Командантский час (Фото)

О визите президента Венесуэлы Уго Чавеса в Минск и возникших в связи с этим для жителей столицы неудобствах специально для сайта Хартии’97 пишет известная журналистка Ирина Халип.

В девять утра во дворе появились эвакуатор и ГАИшники. Машины жильцов дома, не успевших к тому времени уехать, спокойно утаскивали в неизвестном направлении. Я вышла во двор и спросила, что это значит. ГАИшники были вежливы и охотно объяснили: «Тут приезжает мужик какой-то: то ли Чагис, то ли Цахес, - в общем, нужна безопасность. Чтобы в зоне видимости машин не было».

На вопрос, какая связь между безопасностью и зоной видимости, жрецы полосатых палочек ответить не смогли. Они глубоко задумались, затем один произнес: «Нам так приказали».

Еще в понедельник вечером в моем подъезде появилось объявление: «Уважаемые жильцы! В связи с проведением мероприятия по случаю приезда охраняемого лица в парк им. Симона Боливара необходимо 23 июля 2008 года с 12.00 до 13.00 закрыть все окна, форточки, балконы. В целях вашей безопасности выход на переходной балкон из лифтовой на пожарную лестницу строго запрещен! УВД Партизанского района». Объявление, как выяснилось, вывесили во всех домах, находящихся неподалеку от сквера на перекрестке улиц Захарова и Первомайской. А в сквере последние трое суток кипела работа.

К слову, парк этот, щедро одаренный именем южноамериканского революционера Боливара, торжественно открыли еще три недели назад. К открытию разбили клумбы, посадили красивые цветочки. После торжественного открытия с приветствиями исполкомовских теток цветочки почему-то выкопали. И посадили новые. Перед приездом «охраняемого лица» их снова выкопали. И снова посадили другие. Причем никаких концептуальных ландшафтных изменений перекапывание газонов не приносило. Зато какая бурная деятельность! И какой подробный отчет можно написать о подготовке к визиту в скромный городской сквер мировой знаменитости – «то ли Чагиса, то ли Цахеса»…

Если бы всех «тихарей», которые трое суток не выходили из сквера, собрать вместе и использовать на общественно полезных работах, то битву за урожай вся эта толпа крепких мальцов выиграла бы в первом же сражении. Но они выполняли особо важное задание: топтались по дорожкам, заглядывали под кусты, а вечерами, сидя на скамейках, вполне правдоподобно изображали влюбленные парочки. Вечером, накануне исторического события, я вышла на балкон в одиннадцать часов вечера. На столбе висел человек. Стало страшно, но затем я рассмотрела, что человек шевелится. Просто он ночью красил столб возле парка Симона Боливара. Утром человек на столбе уже не висел: то ли вознесся, то ли работу закончил…

После того как из двора утащили машины, окрестности стал прочесывать милиционер с собакой. Собака была умнее: она не лезла в кусты и под деревья, а спокойно садилась и лениво, с чувством явного превосходства, посматривала в сторону двуногого коллеги, который, кряхтя, заползал в кусты в поисках подозрительных предметов. Собака широко зевала, расслабляясь под солнцем.

В десять утра в очищенный от автомобилей двор въехал автобус с военным оркестром. (Музыканты потом два с половиной часа слонялись по двору, затем строем отправились в сквер.) Через полчаса милиция начала обходить квартиры с требованием задраить все окна немедленно. «Так ведь в вашем же объявлении написано: с 12.00», - отбрехивались жильцы. «А мы вас неверно информировали!» - веселились милиционеры. В одиннадцать я поняла, что в полдень могут уже и из дома не выпустить, и решила, пока не поздно, сбегать в ближайший гастроном за детским питанием. Ближайший гастроном был закрыт. Следующий – на углу Броневого переулка и Захарова – работал по принципу «всех впускать, никого не выпускать». Когда я выходила из магазина, было начало двенадцатого. Домой меня не пускали: за несколько минут всех людей с улиц Захарова и Первомайской благополучно разогнали.

Правда, улица вовсе не была пустынна: из автобусов выгружали массовку, которая должна была изображать ликующий народ, приветствующий Лукашенко и Чавеса. Их построили на автобусной остановке и велели не двигаться. «Я домой иду, ребенку еду несу», - объясняла я милиции. Добрые дяди Степы посоветовали: идите дворами, не выходя на улицу, делайте крюк, потому что ходить по улицам отныне запрещается. В общем, «кто не спрятался – я не виноват».

Я не спряталась. И окна не закрыла. Не назло, а просто потому, что было жарко. Около полудня привезенную с предприятий массовку начали выстраивать в каре. В руки трудящимся давали венесуэльские флаги. Военный оркестр занял свое место в сквере. Во двор въехал автозак, а за ним - микроавтобусы с тонированными стеклами, из которых посыпались люди в штатском. Часть рассредоточилась по окрестностям, а десяток остался рассматривать окна. Пока я пыталась их пересчитать, меня заметили. Прокричали снизу: «Жэншчына-а-а! Балкон закро-о-ойте!» «Не закрою! – охотно вступила я в диалог. – Жарко!» «Тогда мы сейчас придем!» – пообещали гэбисты. «Приходите!» - вежливость не позволяет не впустить гостей.

Тем не менее гэбисты почему-то побоялись прийти. Вместо них на пороге появились четверо до смерти испуганных молоденьких милиционеров с трясущимися руками. «Пожалуйста! – заголосили они. – Мы вас очень просим, закройте балкон! Мы все понимаем, но очень просим! Это ведь для вашей же безопасности! Ну не хотите закрывать – так хоть слегка прикройте…» Мальчики были в том состоянии, которое медицина квалифицирует как «состояние аффекта». Их было жалко. Я пообещала «слегка прикрыть». Соседи сверху отчаянно двигали мебель – наверное, спешили забаррикадироваться. Вспомнилась шутка советских времен про атомную бомбу: «По статистике, при взрыве атомной бомбы трупы окопавшихся обугливаются значительно меньше, чем трупы тех, кто не успел окопаться».

Статисты, построенные в каре, радостно махали флагами, предвидя скорое появление венесуэльского команданте с белорусским братом и заслуженный отдых. Но «командантский час» прошел и не принес ничего, кроме солнцепека. Потом – еще час. И еще. Ряды трудящихся заметно поредели. Было видно, как самые смелые убегают дворами, на ходу приплясывая: так они делали вид, будто спешат в ближайший двор по малой нужде. Едва скрывшись в арке, статисты переходили на быстрый бег, будто спасаясь от погони. Немногочисленные оставшиеся чувствовали себя плохо. Бутылки с водой были, конечно, запрещены, не говоря уже про сок. Люди садились прямо на асфальт, чтобы отдохнуть. Впрочем, их не было жалко: холуй – работа тяжелая, но добровольная. Так что знали, куда идут.

«Членовоз» Лукашенко появился на перекрестке в четыре часа дня. Милиция пыталась соорудить из поредевших рядов хоть какое-то подобие народных масс. Потный военный оркестр, немилосердно фальшивя, играл марши и гимны. Пассажиры «членовоза», встав на ступеньки специально доставленной трибуны, поклялись друг другу в вечной любви и верности. Лукашенко объяснялся в любви кратко – ему было жарко в костюме и бронежилете и хотелось скорее в машину с кондиционером. А большой любитель поговорить Чавес вещал полчаса. Лукашенко, стоя рядом, прел и вытирал пот. Массовка злорадствовала.

Смысл блокирования людей в квартирах, эвакуации машин и задраивания окон понять невозможно. Из моего окна до сквера Симона Боливара тухлое яйцо не долетит. Любой другой предмет – тоже. Но я давно не пытаюсь искать смысл в судорогах Лукашенко. Просто вспомнила, что в двух кварталах от парка Симона Боливара находится Площадь Победы с монументом, к которому Лукашенко возлагает цветы со всеми своими гостями. Выходит, на Площади Победы так живут всегда? Это не жизнь, ребята.

Так что предлагаю правительству все минские памятники на время, пока в Дроздах живет Лукашенко, вывезти за пределы города, чтобы не мешать жить и работать минчанам. Разместить их, к примеру, возле линии Сталина, чтобы Лукашенко и свита не тратили время на переезды. Там же построить им дома, а Чавесу и прочим – гостевые резиденции: земли хватит. Обнести все это поселение стеной, выкопать ров, назначить боевые дежурства под алыми знаменами. Подвозить регулярно корм, водку и «Советскую Белоруссию». Они там быстро привыкнут – в кругу единомышленников, на линии Сталина, среди милых сердцу символов – и, может быть, вообще перестанут появляться в городе… Будут ходить друг к другу в гости, цветы возлагать, линию Сталина посещать каждый день. Пройдет немного времени, и – как знать? – газеты напишут о нашествии в леса под Минском неопознанных лохматых существ в потрепанных костюмах и бронежилетах. Но мы никому не расскажем, кто они, - пусть себе живут. Главное, чтобы из лесов не выходили.