Александр Отрощенков: Фашистский режим не брезгует работорговлей

Пресс-секретарь Андрея Санникова дал эксклюзивное интервью сайту charter97.org.

Интервью политзаключенный давал в дороге – он ехал из Витебской колонии, где отбывал приговор в 4 года усиленного режима после событий 19 декабря.

- Саша, как тебя освобождали?

- Вчера, где-то в половине пятого, я пошел на «отоварку» - купить продукты. И тут мне сказали, что у них уже нет моей ведомости, и посоветовали собирать вещи. Я был удивлен, решил, что это провокация. К тому же об этом ничего не знал мой начальник отряда. Но нет. Во время вечерней проверки сказали, что у меня 15 минут на сборы. Собрался я гораздо быстрее. Взял с собой только письма. Меня доставили на вокзал, и туда за мной приехал Сергей Парсюкевич. Как все узнали о моем освобождении, не знаю. Я, по-моему, узнал последним.

- Писать прошение на имя Лукашенко просили?

- В пятницу мне предложили написать, я отказался. Приехал человек, представился сотрудником Департамента исполнения наказаний. Потом в течение нескольких дней еще несколько раз предлагали в администрации колонии. Было видно, что людям поручено - и они выполняют.

- Эти люди объясняли, зачем писать прошения?

- Им поручили, они выполняли. Говорили, что, если останусь в тюрьме, буду тормозить диалог с Европой. Первый раз такая беседа длилась 6 часов.

- Тебя хоть кормили во время этой беседы?

- Чаем поили.

- Каким было отношение в самой колонии?

- Как и ко всем заключенным. Витебская колония - образцово-показательная. Там было много бывших сотрудников МВД, КГБ, налоговой, военных, очень много бизнесменов. Зона небольшая, персонал, заключенные друг друга знают. Ко мне придирок не было и конфликтов не возникало.

- И как данный контингент – сотрудники МВД, КГБ, бизнесмены - относится к Лукашенко?

- За все время встретил только одного человека, который его похвалил «за некоторые позитивные моменты», но через два дня этот человек пошел на досрочное освобождение. Думаю, он слукавил. Больше ни от кого ничего хорошего о Лукашенко не слышал.

- Находясь в заключении, ты рассказал адвокату о пытках в СИЗО КГБ, где ты находился до суда. Как это происходило?

- Да, подтверждаю. Каждый день со всеми вещами нужно было быстро бежать вниз по лестнице в спортзал. Нужно было на растяжке стоять на морозе, совершенно голым. Все маскировалось под обыск, но это было давление и пытка. Когда мы бежали по лестнице, били дубинками по икрам, щелками электрошокерами.

Водили в наручниках на допросы, на беседы различные. Постоянно вызывали оперативники, начальник СИЗО КГБ, и говорили, что моя судьба зависит напрямую от сотрудничества со следствием. Сотрудничество заключалось в даче ложных показаний на Андрея Санникова и Дмитрия Бондаренко. Я ясно дал понять, что не собираюсь этого делать.

- Конечно, угрожали?

- Все было направлено, чтобы подавить морально: полная информационная изоляция, даже из «Советской Белоруссии» вырезали статьи, письма не доходили, оперативники давали понять, что следили за мной всю жизнь, в том числе в интимные моменты. Запугивали всем – сроком до 25 лет и даже расстрелом. Совершенно не скрывали, что они определяют наказание, что суд сделает все, что они скажут.

- Что скажешь по поводу предъявленного обвинения?

- На акции протеста 19 декабря я присутствовал исключительно как журналист и пресс-секретарь кандидата в президенты Андрея Санникова. Я пошел посмотреть, что происходит, когда били стекла, меня толкали, в этот момент и засняли. Очевидно, что это была провокация, организованная властями. И неадекватная жестокость власти на мирный протест народа против фальсификации итогов президентских выборов.

Кстати, в СИЗО КГБ я узнал, что деревянные щиты, на которых мы спали из-за нехватки тюремных нар, готовили за несколько недель до выборов. То есть они готовились к массовым арестам оппозиции.

- И какое впечатление от суда?

- Это не суд, а срежиссированный спектакль. Некоторые мои административные дела рассматривались дольше, чем это уголовное дело. Показания сотрудников милиции были в мою пользу. Они показали, что я не наносил ударов, ни к чему не призывал, тем не мене мне вынесли такой приговор – 4 года усиленного режима.

- Что помогало держаться все это время?

- Осознание того, что не один, что ни на секунду не прекращается борьба за меня и остальных, поддержка родных и друзей, особенно жены и родителей. За время пребывания в колонии я получил тысячи писем, открыток со словами поддержки, ну и, конечно, в каждой открытке были очень искренние слова. Это очень помогало. Всегда встречал людей, которые помогали. Тюрьма – это такое специфическое место, когда от совершенно случайного человека многое зависит. Мне повезло. Встретил много достойных людей.

- Понятно, что вас освобождают из-за острого экономического кризиса и нехватки денег. Как ты к этому относишься?

- Да, сейчас Беларусь находится на передовой борьбы с торговлей людьми. И весь мир должен продемонстрировать белорусским властям, что нельзя торговать политзаключенными. Людские страдания не могут быть товаром. Я вижу, что пока в Европе есть понимание и хотелось бы, чтобы не было компромиссов. Это фашистский режим, который не брезгует работорговлей. В КГБ мне напрямую говорили, что нас будут продавать. Я очень рад, что мир на это не повелся.

- Чем будешь заниматься дальше?

- Буду бороться за освобождение других политзаключенных.

Фото: «Радыё Свабода»