Времетрясение

Внезапно потряс обычный с виду заголовок в новостной ленте.

«Вечер памяти Павла Шеремета пройдет в вузах, где учатся его дети». Дети учатся в вузах? Как? Когда все это успело произойти?..

Я прекрасно помню, что дочка Лиза родилась в том самом 1997 году, когда Павла Шеремета арестовали. Помню кадры, разлетевшиеся по всем телеканалам после его освобождения: он сидит возле детской кроватки и держит младенца за ручку. И теперь этот младенец – студентка, а Павла больше нет?

Оказалось, прошла целая жизнь. Помню маленького Юру Завадского – красивого мальчика рядом с красивой мамой Светой, стоящей на проспекте с портретом красивого молодого мужчины в руках. К Юре подходит журналист с микрофоном: «А где твой папа?» Мальчик выдыхает: «Я не знаю…» Рядом давится от слез Света. Сейчас Юра – такой же взрослый мужчина, как тот, что на портрете.

Помню похороны Вероники Черкасовой и ее сына-школьника Антона в смешном картузе. Антону – быстро считаем – в 2004 году было шестнадцать. Прошло двенадцать лет. Стоп, ему уже под тридцать?!

Помню, как красивые молодые женщины Ирина Красовская и Зинаида Гончар становились бабушками. Виктор Гончар и Анатолий Красовский так и не узнали, что у них внуки. А какими классными дедушками они бы стали – ироничными, заботливыми, веселыми, сильными.

А еще помню, как уезжала в Германию семья Захаренко – через год после исчезновения Юрия Николаевича, с годовалым внуком Кириллом, который знает, что есть такая страна – Беларусь, - но, конечно, ничего о ней не помнит. Как не помнит и своего деда Юрия. Когда Кириллу было десять лет, он рассказывал моему отцу, навестившему семью Захаренко в Мюнстере, как однажды шел с ребятами из школы, и все рассказывали о своих дедушках. Кирилл сказал: «Мой дед был министром и генералом». Кто-то из одноклассников засмеялся: «А мой дед был королем!» Они не злые – просто, родившись в Германии, не могли поверить, что внук генерала может быть беженцем и жить в бедности.

У Ольги Захаренко сохранилась старая видеозапись. Там крохотный Кирилл ползает по дедушке Юре, а тот смеется и говорит: «Расти, Кирилл! Будет кому на моей могиле крапиву вырвать». Кириллу уже семнадцать, он вырос. А крапиву на могиле рвать не нужно – нет ее, могилы, хотя дедушки Юры тоже нет.

Все эти дети выросли, а мы и не заметили. Нам странно видеть их взрослыми, потому что мы не замечаем времени. У нас его нет. Его вообще не существует. Наша страна застыла в неестественной позе с выкрученными конечностями, в кататоническом ступоре истории, и время проходит мимо, не касаясь нас. Только биологические процессы и напоминают о том, что где-то оно все же существует: взрослые стареют, дети растут, внуки рождаются. И все это – как будто в одном застывшем мгновении, на выцветшем дагерротипе прежних времен. Ничего не меняется, кроме моделей смартфонов. Застывшая жизнь. Отсутствие времени. Будильники, трезвонящие в пустоту. Часы, отмеряющие то, чего нет. Календарь, вычеркивающий дни из жизни, которой нет. И это продолжается двадцать два года. Чуть меньше, чем прожил Дмитрий Завадский.

У Курта Воннегута есть роман «Времетрясение». Там происходит временной катаклизм, в результате которого человечество отбрасывается на десять лет назад. И в следующие десять лет все люди повторяют свои действия заново, не имея возможности что бы то ни было изменить. Если ты знаешь, что такого-то числа и года, срезав дорогу и пройдя через пустырь, наткнешься на грабителей и убийц, ты все равно не сможешь изменить маршрут.

Идет механическое повторение последних десяти лет – «подарочный червонец», как называют это герои романа. Зато потом, когда он заканчивается – в книге это называется «свобода воли снова взяла нас всех за жабры», - люди не в состоянии действовать самостоятельно. За десять лет они слишком привыкли к тому, что не в силах ничего изменить. Мне кажется, мы сейчас проживаем такой же «подарочный червонец» - правда, судя по тому, что длится он уже 22 года, это будет скорее «подарочный четвертак». Мы знаем, что произойдет завтра, чем обернется любое наше действие, что скажут нам с экрана те же рожи, что два десятка лет назад. Это катаклизм, не иначе. Но ведь когда он заканчивается, свобода воли, по выражению Воннегута, «берет всех за жабры». И тогда деваться некуда – приходится принимать решения.

Мы просто застряли в той книге, давайте напомним себе об этом. Хватит быть персонажами антиутопии, нужно всего лишь соскользнуть с ее страниц, где подробно описано, что каждый из нас в будущем сделает или, вероятнее всего, вообще никогда не сделает. Нужно вернуться в жизнь из романа – и тогда время снова станет реальностью, а не монотонно тикающей абстракцией. Мы сами будем принимать решения и в своей жизни, и в своей стране. И тогда свобода воли снова возьмет нас всех за жабры.

Ирина Халип, специально для charter97.org