Главный риск для Путина

Стабильность в России обманчива.

Новейший общемировой всплеск инфляции принуждает к политическим переменам, напоминая нам о том, насколько эффективно эта старая экономическая проблема способна свергать правительства. В демократических странах результаты выборов часто зависят от колебания цен. Но влияние этих колебаний на авторитарные страны проявляется не менее ярко, потому что инфляция подрывает негласный общественный договор, на котором базируются полномочия властей.

В Аргентине избрание президентом Хавьера Милея, радикального анархо-капиталиста (как он сам себя называет), стало, по всей видимости, непосредственным следствием неспособности уходящего режима перонистов справиться с инфляцией, достигшей 143% в годовом выражении. Важнейшее предвыборное обещание Милея: восстановить ценовую стабильность путем ликвидации центрального банка и замены аргентинского песо на американский доллар.

Отказ от денежной автономности — это, несомненно, смелый и рискованный эксперимент, который очень сильно ограничит действия правительства. Но именно в этом его смысл. Прежнее правительство пыталось сделать слишком много, и потерпело полный провал, поэтому избиратели решили, что любая альтернатива будет лучше, чем продолжение прежней ошибочной политики.

Ситуация в Россия в сравнении выглядит, на первый взгляд, на удивление стабильно. Инфляция в этой стране в годовом выражении недавно повысилась с 6% до 7%, хотя в прошлом году даже США и еврозона некоторое время балансировали на грани двузначной инфляции. Однако США, еврозона и Великобритания сумели опустить инфляцию ниже 5%, в то время как Россия движется в противоположном направлении.

В 2022 году, сразу после полномасштабного вторжения в Украину, российская инфляция тоже резко подскочила (то же самое произошло в 2014 году после захвата территорий в Крыму и на востоке Украины). Затем, начиная с апреля 2022 года, уровень инфляции целый год снижался, и даже казалось, что он установится на респектабельном уровне 2,5%. Однако вся эта стабильность оказалась иллюзией. Нынешним летом инфляция вернулась (сразу после незавершенного путча лидера «Группы Вагнера» Евгения Пригожина), и теперь она превратилась в главный непосредственный риск для президента России Владимира Путина и его режима военного времени.

Правительство города Москвы откровенно заявляет об этих опасениях, и даже сам Путин, который обычно избегает признавать слабые места, недавно заговорил об инфляции и исходящей от нее угрозе для российских семей. Центральный банк России был вынужден повысить учетную ставку до 15%, что почти в три раза выше, чем текущая ставка по федеральным фондам в США.

Путин, наверное, хорошо знает, что недовольство ценами часто становится первым признаком потери социальной поддержки авторитарным режимом. Простые граждане не могут открыто жаловаться на правительство (иначе их арестуют или жестко накажут), но они могут ворчать по поводу цен и делают это, особенно в ситуации, когда инфляция становится прямым результатом увеличения государственных расходов на войну. Эта проблема возникла не только из-за увеличения военных расходов и ограничения предложения в результате санкций, но и потому, что Кремль пытается купить общественную поддержку. Например, сейчас солдаты получают в 2,5 раза больше, чем средняя зарплата по стране, а в случае, если их убили на фронте, их семьям выплачивают щедрую компенсацию — пять миллионов рублей ($57 тысяч).

Признаки возникающей в результате инфляции проявляются повсюду. Исход из страны 800−900 тысяч молодых людей, которые не захотели подвергаться риску призыва и мобилизации, привел к резкому ухудшению ситуации на рынке труда в Росси. Поскольку специалистов с необходимыми навыками не хватает, работодатели вынуждены предлагать намного более высокую зарплату для привлечения работников. Такой подход может помочь в течение некоторого времени; но довольно скоро люди начнут замечать, что на возросшую зарплату они по-прежнему не могут купить то, что им нужно или хочется.

И здесь история преподает нам сильный урок. Инфляция оказалась центральной силой, разорвавшей общественный договор царского самодержавия с российским народов в 1910-е годы. Во время Первой мировой войны Российская империя не могла сбалансировать свой бюджет, и поэтому прибегла к печатному станку. В предвоенные годы Россия была крупным экспортером зерна, и поэтому поначалу российские крестьяне могли продавать излишки своего зерна военным закупщикам, которые были готовы заплатить более высокую цену. Однако к концу 1916 года инфляция ускорилась, и крестьяне заметили, что на бумажные рубли уже мало что можно купить. Вместо того, чтобы и дальше продавать зерно, они стали кормить им скот.

Важно отметить, что бумажные деньги того времени напрямую ассоциировались с царской династией: на банкноте в 500 рублей изображался Петр Великий, а на 100-рублевой — Екатерина Великая. Внезапно эти великие исторические фигуры перестали выглядеть великими. Банкноты с их портретами утратили какую-либо ценность, и крестьяне отказывались принимать их в качестве платежа. Поставки зерна прекратились, а возникший дефицит продовольствия спровоцировал беспорядки в городах, кульминацией которых стала двойная революция 1917 года. Солдаты перестали воевать, потому что они больше не могли ничего купить на свою зарплату. Они предпочитали вернуться домой в свои деревни, где они могли, по крайней мере, найти что-нибудь поесть.

Оказавшись у власти, большевики должны были сделать нечто радикальное для восстановления ценовой стабильности, и поэтому они ухватились за идею прямого упоминания золота в названии новой валюты — «червонец» (то есть золотая монета). Они даже отчеканили несколько золотых монет.

Можно обнаружить невероятный уровень преемственности в российской денежной истории. На нынешней 500-рублевой купюре образца 1997 года снова изображен Петр Великий (на этот раз в виде памятника в порту Архангельска). И эту купюру может ожидать такая же дурная слава.

Люди начинают открыто возмущаться властями, когда те нарушают свои обещания, а деньги представляют собой одно из старейших обещаний. Российские денежные махинации сегодня оказались одним из наиболее осязаемых признаков неспособности системы выполнить обещанное. Такая система со временем будет заменена, потому что она не оправдала доверие людей.

Гарольд Джеймс, New Voice