«На замечание о потере обоняния фельдшер отшутился»

Известные белорусы рассказали о COVID-19 на «сутках»

Освободившись из Жодино, кикбоксер Иван Ганин сдал ПЦР-тест: положительный, пропали запахи и вкусы. У хирурга Дмитрия Маркелова после административного ареста диагностировали не только COVID-19, но и пневмонию. Музыкант Константин Лисецкий даже не досидел свой срок: попал в больницу с пневмонией, второй тест подтвердил коронавирус.

Портал tut.by поговорил с ними о том, как в условиях пандемии «сутки» легко превращаются в схему для распространения коронавируса.

«На входе в тюрьму спрашивали, есть ли маска»

Многократный чемпион Беларуси по кикбоксингу и тайскому боксу Иван Ганин был задержан 8 ноября во время акций протеста. 19 ноября — то есть на следующий день после освобождения из тюрьмы в Жодино — спортсмен сделал ПЦР-тест в минской поликлинике. Думал, это «на всякий случай», но в тот же день пропало обоняние. Результат подтвердил COVID-19.

— Не очень в этом понимаю, но, кажется, инфекция у меня проходит в легкой форме, — слегка кашляет по телефону Иван. — По крайней мере нет такой слабости, что сложно встать: сегодня и вчера выходил на прогулку. Температура пониженная, 35,8 — 36, вот в этом промежутке. Запахи до сих пор не чувствую вообще, вкус еды — процентов на 10−20, ясно распознаю только соль и сахар. Как оказалось, много кто из знакомых уже переболел — поделились опытом: так что знаю и как лечиться, и что делать, если вдруг станет хуже.

В интервью сразу после освобождения кикбоксер шутил, что почти собрал «набор настоящего белоруса»: был «на сутках», проблемы на работе — только ковидом еще не болел.

«После того как охранник ударил, возникло желание заржать». Кикбоксер Иван Ганин отсидел 10 суток

И вот, пожалуйста. Иван предполагает, что заразился все-таки в Жодино: держит связь с пятью «сокамерниками» — и у троих коронавирус. Хорошо, что никто не в больнице.

— Первым в камере, у кого проявились симптомы, стал Андрей Кравченко (серебряный призер Олимпийских игр по десятиборью): жаловался на боль в горле, нос как бы чесался изнутри. Между собой понадеялись, что это простуда, медицинской помощи не просили.

За десять суток кикбоксер сменил две камеры. В первой число задержанных доходило до 20, во второй большую часть времени находились всемером. Соблюдать социальную дистанцию не было возможности:

— Последняя камера, где я провел основную часть срока, — это помещение 6 м в длину, 2,1 м в ширину. На этом пространстве еще туалет (грубо говоря, дырка в полу), раковина и двухэтажные кровати, стол и лавочка. Свободными остаются 3−4 квадратных метра. Считай, повезло, что из-за дырки в решетке имелся доступ к окну и можно было проветривать.

При этом масочный режим, рассказывает Иван, соблюдают и охрана, и следователи.

— Для нас любой выход из камеры сопровождался тем, что надо было надевать маску. У меня при задержании была своя, ее весь срок и проносил. Вообще маску предлагали, еще когда сажали в автозак. На входе в тюрьму спрашивали, есть ли маска — при необходимости один раз выдавали. Я бы, если честно, побоялся брать: те, что предлагали, не были запакованы. Выглядят как одноразовые медицинские, но все же не стандартные, как в аптеке. У нас в камере, кажется, один парень свою маску стирал: была холодная вода, а с передачами появилось не только хозяйственное мыло.

«На замечание о потере обоняния фельдшер отшутился»

Дмитрий Маркелов, хирург Минского научно-практического центра хирургии, трансплантологии и гематологии, был задержан вечером 2 ноября на акции солидарности с отчисленными студентами медуниверситета.

— Думаю, что заболел я на «сутках» в Жодино. По крайней мере признаки COVID-19 у меня появились за три-четыре дня до освобождения: сначала познабливание и покашливание, потом перестал ощущать запахи. Так было не только у меня — с другими заключенными проверяли обоняние, по очереди нюхая шампунь.

«Вы будете лечить людей в погонах?» Врач — о 15 сутках ареста, любимой гинекологии и борьбе с COVID-19

В камере жодинской тюрьмы, вспоминает врач, было тесно. Сложилось ощущение, что ее уплотнили: десять коек, но сидячих мест — только шесть. Между тем в помещении иногда находились до 12 человек: зная, что к вечеру кто-то освободится, по утрам иногда «подселяли» новых.

— Заставляли надевать маски, когда мы выходили в коридор, но в камере носить их нереально: во-первых, и так душно, во-вторых, ну не будешь же ты спать в маске. Когда я почувствовал, что со здоровьем что-то не то, попробовал надеть в камере. Другие сказали: «А смысл? Давно уже надышали друг на друга».

Маска у хирурга была своя — пришла с передачей.

— Если нет, в тюрьме могут выдать. И фельдшера, если сильно настойчиво просить, тоже могут вызвать. Нам повезло, меня и еще двоих заболевших он осмотрел, померил температуру. У меня оказалась повышенная, и фельдшер прописал постельный режим. Так я последних два дня получил право лежать. Охранники постоянно спрашивали меня в негативном тоне, почему лежу, — оправдывался, что температура.

Фельдшер смог выдать еще парацетамол. На замечание о потере обоняния как характерном симптоме коронавируса, вспоминает Дмитрий, отшутился. Посоветовал вызывать скорую, если будет совсем плохо.

— Лежать и больше пить — в принципе, его советы в общем соответствовали лечению этого заболевания. Но эпидемиологические нормы, в которых в тюрьме люди содержатся, точно ему не соответствуют, — уверен врач. — Скученность только способствует передаче вируса.

После освобождения врач сдал ПЦР-тест — положительный. КТ показала вирусную пневмонию и 20% поражения легких.

— Мне выдали больничный. Там, где я работаю, больной доктор — это большой риск, можно разнести инфекцию.

Хотя болезнь не протекала тяжело, самочувствие, описывает Дмитрий, в эти дни было «так себе». Десять дней держалась высокая температура, ощущалась сильная слабость. Антибиотики он не принимал, но когда температура была выше 38, сбивал парацетамолом.

— Очень неприятно и главное, что долго: COVID-19 у меня больше 20 дней. Повторять КТ не буду, но по ощущениям уже гораздо лучше. Надеюсь, на следующей неделе смогу вернуться к работе.

Кроме Дмитрия в камере в Жодино с ним были и другие медики — из РНПЦ травматологии и ортопедии. У обоих после освобождения также подтвердился коронавирус.

— Из-за больничного один вышел на работу только вчера, второй — в понедельник.

«Не знаю, чтобы давали что-то, кроме парацетамола»

Константин Лисецкий был задержан вместе с другими музыкантами группы «Рэха» 7 ноября на дворовом концерте в Каменной Горке.

«Признался, что молюсь и за милиционеров, и за ОМОН». Дневник и рисунки известного музыканта об Окрестина

— На Окрестина изначально мерили температуру бесконтактным термометром — у меня оказалась повышенная, 37,8. Не уверен, что термометр был точным, но никаких мер в ИВС не предприняли.

После суда музыканта доставили в Жодино.

— Там уже находились люди с признаками COVID-19. Я себя чувствовал еще более-менее нормально, о медицинской помощи не просил. Заключенные, которым было хуже (и температура, и понос, и другие симптомы), вызывали фельдшера. Не знаю о том, чтобы им давали что-то, кроме парацетамола.

Константину стало хуже, когда 14 ноября его вместе с другими заключенными этапировали в Могилев.

— Всю долгую дорогу я спал. В ИВС, пока нас принимали, еле-еле стоял на ногах. Померили температуру, оказалась высокая. Не знаю, что было бы, если б мне не вызвали скорую. Персонал тюрьмы в Могилеве оказался адекватным, но из того, что я увидел даже за пару часов, условия для сидельцев там очень плохие: вентиляции никакой, влажные стены. В таких условиях людей нельзя содержать.

С острой пневмонией Константин попал в областную больницу Могилева, в перепрофилированное для больных с ковидом отделение. Экспресс-тест на коронавирус сначала показал отрицательный результат, но через пару дней COVID-19 подтвердился ПЦР-тестом.

— Отделение заполнено. Из ИВС скорые привезли еще троих: две девушки остались в больнице с пневмонией. А парня, насколько я знаю, вернули назад.

Музыкант надеется, что выпишут его в понедельник. Чувствует он себя гораздо лучше, но полагает, что выздоровел все же не до конца и останется на домашнем лечении. Что будет с неделей, которую он не отсидел из-за болезни, не знает:

— Возможно, удастся подать апелляцию, поменять «сутки» на штраф.

Можно ли остановить распространение COVID-19 из-за «суток»

Константин Лисецкий полагает, что в реальности остановить распространение коронавируса в таких условиях невозможно:

— Нужно как минимум сделать полную санобработку, а для этого освободить камеры… Но можно хотя бы изолировать людей при приеме: так, как сделали в могилевской тюрьме. Все мои знакомые, которые уже вышли после суток, собираются или сдавать тест, или сразу уходить на изоляцию: понимают, что являются переносчиками коронавируса.

То, что можно было бы сделать в Жодино для сдерживания распространения инфекции, считает Иван Ганин, — уменьшить число людей в камере:

— Чтобы как минимум их было ровно столько, сколько коек. И поменьше тасовать людей по камерам, чтобы, грубо говоря, сидел в одном коллективе.

Дмитрий Маркелов согласен, что избавиться от скученности — это первое, что можно было бы сделать, чтобы люди не выходили после административного ареста с COVID-19.

— И более адекватное проветривание — например, открывать дверь на определенное время. Те же так называемые кормушки — окошки, через которые подается еда — в Жодино держали закрытыми, что не способствовало циркуляции воздуха. Следовало бы изолировать пациентов… то есть заключенных, — по привычке поправляется доктор, — с признаками коронавирусной инфекции. В целом аресты способствуют распространению COVID-19 довольно значительно. И разумно было бы, учитывая эпидситуацию, назначать штрафы, а не «сутки».