом упоминается в статье «Первые военные версты «Красноармейки» Сергея Климковича.

Эти сведения не могут убедить нас, что по инициативе армейских журналистов в номер к Михасю Лынькову был приглашен и Янка Купала.

Поводом для приглашения Янки Купалы в номер гостиницы к Михасю Лынькову могло быть еще и пребывание там заведующей отделом культуры редакции газеты «Известия» Ольги Войтинской — автора статьи «Письмо из Минска», напечатанного на страницах «Литературной газеты» в 1938 году. В нем Войтинская резко раскритиковала работу Союза белорусских писателей и исполняющего обязанности председателя Михася Лынькова, предложила принять радикальные меры: «сменить канцелярский бюрократический метод руководства на демократический, соответствующий стилю работы советских общественных организаций».

Можно допустить, что Лыньков побоялся встречи с одиозной журналисткой, захотел прикрыться присутствием народного поэта. С другой стороны, зачем было Войтинской ехать к Лынькову в номер гостиницы в воскресенье поздно вечером, когда она могла пригласить его и других в редакцию днем в будний день.

Вообще, с визитом Ольги Войтинской в номер гостиницы к Михасю Лынькову много загадок. Кто ее приглашал или, наоборот, она ли организовала встречу военных корреспондентов с белорусскими писателями — неизвестно, однако Янка Купала, когда приглашал Мазалькова идти вместе с ним к Лынькову, наверное, догадывался, с кем придется сидеть за одним столом, не предпринимал никаких мер, чтобы уйти раньше из номера или вообще отказаться от встречи. В его памяти, видимо, сохранились строки из ее статьи «Письмо из Минска», в которых она отметила: «…между литераторами есть некий «пакт о ненападении» и «попытка критиковать стихотворения Янки Купалы и Якуба Коласа рассматривается как событие необычайное. Создалось неписаное правило, что Якуба Коласа и Янку Купалу критиковать нельзя, даже когда они порой пишут явно плохие стихи».

Если просмотреть газету «Известия» того времени, можно прийти к мысли, что Ольгу Войтинскую пригласил в гостиницу Алесь Кучар, статья которого и была напечатана в номере за 28 июня. Он, к примеру, решил поблагодарить ее за публикацию, встретился, а после она случайно зашла к Лынькову, в номере которого уже были работники армейской газеты и Крапива. По ее просьбе, а может, он был сам заинтересован, Лыньков решил присоединить к группе и Янку Купалу. Такой вариант также можно было рассматривать, если бы на сегодняшний день не стали известны документы, связанные с судьбой Ольги Войтинской.

Я имею в виду покаянное письмо Сталину от этой особы, поступившее в ЦК ВКП(б) 30 января 1939 г.

В нем Войтинская отстаивает себя как честного коммуниста, оправдывает высокое звание члена партии, которое якобы было замарано писателем Александром Фадеевым. Далее Ольга Войтинская признается Иосифу Сталину, что «в ноябре месяце я была назначена заместителем редактора «Литературной газеты», редактора назначено не было, и я все это время и.о. редактора. Мне было трудно потому, что одновременно я вела разведывательную работу по заданию органов НКВД».

Далее в письме Ольга Войтинская просит оправдания у Сталина, поскольку во многих случаях она не могла себя вести с «врагами» народа принципиально, ведь она, «как работник НКВД», не имела на это права.

Известно, что о письме Сталину никто в компании белорусских писателей не догадывался, наверное, воспринимали ее как должностное лицо редакции газеты, а она, «разведчица» Ольга Войтинская, на самом деле агент-информатор, сидя за столом с бокалом шампанского, спокойно наблюдала за присутствующими, в частности за Янкой Купалой. В 22 часа она вместе с Кондратом Крапивой вышла из гостиничного номера. Кому и каким секретным способом она сообщила об обстановке среди писателей, мы можем только догадываться. Но алиби себе обеспечила намеренно — ее проводил в город Кондрат Крапива. Спустя десять минут, после того как они вышли из номера гостиницы, Михасю Лынькову позвонили и попросили к телефону Янку Купалу. Кто знал в ту минуту, где находится народный поэт? Кроме Евгения Мазалькова, который проводил его до лифта, Ольги Войтинской да Кондрата Крапивы могли еще знать местоположение Янки Купалы работники НКВД. Они контролировали каждый телефонный звонок, они через сеть агентурных работников, к которым относился обслуживающий персонал гостиницы, могли знать про каждый шаг народного поэта.

Таким образом, начиная поминутный отсчет времени, который содержится в спецсообщении третьего секретно-политического управления НКВД, начальником которого являлся Николай Горлинский, мы знаем, что Янка Купала вышел из номера гостиницы, в котором жил Михась Лыньков, примерно в 22.10. Через 20 минут, в 22.30, тело народного поэта оказалось на лестничной площадке первого этажа гостиницы. Никаких сведений о том, по какой причине Янка Купала вышел из номера и с кем находился все это время, у нас нет. Есть только информация НКВД, которая информирует Лаврентия Берию о несчастном случае.

Что собой представляет спецсообщение, подписанное начальником секретно-политического управления НКВД СССР старшим майором государственной безопасности Николаем Горлинским (настоящая фамилия — Дрищев)?

«28 июня в 22 часа 30 минут в гостинице «Москва» упал в лестничную клетку и разбился на смерть народный поэт Белоруссии Луцкевич Иван Доминикович, 1882 года рождения, литературный псевдоним Янка Купала.

Предварительным выяснением обстановки падения никаких данных, свидетельствующих о насильственной смерти или самоубийстве, не установлено…

Примерно в 21 час Луцкевич был приглашен в комнату 1034 (десятый этаж той же гостиницы) к председателю Союза советских писателей Белоруссии Лынькову… где присутствовал там же писатель Крапива, редактор газеты «Красноармейская правда» Миронов… зав. отделом редакции «Известия» Войтинская…

Примерно в 22 часа Войтинская и Крапива из номера ушли, и минут через 10 после них вышел Луцкевич.

Момент и обстоятельства падения Луцкевича никто не видел. Можно предполагать, что упал он с 9-го этажа, так как начиная с 7-го этажа в лестничной клетке обнаружены капли крови…

Следствие ведет военный прокурор гор. Москвы».

Документ внутриведомостный, не секретный, напечатанный в четырех экземплярах. Первый — остался в секретариате секретно-политического управления, остальные — наркому. Если бы мы имели экземпляр, на котором есть резолюция Берии, мы точно бы знали, информировал ли нарком Сталина и Молотова. Поэтому утверждать, как это сделали некоторые исследователи трагической смерти Янки Купалы, что копии были высланы вышеупомянутым руководителям, нельзя. Надпись в документе «разослать: т. Сталину, т. Молотову» сделана секретариатом управления для удобства наркома, на случай если он решит информировать руководителей государства.

Содержание спецсообщения, возможно, составлено произвольно, усилиями оперативников НКВД, которые дежурили в тот вечер в гостинице, или, наоборот, оно было заимствовано из заключения дежурной следственной группы военной прокуратуры. Пока что это неизвестно. Однако, если согласиться с тем, что смерть Янки Купалы, как, кстати, и любого другого человека, расследуется только органами прокуратуры, ведь это их полномочия, можно полагать, что предварительное выяснение обстоятельств падения поэта в лестничный пролет проводилась территориальной военной прокуратурой и что именно первоначальная версия дежурной группы, которая осматривала место происшествия, и была взята за основу оперативниками НКВД, в которой значилось, что «никаких данных, которые бы свидетельствовали о насильственной смерти или самоубийстве, не выявлено». По сути, Лаврентию Берии было сообщено, что с Янкой Купалой произошел несчастный случай.

Анализируя ряд фактов, в которых рассказывается про несчастные случаи с людьми в лестничных пролетах, я отметил типичные ситуации, в которых случалось несчастье. Первая и наиболее распространенная из них связана с людьми, находившимися в нетрезвом состоянии, вторая — когда люди, чаще подростки, баловались или пытались использовать лестницы для скольжения по перилам, и третья — когда человеку вдруг становилось плохо.

Какие из этих вариантов можно «примерить» к трагической смерти Янки Купалы? В тот день, как это утверждается в спецсообщении НКВД, поэт выпил много шампанского, был абсолютно пьян, поэтому, наверное, и мог упасть в лестничный проем.

Вторая ситуация со скольжением народного поэта по перилам лестницы весьма сомнительна. Остается третья: Янка Купала почувствовал себя плохо, потерял равновесие, и его повело в сторону, на перила.

Но все эти версии недопустимы, поскольку в спецсообщении говорится о каплях крови «в лестничной клетке седьмого этажа гостиницы». Заметьте, капли крови не на лестничной площадке или на ступеньках, а именно внутри: «в лестничной клетке». Из этого факта и надо исходить, пытаясь выяснить истинную причину смерти классика. Не знаю, с какой стати утверждается в спецсообщении НКВД, что поэт «упал с 9-го этажа, так как начиная с седьмого этажа в лестничной клетке обнаружены отдельные капли крови», но, выслушав многих экспертов-криминалистов, я больше склоняюсь к тому, что Янка Купала упал в лестничный пролет именно с площадки между восьмым и седьмым этажом. Почему? Во-первых, под воздействием своей силы тяжести капли крови не могут падать целых два пролета по касательной линии — они быстро выравниваются и летят вертикально вниз на горизонтальную плоскость. В случае со смертью поэта, они должны были достигнуть площадки первого этажа, как раз возле стойки администратора. Поэтому, исходя из этого вывода, очевидна одна версия трагической смерти классика. На площадке между восьмым и седьмым этажом его кто-то сильно ударил в лицо. Только в таком случае капли крови могли разбрызнуться и достичь внутренних стен лестничной клетки, а сам Янка Купала, если он стоял неподалеку от перил или опирался на них, мог упасть, либо ему помогли слететь вниз.

Кто мог так поступить с поэтом, остается загадкой. Есть несколько вариантов, однако, всякий раз перечитывая статью Анастасии Зеленковой, в которой автор берет интервью у историка Анатолия Тараса, я начинаю верить, что и эта версия убийства Янки Купалы имеет право на расследование.

«Еще когда я был 13-летним подростком, — признается Анатолий Тарас, — мой отец Евхим, который в 1942-1944 годах служил сначала в Центральном, а потом в Белорусском штабе партизанского движения, когда как-то зашла речь про Купалу, вдруг сказал: «Купала? А, поэт. Я знал его лично. Его наши хлопцы убили!» — «Как убили?» — «Ну, был приказ ликвидировать».

Слова «так его наши хлопцы убили», мне кажется, относятся к подразделению НКВД Василия Сергиенко, которое было прикомандировано в Центральный штаб партизанского движения, деятельностью которого руководил Пантелеймон Пономаренко. Не реализовалась ли здесь давняя мечта первого секретаря ЦК Компартии Беларуси, которую он высказывал Сталину насчет «вражеской» деятельности Янки Купалы? Не осуществлена ли здесь плановая организация убийства поэта путем имитации «несчастного случая»? Может быть, поэтому и в спецсообщении категорически заявляется об исключении убийства и самоубийства, а «несчастный случай» подкрепляется щедрым распитием шампанского в номере Купалы и Лынькова?

Эта версия вытекает и из рассказа жены Михася Лынькова про телефонный звонок от литовской разведчицы Ирены. Спецрадистка Центрального штаба партизанского движения, которая была на службе в НКВД, видимо, и была той женщиной, которая быстро сбегала с лестницы, когда в коридорах гостиницы раздались оживленные голоса.

На женщину, которая в тот вечер разговаривала с Янкой Купалой, стоя на леснице, ссылается и Глебка, который побеседовал с дежурной по этажу сразу после случившегося. Однако момент, во время которого Янка Купала упал в лестничный пролет, остался не замеченным.

Загадкой остается и еще один документ. Имею в виду официальное обращение секретаря ЦК КП(б) Горбунова начальнику первого отдела Третьего секретно-политического управления НКВД СССР Максима Бененсона на второй день после смерти Янки Купалы. Он просит «впустить членов правительственной комиссии по организации похорон в опечатанный 414-й номер гостиницы «Москва», где жил поэт, чтобы взять для покойника «белье, сорочку и галстук».

С первого взгляда, это абсолютная бессмыслица. Дело в том, что процессуальные действия, которые проводились следственной группой военной прокуратуры, не могли никоим образом давать разрешение другому ведомству, в нашем случае — НКВД, опечатывать комнату Янки Купалы. Это прерогатива только следователя. В юридической практике такого не может быть.

Обратим внимание еще на одну деталь. Основной задачей первого отдела Третьего управления, который возглавлял Максим Бененсон, являлась борьба с остатками антисоветских политических партий и организаций. Оперативники занимались разработкой правотроцкистского подполья и исключенных из ВКП(б) по политическим мотивам, семей репрессированного правотроцкистского актива и лиц по особому списку.

Если допустить, что Янка Купала был в этом списке по причине перепутанной чекистами фамилии — не Луцевича, а Луцкевича, тогда можно его отнести к лицам по особому списку.

Кстати, о том, что касается упоминания Янки Купалы в служебных документах НКВД под фамилией Луцкевич.

Ростислав Платонов, белорусский научный сотрудник, пишет: «В марте 1926 года ЦК КПБ принял постановление «О работе среди интеллигенции», в соответствии с которым вся интеллигенция республики по своим политическим взглядам была поделена на группы. Третьей группой была названа та, которая хотя и «лояльна», работает с Советской властью, однако границы, отделяющей ее от диктатуры пролетариата, не перешла — в силу «мелкобуржуазной природы». Чтобы не подвергаться «национал-демократическому перерождению», постановление требовало усиливать влияние особенно на эту группу, укреплять руководство учреждениями культуры, редакциями газет, литературными объединениями. На его основе специальная комиссия по интеллигенции начала проверку состава и очистку учреждений науки, культуры, образования от классово чуждых элементов. Предложения комиссии с характеристиками работников, составленными на основе сведений ГПУ, представлялись в бюро ЦК. В рассматривавшемся в декабре 1926 года таком списке только по Инбелкульту насчитывалось 14 фамилий с «компрометирующими» данными». Относительно Купалы было записано: «7. Луцкевич Иван (Янка Купала) — левонароднический уклон, член ИБК, член Прав. Терминолог. Комиссии…».

Далее читаем характеристику состава делегации Союза советских писателей БССР в Москве из спецсообщения секретно-политического отдела Главного управления НКВД СССР «О ходе подготовки к I Всесоюзному съезду Союза советских писателей» 12.08.1934 года. (*7)

Под вторым номером — Янка Купала: «Луцкевич И.Д., белорусский народный поэт, беспартийный. Активный лидер национального демократизма. Его квартира была местом постоянных сборищ нацдемов. Находился в тесной связи с осужденными членами «Белорусского национального центра» Рак-Михайловским, Жиком и др. Группирует вокруг себя нацдемовски настроенных».

И наконец третье упоминание искаженной фамилии поэта — Луцкевич (целых шесть раз!) — мы находим в спецсообщении НКВД после трагической смерти.

Мне кажется, что разгадку ошибочного написания фамилии Янки Купалы следует искать в агентурно-оперативном деле, заведенном на поэта, возможно, еще со времен ГПУ в Беларуси. Оргштатный работник обозначил заведенное на поэта дело номерным знаком на обложке, а внутри написал ошибочную фамилию — Луцкевич. Материалы, которые накапливались в ОГПУ-НКВД Беларуси, в обязательном порядке копировались для центрального ведомства в Москве. Поэтому, после того как случилась трагедия с Янкой Купалой, спецсообщение НКВД писалось не с документов, которые были при нем или среди его вещей в гостиничном номере, а с секретного дела, которое хранилось во втором отделе секретно-политического управления НКВД СССР. В то время его возглавлял майор государственной безопасности Виктор Ильин, позже он стал членом Союза писателей СССР и даже являлся его секретарем вплоть до 1977 года. Работа этого подразделения была направлена на оперативную разработку антисоветских формирований среди академиков, членов-корреспондентов и научных сотрудников научно-исследовательских институтов украинской, белорусской Академий наук, других филиалов и баз, подведомственных Академии наук СССР, а также среди писателей, работников издательств и искусства.

Исходя из этих документов, приходится полагать, что Янку Купалу, возможно, убили тайно, путем организованной имитации «несчастного случая». Однако, по справедливости, сегодня, не имея других документов, касающихся происшествия с поэтом, нельзя отрицать еще и случайного убийства по неосторожности, не замеченного свидетелями. Одна из таких версий предложена писателем Виктором Артемьевым из Могилева, который ссылается на рассказ покойного поэта Алексея Пысина о конфликте девушки-официантки с Купалой на лестнице в тот вечер. В такую историю, а также в другие можно верить, пока не появятся официальные документы расследования трагической смерти поэта.