Командир украинской аэроразведки: ВСУ уже дважды показали, как выиграть войну с Россией

Роберт Бровди - о том, что сейчас происходит в Бахмуте и Соледаре.

На Бахмутском направлении продолжаются очень тяжелые бои, окрестности Соледара и Бахмута завалены телами оккупантов. Из Соледара украинские бойцы были вынуждены отойти на более выгодные позиции, но бои в окрестностях города продолжаются, украинские воины не дают оккупантам окружить Бахмут.

Для того чтобы выгнать российскую армию с захваченных территорий, Вооруженным силам Украины требуется больше боеприпасов и техники. Об этом и многом другом «Апострофу» рассказал закарпатский бизнесмен и политик, а ныне командир подразделения украинский аэроразведки «Птахи Мадяра» Роберт Бровди с позывным «Мадяр».

– Какой ценой удавалось держать Соледар, учитывая, что 97% города просто разрушены?

– В вопросе выхода ВСУ из Соледара я не допускаю драматизации. Не было никакого критического шага, связанного с отступлением, выровнялась линия обороны и, как анонсировалось, занята позиционная оборона для того, чтобы можно было удерживать рубежи, пока мы не сможем дать достойный отпор.

Первая фаза вхождения русских в Соледар осуществлялась руками ЧВК «Вагнер». И мы фиксировали отсутствие поддержки артиллерии регулярной армии рф и присутствие каких-то еще подразделений. Сейчас армия уже подтянулась в ЧВК. Очевидно, это связано с тем, что были значительно прорежены ряды «вагнеровцев» в самом Соледаре и его окрестностях. Бои в окрестностях города, я подтверждаю, продолжаются.

Куча населенных пунктов в этой войне отходила в те или иные руки. Да, сейчас официально сообщено, что последний украинский воин покинул территорию Соледара, хотя бои в окрестностях города продолжаются и будут продолжаться и дальше там, где удобно, тактически верно и эффективно сдерживать наступление врага. Для того чтобы мы перешли в жесткие наступательные действия, очевидно, нам нужно больше средств поражения.

– Были разговоры о том, что отступление из Соледара ухудшит позиции украинских бойцов в Бахмуте – это так?

– Соледар находится с северной стороны Бахмута. То есть какие-то оперативные успехи врага с севера и юга одновременно создают условия, чтобы вокруг Бахмута создавалась определенная дискомфортная обстановка. Поэтому сейчас идет защита по трем направлениям: сдерживание с севера, и пока там безопасное расстояние до Бахмута, сам Бахмут и юг, где у врага нет существенных преимуществ. В сущности, линию фронта им критически сдвинуть не удается.

Сейчас сверхвысокий градус борьбы с существенным истощением. Я не буду говорить об истощении обеих сторон, а говорю о воинах ВСУ. Но этот темп был задан достаточно давно, соответственно, максимальный тонус, поддерживаемый среди наших военнослужащих, помогает удерживать оборонную линию Бахмута.

Относительно нового оружия я скажу так - чтобы продвинуться в направлении Соледара, первоочередной потребности в танках нет. Я постоянно говорю, что нам нужен БК. Этот вопрос не нуждается в каких-либо глобальных решениях по поводу его поставки. Это 155-мм калибр, который нам необходим для той линейки техники, которая нам уже предоставлена. Это позволит нам повысить интенсивность огневой деятельности.

Ярким примером такого повышения являются боевые действия на Харьковском направлении и на Херсонщине. Подняв огневую деятельность, без танков Leopard, ВСУ просто уничтожают тыловую инфраструктуру врага, скопление мобилизованных, боеприпасов, техники, уничтожает артиллерию и командные пункты. Вычистка всего тылового обеспечения предполагает, что наступающему передку нечем крепиться и он вынужден отступать. Эта тактика дважды позволила ВСУ провести молниеносные операции. И я считаю, что такой технологичный способ приведет нас к победе.

– Мы видели видео, как телами россиян усеяны земли возле Бахмута, Соледара.

– Если мы говорим о «кровавом гектаре», который мы время от времени транслируем, то это пригород Соледара. Есть отдельные направления, которые они по сто раз могут пробовать захватывать, а после этого время от времени производить зачистку трупов. При чем у них какая-то селекция – кого-то забирают, кого-то нет, и снова наступают на те же места.

– Были случаи, когда россияне использовали наших военнослужащих в качестве щита, отправляя их к нашим позициям. Как часто встречаются такие случаи?

– Этому пока нет видеоподтверждения. Безусловно, они совершают те преступления, которые выходят за рамки войны, хотя куда уже больше рамок войны, когда нет предела и уничтожается на пути все. Но те дополнительные разновидности преступлений, к которым прибегают враги - это за гранью. Нет объяснения, что может побуждать их к таким действиям.

Стоит хотя бы посмотреть, что они делали в Ирпене и Буче. Я заходил туда с группой зачистки. Я уже дед-старик, который много видел, но едва не поседел на месте. Там было много убитых людей, лежавших в позах, свидетельствующих о том, что они не только не сопротивлялись, а вообще не понимали, что происходит. Их расстреливали без цели. Возможно, кто-то там среди орков кичился между собой, или с целью устрашения. Это было мое первое впечатление, когда я с ужасом зашел на территорию Бучи.

В дальнейшем то, что мы видим, – это стратегия выжигания каждого квадратного метра, стратегия рандомных обстрелов зданий, в которых с высокой вероятностью и в помине нет военных. Можно сто раз говорить об админзданиях или заводах, но чем можно объяснить обстрелы многоэтажек?

Раньше еще имели место массовые изнасилования, грабежи и прочее – все это не подлежит осмыслению и объяснению. Чего стоит только уровень поддержки 140-миллионным люмпеном идеи бункерного деда, которую общество развивает дальше, что нужно не просто территориально разбить Украину, а уничтожить нашу страну и украинцев как явление. Вот скажите - что должно происходить в их головах, чтобы такое мнение развивалось и поддерживалось абсолютным большинством населения.

– Вы в разговоре сказали, что видели города, которые уничтожены больше за Соледар – это какие?

– Это касается большинства населенных пунктов, долгое время находившихся в непосредственной близости к линии разграничения. Это характерно для всей линии фронта. Единственное, что я не был в Харьковском направлении. Но населенные пункты на востоке и юге, находящиеся на линии разграничения, разрушены под ноль. Там нет ни одной уцелевшей даже собачьей будки.

Населенные пункты, находящиеся по нашу сторону фронта, автоматически попадают в плановые цели врага. Несмотря на то, что происходит на фронте, остаток своего огневого потенциала враг сливает на эти города.

Каждый день утром и вечером россияне обстреливают населенные пункты из минометов, танков и артиллерии. Если полгода так методично обстреливать города 155-мм снарядами, кассетными боеприпасами, РСЗО и всем остальным, то что остается? Ничего, даже руины сравняются с землей.

– Мы знаем, что россияне даже минуют тела своих погибших военных. А как проходит разминирование, не оставляем ли мы их там на земле?

– Гуманитарное разминирование будет осуществляться спустя десятилетие. Но я надеюсь, что на тот момент, когда это будет нашей главной задачей, будет подтянута какая-нибудь техника, которая ускорит гуманитарное разминирование. В мире уже есть решения, которые просто пока нам недоступны. Это уже будет на следующем этапе западной помощи.

Сейчас инженерная служба, которая разминирует территории, имеет очень много хлопот с колоссальным количеством взрывчатки. Это направлено на то, чтобы еще долго после их ухода мы имели с этим хлопоты. Это десятки тысяч квадратных километров.

– У вас есть чувство мести за то, что вы видели на Киевщине, а сейчас на востоке и юге Украины, или у вас холодная голова и вы просто уничтожайте врага?

– Чем больше останется уничтоженного врага здесь, тем меньшее количество недолюдей вернется назад. Совершенно понятно, что раз в определенный промежуток времени наша соседняя нация будет поднимать хвост на все соседние территории. И если мы их сейчас не раздавим до конца, то наши дети или внуки снова будут с ними иметь дело. Я бы этого не желал. Я хотел бы, чтобы мы уже раз и навсегда эту точку поставили и с этим явлением покончили.

И пусть они там раскалываются, варятся, парятся что угодно, но чтобы они уже в принципе не хотели воевать. Посмотрите на их историю. Не проходит и пол века, чтобы они не имели к кому-то претензий и что-то не выясняли.

– Является ли для вас ЧВК «Вагнер» феноменом этой войны, как вы их оцениваете?

– Это легкая добыча с приметкой. Приметка здесь в том, что у них мера страха существенно отличается от «чмобиков», потому что они пришли из жестких условий содержания и им больше вещей легче воспринять, чем обычному гражданскому, которого под магазином упаковали, надели шлем и увезли на войну. А зек не боится ножа, не боится по морде получить, не боится дать в морду ответ. Он же там за что-то сидит, и явно не за то, что свеклу надергал у соседа. У него совсем другой ритм жизни, восприятие, внутренняя мобилизованность и прочее. И вот это отличает зека от «чмобика».

С другой стороны, уровень их военной подготовки стерилен, их никто не планировал готовить. Это не та ЧВК «Вагнер», которая развивалась в начале, когда у них было контрактование, высокие гонорары, и они готовили свои кадры для выполнения задач в каких-то горячих точках планеты. Здесь им зэки нужны были для наращивания личного состава любой ценой, и это была наименьшая цена. Но отсутствие боевого опыта и тупой алгоритмизированный подход к выполнению боевых задач был достаточно быстро просчитан. Единственное, чем они до сих пор берут – это количество, а не качество.

– Чего сейчас не хватает вам на фронте?

– Боеприпасов, даже не дронов, хотя как аэроразведчик, я должен был бы просить дроны.