Как живет маленький белорусский город, на который свалился коронавирус

Репортаж из Житковичей.

Житковичи находятся так глубоко в утробе страны, что причин ехать туда насобирается не так уж много. Последние новости отминусовали и эту горстку: местную жительницу, упавшую в обморок в поликлинике, забрали в Гомель с подозрением на тревожный диагноз. В общем, про маленький райцентр заговорили. Журналисты onliner.by отправились в полесскую глубинку посмотреть на ее большие и маленькие проблемы и наткнулись на слухи, жалобы и рассказы про тяжелую судьбу жителей реальной Беларуси.

Несколько лет назад в Житковичах закрылся последний и единственный компьютерный клуб «Матрикс» — с тех пор город окончательно потерял связь с виртуальной реальностью и погрузился в реальность беспиксельную, суровую и тоскливую. На память местным жителям остались токсично-зеленая вывеска и безлюдный магазин одежды в качестве альтернативной начинки. Чудесный новый мир высоких технологий превратился в увешанный ширпотребом стеллаж, до которого никому нет дела. Но складывается ощущение, что флешку с веселой начинкой достали из Житковичей гораздо раньше, еще до закрытия компьютерного клуба. Достали и забыли — и теперь 16 тыс. местных жителей слоняются по городу в этом забытье и со всей искренностью полесской души надеются, что однажды про них вспомнят.

В последние несколько дней город существует в двух измерениях. Обыденность и перманентные проблемы, с которыми жить уже научились и свыклись, вдруг дополнилась свежими деталями: в прямом смысле из ниоткуда на Житковичи свалился коронавирус. В размеренную жизнь городка ворвались новости, жизненный ритм заспотыкался синкопами — и нас затянуло в этот поток фактов и слухов.

«Так у тебя все признаки коронавируса!»

Нарядная снаружи и немного потрепанная внутри житковичская многоэтажка ничем не отличается от других таких же — сейчас в каждой ящики пухнут от брошюр про коронавирус с подробными инструкциями. На общем фоне эта выделяется только тем, что здесь живет начальница отдела кадров местного моторостроительного завода, у которой якобы и обнаружили COVID-19.

— Это соседка сверху. Живет одна, но у нее сын и дочь взрослые — их тоже забрали в Гомель, — встречаем возле подъезда мужчину. — А с мужем они давно развелись, и он тут даже не показывается. В Турове живет, там и работает.

Мы с ней особо и не общались, на улице только «Здравствуйте» и «До свидания». Наверное, месяц соседку не видел. Знаю только, что она дома все сидела и к ней скорая раза три приезжала. А потом она пошла в больницу к врачу, там потеряла сознание, и ее забрала скорая. Вот что я вам могу сказать. Дом сразу обработали полностью, пробили, кто куда летал. На заводе людей с температурой всех отправили под наблюдение. Теперь говорят маски носить, не здороваться — вся почта листовками забита.

Соседка и подруга женщины, которая сейчас находится под наблюдением медиков, приглашает нас в квартиру и махает рукой: «Обувь можете не снимать!» Настаиваем и идем мыть руки. Медработник на пенсии, общительная женщина, рассказывает о происшествиях последних дней.

— Есть подозрение, что работница завода ездила в командировку. Но и пишут, что сын у нее в Турове механиком работает и директора возит, а туда же много иностранцев приезжают, контракты заключают, сами понимаете. Шут его знает! К нам уже санстанция приходила: объясняли, как поступать в случае чего. Обработали подъезд ночью — я сама не видела, но так сказали. Я вышла, но по запаху не слышно: может, какие-то средства у них специальные, но следов я не видела.

Соседка заболевшей женщины говорит, что анализ на коронавирус у нее не брали.

— Вообще, мы подруги, но на тот момент я уехала в Минск и провела там две недели, а то и больше. Она приходила ко мне, цветы поливала. Звоню ей среди недели и говорю: «Ну как дела?» А она мне: «Я себя так плохо чувствую: и температура, и кашель, а про еду даже думать не могу». Говорю: «Так у тебя все признаки коронавируса». А сама месяц кашляла после трахеита, так она мне со злом отвечает: «У самой у тебя коронавирус!» А через неделю я сюда приехала, но общались мы с ней по телефону, я к ней не ходила. А в субботу позвонила, поднимает дочка и говорит: «Мама упала в обморок, в реанимации лежит». Вот такие дела. И уже сколько людей в тот Гомель завезли и до сих пор отвозят. Всех, с кем она была в контакте.

Нас предупредили, чтобы в поликлинику сами не ходили и вызывали врача, если какие-то признаки будут проявляться. Ну и по поводу дезинфекции сказали: ручки обрабатывать дверные, руки мыть, публичные места не посещать. А у нас же, у пенсионеров, скандинавская ходьба, разминка — мы все в круг становимся, упражнения делаем. Так вчера это все отменили и сказали ходить по одному или на расстоянии друг от друга. Вроде бы соблюдаем. Мы же спокойно к этому относились, а когда рядом случилось, так немного и страшновато.

В житковичских аптеках маски — ходовой товар. Выстраиваются очереди, маски заканчиваются, аптекари успокаивают: «Скоро появятся, сегодня после обеда заходите. Антисептик берите, его хватает».

Неожиданные новости встречают нас в кинотеатре, пока мы слушаем про рассадку через одного, дезинфекцию зала, провальные сеансы и выручку.

«Так диагноз же не подтвердился. Нет никакого коронавируса», — спокойно говорит нам кассир в перерыве между «Королем Львом», «Мстителями» и другими хитами кинопроката. Мы перечитываем сообщение Минздрава, потом переспрашиваем у кассира. Она уверенно смотрит нам в глаза.

— Не нагнетайте, нет у нас никакого коронавируса! В интернете уже все написали, — встречает нас уже на улице безымянная сотрудница «Коммунальника». — Наша бухгалтер звонила в Гомель, там ей сказали. Всем директорам это уже сообщили.

Но в бухгалтерии «Коммунальника» нас гонят за дверь и не дают ни единого шанса на фактчекинг. Отправляемся за ним на моторостроительный завод, работница которого и попала в Гомель с тревожным диагнозом.

Безжизненное с виду предприятие, обнесенное колючей проволокой и охраняемое лютыми служебными собаками, выглядит безлюдным. На проходной нас просят подождать, и через некоторое время с территории предприятия выходит исполняющий обязанности директора Андрей Тимофеев. Директора и еще пятерых человек из управленческого аппарата, контактировавших с начальницей отдела кадров, тоже увезли в Гомель.

— Шесть человек у нас в Гомеле находятся — контакты первой степени. Мы отчитывались за семь человек, но жена директора здесь, ее не забрали: сказали, что в этом нет надобности, потому что результат отрицательный. А начальник отдела кадров последние полторы недели была на больничном. Женщина, с которой она работает в кабинете, сейчас сидит на домашнем карантине. Но какие там новости, подтвердилось у кого-то или нет, мне не сообщали. Никакой информации нет, директор сказал, что сам наберет и официально скажет. Пока ничего не сказал.

Сейчас на моторостроительном заводе работает около 150 человек в две смены. Кабинет отдела кадров находится до проходной — в понедельник санстанция района провела полную дезинфекцию помещений, в которых могла находиться сотрудница с подозрением на коронавирус.

— Мы маски на предприятие закупали, а сегодня еще в Гомеле 200 штук берем на «Коминтерне». Не аптечные, а многоразовые — оплатили уже 200 рублей и забираем. Каждое утро температуру измеряем, поликлиника районная провела осмотр всех по списку. Тех, кто оказался под подозрением, тоже направили в поликлинику: таких еще семь человек, они сейчас в больнице. Руки моют, маски носят — за станками в них стоят. Всем сейчас интересно, что результаты покажут, а они тянут.

Напомним, в понедельник Минздрав официально сообщил в своем Telegram-канале: «У жительницы Житковичей подтвержден диагноз, сейчас проводится санэпидрасследование». На момент выхода материала новых деталей и опровержения этой информации не было.

В райисполкоме тихо. Председатель уже второй месяц на больничном: проблемы с ногой. Его первый заместитель уехал по делам. В общем, говорить про район, его дела и проблемы после обеда в исполкоме некому. Поэтому охранник сообщает нам последние новости: «Ничего не подтвердилось, нет коронавируса. В интернете уже все написали». И мы, полные оптимистичных мыслей, идем по городу говорить с людьми про обычную и привычную жизнь, в которой коронавируса нет и не было. Ни слова больше про коронавирус.

«Сейчас в дурака доиграем и домой пойдем»

Так географически случилось, что про Житковичи вспоминают только при крайней необходимости. Судите сами: ехать сюда что из Гомеля, что из Минска часа три. Да и зачем? Видимых причин нет. Вдумчивый региональный туризм спустя сутки погонит вас отсюда в сторону Турова, деловые вопросы заставят распрощаться с этим местом еще раньше.

Чисто внешне райцентр похож на любой другой белорусский городишко, где не происходит ничего. Слышно, как в одном конце города в жаркую погоду взлетает муха и пикирует уже в противоположном. К этому помахиванию крыльцами прислушиваются местные предприниматели, которые подолгу сидят в пустых павильонах в терпеливом ожидании куда-то запропастившегося покупателя и в условиях избытка свободного времени перечитывают все долговые расписки в своих тетрадях в мелкую клеточку.

Памятником местному предпринимательству на въезде в Житковичи стоит заброшенный бар «Сотка», чей прежний владелец умер, а его дети дело родителя не потянули. Теперь обшарпанный дворец с аппетитным названием стоит в ожидании своего покупателя и медленно чахнет, растворяясь в общей апатии. Еще один достойный образец местного частного общепита — ресторан «Витязь», сквозь кафельные дыры в полу уборной которого житковичский бизнес смотрит в светлое будущее.

— Я здесь подрабатываю: подметаю, прибираюсь, — житковичская пенсионерка из-под небольшого навеса со всякой всячиной поглядывает в сторону «Витязя». Она зашла к подруге, которая торгует здесь всем на свете: закатками, виноградом, зеленью, луком-севком — короче, создает посильную конкуренцию сетевым магазинам и центральному рынку, на который мы заглянем чуть позже. Гостья переминается с ноги на ногу и продолжает рассказ про нехитрую житейскую арифметику: — Пенсия-то у нас небольшая в районе: рублей 260 я имею. Ну вот подработаю здесь немного два через два — уже хорошо, а то ж за одну «коммуналку» в двухкомнатной квартире надо рублей 100 отдать. А внукам помочь? У меня их восемь. Много? Ну а что ж. Трое детей: старший сын и две дочки-близняшки. Им же помочь надо. Ну как помочь… Вот одни дети получили квартиру, теперь кредит платят. У зятьев работы нет, где сейчас молодым ее найти? Нет ее в Житковичах. Моторостроительный работает, а толку? Мужчине еще как-то можно пристроиться, а женщине куда идти?

Муж мой в Минске работает по договору, потому что здесь нет работы. В будние там, на выходные сюда приезжает. Надо же внукам как-то помочь. Что делать? И самим же пожить хочется, еще не старые. А молодежи как жить, я вообще не знаю.

Житковичский центральный рынок к трем часам дня выглядит совершенно безлюдным. Практически все павильоны закрыты наглухо, редкие тоскующие продавцы безучастно смотрят в одну точку где-то далеко-далеко от этого места. Праздником в эту унылую картину врываются мужики, которые в одном из павильонов самозабвенно рубятся в дурака и не собираются останавливаться при виде случайных прохожих.

— Тут к этому времени уже почти никого нет. И нас скоро не будет: вот в дурака доиграем и домой пойдем, — хлещет картой о карту дядька-«ипэшник» и люто гогочет на пустой рыночной площади, провоцируя глухое, безрадостное эхо. Мужики подхватывают смех и басовитым «ха-ха-ха» прогоняют чужаков прочь.

— Цветут и пахнут Житковичи, — глушит это эхо заскучавшая продавщица в павильоне с бытовой химией. — Людей нет. Где-то там ходят, а к нам — нет. Вот после Нового года как перестали ходить, так и не наладится никак. Сидим теперь, сторожим. Но не обижают, деньги платят. Конечно, не $500 — про это мы только в новостях читаем, а тут и 600 рублей — хорошая зарплата. Но здесь, ребята, все в основном в Россию, Польшу уезжают, как помоложе. А если возраст предпенсионный, так уже на местах сидят. А я здесь восемь лет уже сижу: не обижают и график нормальный — что-то лучше в Житковичах не найдешь. Муж в мелиоративной отрасли работает, там тоже нормально платят. Хотелось бы лучше, конечно… Он все на заработки рвется, но я ему говорю: «Ой, сиди на месте!» Как наслушаешься: то не заплатили, то убили… Зачем это? Мы ж не бедствуем, на жизнь хватает. «Коммуналку» заплатил — и живи.

Про молодежь здесь говорят со вздохами, потому что для молодежи здесь предусмотрены кинотеатр, бассейн, пара баров и скромная житковичская зарплата. В ответ молодежь стремительно меняет место своего жительства и возвращается в родной райцентр только по большим праздникам и в отпуск. «Молодежи здесь делать нечего», — слышим мы бесконечное количество раз тоскливую песню про будущее и перспективы и даже успеваем выучить слова наизусть, пока не встречаем в центре города Юру.

— Сам-то я в Эстонии живу и работаю, а здесь у меня родители, — парень, по образованию инженер-строитель, 15 лет назад уехал из родного города — сначала в Гомель, а год назад в Таллинн. — Работаю там, где есть работа, потому что сами понимаете, какая обстановка: как в любом другом городе Беларуси. А в Таллинне я за месяц инженером-строителем зарабатываю столько, сколько в Беларуси заработал бы за пять месяцев. Россия? А смысл туда ехать? Там тоже платят так себе. Мне повезло: через знакомых в строительную фирму попал. Сделал визу, заключил договор, плачу налоги и работаю. Если бы не родственники, я бы вряд ли сюда вернулся. Пока отпуск, а потом границу откроют — снова поеду работать. А пока из дома редко выхожу: все друзья уехали давно из Житковичей. Так что я дома сижу, в интернете все дела свои делаю, а на улицу выхожу только с собакой погулять. А что здесь еще делать?

«Сядем с мужем и выпьем от такой убогой жизни»

В прошлом году предприятия Житковичского района выпустили продукции на 234,2 млн рублей, 80% от этой суммы — заслуга Туровского молочного комбината. Местные говорят про Туров как про выход из положения, но при этом добавляют: комбинат не резиновый и требует от соискателя профильного образования. «Ну один поедет туда работать, второй, третий. Но это ж не все», — вот так прямо и говорят.

— Про нас здесь все давно забыли, — говорят нам две подруги, которые работают продавщицами в одном из пустых житковичских павильонов, который, кажется, держится только на том, что находится в собственности. Их рассказ невыносимо тоскливым монологом впечатывается в сознание и рисует субъективный, но исчерпывающий городской образ, после которого вопросов и уточнений уже не остается.

— Здесь, ребята, ничего нет: ни работы, ни денег. Отсюда все уезжают, а не приезжают. В Минск уезжают, рожают детей побольше, чтобы квартиру построить, и сюда уже никогда не возвращаются, потому что здесь нет никакой перспективы. Туров? Без образования ты туда только рабочим попадешь посменно, а у меня ребенок маленький, я по сменам не смогу. А платят там сколько рабочим? Те же копейки. Зато начальство имеет. Знаете про голубцы поговорку? Ну вот.

***

— Хлебозавод закрыли, КБО закрыли. И где людям работать? А потом говорят: «Ох, какая молодежь!» А куда этой молодежи деваться?

***

— Мужья в лесхозе, в «Коммунальнике». Рублей 450—500 выходит. Так и выживаем. У мамы пенсия — 270 рублей, у папы — тоже в этом районе. Они больные люди, им лекарства нужны. Им помогать нужно. Ну вот дом от бабушки остался 1947 года постройки — разваливается на части, ремонтировать его не за что… Вот обои переклеили, воду провели — выживаем.

***

— Вы так удивляетесь, будто мы первые вам об этом говорим. Здесь все так живут, просто говорить боятся. Привыкли, что ли. Кредиты берут сумасшедшие, а потом не знают, как их выплачивать. Люди в положение входят, в рассрочку материалы на ремонт дают. Если на вексель давать не будешь, вообще без выручки останешься. А если не отдают, у нас потом из зарплаты высчитывают.

***

— Жилье свое? Вот у меня двое детей, бабушка когда-то дом отписала. Плевать, что рухлядь и скоро развалится, я не нуждаюсь. Надо пятерых рожать, а я физически столько не смогу. А кредит брать — так это цены сумасшедшие. В Гомеле квартиры дешевле, чем здесь: двухкомнатные — от $20 тыс.

***

— В Гомель перебираться? А кто нас там ждет? Там ходишь по улице — половину Житковичей точно встретишь. Наши сверстники все в большие города поуезжали. Там хоть как-то. А мы чего? Куда с детьми уедешь? В Минске половину зарплаты будешь на съемную квартиру отдавать. Те же деньги и получатся.

***

— Все для Минска делают, а для провинции… Убого, глухо, тихо. В Турове, наверное, и то работы больше, чем здесь.

***

— В отпуск ходим, оклад выплачивают и отпускают на две недели. Но пока в доме уберешь, перестираешь, уже опять на работу пора. Есть дискотека в «Витязе», но это просто напиться и забыться. Бассейн в Озерном есть. Вот и все.

***

— Как мы время проводим? Дома пиво пьем с мужьями. Иногда водку. Приходим в семь часов вечера домой с работы, а надо еду приготовить, в доме убрать и детей собрать в школу. Поубирать, помыть, выпить пива от горя и спать — вся наша увеселительная программа. Жизнь убогая.

***

— Никто ни за что не борется, никому здесь ничего не надо. Молодежь наша не против работать, не такая она у нас и бестолковая. Более-менее путные рады остаться, но негде. Брат мой просто собрался и в Питер уехал. Говорит: «Там я без выходных вкалываю, но зато бабло получаю и с деньгами сюда приезжаю». Тут он лесником по 500 рублей получал и дом никак не мог построить, а там квартиру купил. И зачем ему сюда возвращаться?

Житковичи в не побитой пикселями реальности отражаются в грустных рассказах местных жителей и светятся токсично-зеленой вывеской «Матрикс». Если хорошенько прислушаться, можно различить глухое эхо безымянного дизеля на железнодорожной станции, лютое гоготанье мужиков на рынке и шепот слухов даже в самых удаленных уголках страны. Это выгруженный из мониторов и экранов райцентр живет своей привычной обыденностью. Помолчите немного — услышите его большие и маленькие проблемы.