Вспомним каждую сволочь

Затупятся перья и память гаджетов переполнится.

Полину Шарендо-Панасюк наконец довезли до Минска. Расстояние от колонии №24 до столицы – меньше 300 километров. Эти три сотни километров для Полины растянулись на 18 дней. Что делали с ней все это время, куда возили или где держали? Мы не знаем. Говорят, что она в СИЗО на Володарского, откуда ее отправят в «Новинки». Но передачу в СИЗО для Полины не приняли. А больше никто ничего и не знает.

Это незнание – самая страшная пытка для родных и друзей заключенных. Вроде есть право на звонки, свидания, встречи с адвокатом. Все на бумажках написано, чинами подписано, печатями государственными скреплено. А в действительности – нет ничего. И спросить не у кого. Вернее, не с кого. И уже нет уверенности в том, что твой близкий в зоне здоров или хотя бы жив. И чем больше времени проходит в этом незнании, тем страшнее.

О Викторе Бабарико нет никаких вестей уже больше двух месяцев. С тех самых апрельских дней, когда кто-то из сотрудников новополоцкой больницы успел шепнуть, что к ним привезли политзаключенного, - ни слова, ни звонка, ни письма. Как будто с той больничной койки он не уехал этапом, а просто исчез, растворился в воздухе. Потом, правда, появилась слабая надежда, когда стало известно, что его внесли в список свидетелей на суде по делу Эдуарда Бабарико. Вот сейчас привезут – и уже не так важно, что сын, как и отец, за решеткой: они смогут увидеть друг друга, а все мы по крайней мере будем знать, что Виктор жив. Но суд уже практически закончен, на следующей неделе огласят приговор, все свидетели выступили, но Бабарико-старшего туда так и не привезли. Можно себе представить, как тяжело тем, кто за решеткой, и тем, кто сходит с ума по другую сторону решетки. Но что касается Виктора и Эдуарда Бабарико, я даже не представляю себе, кому из них сейчас тяжелее. Виктору или Эдуарду? И, кстати, Марине или Николаю?

Да, Марина Адамович ничего не знает о своем муже Николае Статкевиче уже 140 дней. Почти пять месяцев. «Переписка не запрещена», - сообщают ей вертухайские инстанции. Она и пишет. Письма мужу, которые пропадают в бесконечных каменных коридорах. Жалобы, заявления запросы. Записывается на приемы в те самые инстанции, где ей говорят, что все в порядке. Писем нет? Так он, наверное, просто вам не хочет писать. Адвоката не пускают? Так он заявление на встречу с адвокатом, вероятно, не написал. Звонков нет? Так это, уважаемая, просто взыскание. А на странице Марины в Фейсбуке – фотография, где они с Николаем счастливые и хохочущие, и по ногам Статкевича карабкаются довольные упитанные коты. Я представляю себе тот праздник, когда их кто-то из гостей случайно их сфотографировал. Четыре года назад? Пять лет назад? Наверное. В любом случае, где-то с конца 2015 года до весны 2020 года, потому что все остальное время Статкевич сидел. И до, и после.

Мы не знаем, что сейчас происходит с Полиной, Виктором, Николаем. И даже те, кто с ними сидит в одной колонии или тюрьме, не знают. А если что-то по тюремной почте и долетит – будут молчать. Мой муж рассказывал, как в такой же ситуации, в ПКТ, в положенный день заключенным разносили письма. Преувеличенно громко лязгали дверью, топали сапогами, выкрикивали фамилии. А его камеру демонстративно обходили. При том, что писал ему весь мир. И когда Андрея выводили в пять утра на прогулку, он кричал, чтобы услышали в других двориках: мужики, помогайте, выгоняйте информацию на волю! Его быстро уводили назад в камеру, а с теми, кто мог услышать, работали оперативники. И ничего из того ПКТ не уходило. Точно так же, как не уходит сейчас – из ПКТ, ШИЗО, больниц и одиночных камер, из темных коридоров и сырых карцеров.

Так хочется сказать что-нибудь вроде «зато когда они выйдут на свободу, то смогут отдохнуть, провести столько времени с близкими, сколько никогда в той прежней довоенной жизни не проводили, и насладиться наконец жизнью, которой были лишены». А ведь не смогут. У них – у Полины, у Николая, у Виктора и у тысяч других узников - снова не будет времени. Потому что придется выступать свидетелями обвинения на таком количестве судебных процессов, что у нас, журналистов, затупятся перья, не выдержав нагрузки, а память гаджетов переполнится. Впрочем, и черт с ней, с памятью гаджетов. Главное, чтобы наша память не переполнилась и сохранила все: каждую фамилию, каждую подпись, каждый приговор. Каждую сволочь, которая отняла у нас годы жизни. А у некоторых из нас – и жизнь.

Ирина Халип, специально для Charter97.org

Если вам понравилась статья, вы можете поддержать сайт Charter97.org следующим образом:

РАСЧЕТНЫЙ МУЛЬТИВАЛЮТНЫЙ СЧЕТ ДЛЯ ПОЖЕРТВОВАНИЙ:

Название банка: Bank Millennium S.A.
Адрес: ul. Stanislawa Zaryna, 2A, 02-593, Warszawa
IBAN: PL 97 1160 2202 0000 0002 1671 1123
SWIFT: BIGBPLPW
Название владельца счета: Fundacja “KARTA ‘97”
Назначение платежа: Darowizna na cele statutowe

Связаться с нами можно по адресу charter97@gmail.com