Рубрики

Хилари Клинтон следит за делом Зельцера

6.02.2009, 19:22

Новый госсекретарь США Хиллари Клинтон «внимательно следит за развитием ситуации» с американским гражданином Эмануилом Зельцером, отбывающим трехлетнее наказание в Беларуси.

Комментарии 3

– 0 +

ЛЫДЖНЕГ, 20:04, 6.02

Ну, она когды-то и за своим мужэньком следила... :D

Ответить

– 0 +

Сергей Парсюкевич, 15:59, 7.02

Давление на белорусский режим внутренней оппозиции и международной общественности, понимание белорусскими вла-стями того, что без нормальных цивилизованных отношений со странами Европейского Союза и США у Беларуси мало шан-сов выправить сложившуюся экономическую ситуацию, привело к тому, что в августе 2008 года на свободу из колоний были выпущены последние официально признанные политзаключённые.
Основное, что связывало нас (меня, Андрея Кима и Александра Козулина), это то, что за стремление поменять жизнь в стране к лучшему, к свободе и демократии во всех их проявлениях власти страны бросили нас за решётку. На воле мы друг друга знали совсем мало, и наши пути пересекались всего несколько раз, но благодаря действиям режима мы стали гораздо ближе. Я думаю, что основными мотивами таких жёстких и беспардонных движений режима являются стремления напугать, поломать морально и физически наиболее активных борцов за правду, свободу и справедливость, и уже на их примере отбить желание у остальных отстаивать свою жизненную позицию, если она не совпадает с интересами властных структур.
Хочу рассказать о том, через что мне пришлось пройти и с чем столкнуться, находясь в застенках белорусского режима, там с другой стороны колючей проволоки.
Самое главное – это тот постоянный произвол на всех этапах уголовного процесса и стремление морально уничто-жить человека как личность.
Когда я узнал, что в отношении меня возбуждено уголовное дело, моему возмущению не было предела. Как такое вообще может иметь место в 21-м веке в европейском государстве?!!! Моего личного опыта и знаний хватает, чтобы адекватно оце-нить ситуацию. В том инценденте, что произошёл 21 января в ЦИПе на Окрестине, Закон был нарушен именно в отношении меня. Дулуб явно превысил свои служебные полномочия, причём он это сделал с применением оскорбления, насилия и спец-средств. Не думаю, что существуют функциональные обязанности, позволяющие «распускать руки». Мне же тогда пришлось сначала защищать свою честь, а потом и жизнь, т.к. действия Дулуба ей явно угрожали. Если бы мне не удалось тогда вы-рваться, нет никакой гарантии того, что Дулуб бы меня не задушил, уж очень большие усилия он к этому прилагал. С другой стороны я тогда не знал, что Дулуб, оказывается, завёл меня в комнату для опросов с целью зачитать мои права и обязанности (правда потом на суде и эта его версия слегка изменилась). Чего только человек не придумает, чтобы избежать ответственно-сти. Ну, так вот, когда я узнал о возбуждении уголовного дела, я сразу позвонил следователю Резанко, чтобы выяснить ситуа-цию. Он меня заверил, что всё нормально, просто мне нужно с ним встретиться, чтобы пояснить некоторые вопросы. По идее мне ничего не угрожало, я ведь ничего противозаконного не совершал, но в последние полтора года меня неоднократно пре-дупреждали, что если я не прекращу проявлять свою гражданскую позицию, то меня посадят в тюрьму. Я решил идти и проку-ратуру и добиваться правды. В то время я был у родственников на Украине (после ЦИПа решил подлечить обострившуюся язву и астму), быстро собрался и приехал в Минск.
Когда я пришёл в прокуратуру 4 марта следователь Резанко пояснил мне, что я подозреваюсь в совершении преступления, квалифицирующегося по ст. 364 УК РБ, вызвал оперуполномоченного из Московского РУВД г. Минска, и меня задержали на трое суток. Поняв, что меня оговорили, я сразу же заявил ходатайство, чтобы мои показания и показания «свидетелей» прове-рили на детекторе лжи. Когда я работал в милиции, я несколько раз сталкивался с тем, что с помощью этого аппарата лжи-вые «свидетели» выводились на «чистую воду», в моей ситуации это решило бы все проблемы. Но, увы, в моём ходатайстве было отказано. Интересно, почему? Видимо правда следователю Резанко была не нужна, скорее всего, даже опасна. Аналогич-ная ситуация произошла и когда он меня представлял на арест прокурору 7 марта. В этот раз в кабинете прокурора уже при-сутствовал сам Дулуб и врал прямо мне в лицо. Интересная подробность – когда меня вместе с моим конвоиром вывели из кабинета прокурора в коридор (наверно для того, чтобы я не мешал вершителям судеб принимать «правильное решение» о моём аресте), к прокурору очень по простому и без особых церемоний зашли двое мужчин в цивильном, а через минуту оттуда выглянул Резанко и сказал, чтобы мы ожидали решения на первом этаже, а не стояли под дверью (кабинет прокурора находит-ся на втором этаже). Видимо, им очень не хотелось, чтобы я вдруг чего-нибудь услышал лишнего. Через несколько минут Ре-занко объявил, что я арестован.
В цивилизованном мире на арест предъявляют к судье, и Беларусь, подписав международные обязательства, также, по идее, должна привести своё законодательство в соответствие с международным, но, по-моему, этим проблема не решиться, т.к. о независимости наших судов говорить не приходится, в чём я впоследствии в очередной раз убедился на собственном примере.
Начался «процесс» следствия. Резанко форсированно собирает «доказательства» по делу. Как-то странно получается. Из всех свидетелей, о которых я писал в своём заявлении, был допрошен только один Толстыко Александр. Видимо, после обще-ния с ним Резанко решил судьбу больше не искушать и стал допрашивать только «нужных» следствию «свидетелей». Нашёл даже господина Гарбачевского, которого я, кстати, в своём заявлении не указал, т.к. не знал даже его имени. Гарбачевский был помещён в ЦИП за кражу бутылки водки и, когда находился там, просыпался только, когда приносили пищу. Т.к. я вместе с другими «политическими» проводил голодовку, то по понятным причинам в сторону «трапезничавших» старался не смот-реть, вот и не познакомились. Интересным образом допрос Гарбачевского с точностью до знаков препинания и грамматиче-ских ошибок совпал с допросом «свидетеля» милиционера Якимчика. Как такое может произойти? По-моему вариант только один – Резанко на компьютере скопировал допрос Якимчика и дал расписаться Гарбачевскому. Как это называется? Можно по-разному, но по любому это тоже квалифицируется Уголовным кодексом. Опять же, хотя и очень маловероятно, можно было бы допустить, что абсолютно разные люди одно и тоже событие могли описывать абсолютно одинаковыми выражениями, но как быть с тем, что и Якимчик и Гарбачевский на суде свои показания (пусть даже не без помощи судьи) поменяли? Получается, что на следствии эти люди абсолютно одинаково «заблуждались». Если первый вариант можно отнести к казусу теории веро-ятности, то второй - даже научной фантастикой не назовёшь.
А как можно относиться к «свидетельским» показаниям фельдшера, которая минимум пять раз общалась со мной, после то-го как меня избили, сама мне смазывала ссадины, а после этого заявила, что не видела у меня телесных повреждений? И это при том, что в заключении медицинской экспертизы, проведённой даже на восьмые сутки, эти повреждения описаны, меня видели очень много людей и мои тогдашние фотографии есть даже в Интернете.
Опять же очень интересно, чего хотел от меня добиться следователь Резанко, когда в процессе следствия угрожал догово-риться о моём переводе в «прессхату»? Видимо он привык заставлять людей признаваться в том, чего они не совершали, вот только у него опыта работы пока недостаточно, чтобы научиться распознавать людей, в отношении которых это может срабо-тать. Сам я с «прессхатой» не сталкивался, но люди рассказывали. Это камера со специально отобранным и обученным кон-тингентом. Когда этому контингенту ставят задачу и к ним в камеру помещают человека, которого надо «раскрутить», вещи там начинают твориться просто ужасные. Над этим человеком начинают просто садистски издеваться - постоянно его бьют, не дают спать, унижают. И всё это происходит естественно с ведома и под контролем администрации. Далеко не каждый в состоянии это выдержать. Ребята, которые через это проходили, говорят, что самым простым и безопасным способом с этого «соскочить» является попытка суицида путём вскрытия вен. В моём случае к такому способу давления на личность прибегать не решились. Наверно из-за того, что дело имело широкую огласку. И всё это происходит в центре Европы!!!
А что было на суде? Этот ничем не прикрытый беспредел даже цирком назвать нельзя. Когда «свидетель» обвинения за несколько минут несколько раз меняет свои показания вплоть до противоположных, опознаёт совсем другого человека, когда к «консенсусу» удаётся придти только под мощным давлением судьи и благодаря его даже не наводящим вопросам, а прямым утверждениям. При этом правдивые показания людей, которые говорят, как всё было на самом деле, не принимаются, и при-говор выносится на основании очевидной, ничем не прикрытой лжи, в проверке которой на детекторе лжи мне в очередной раз (по-моему, в пятый) отказывает уже судья. Да и как шёл сам процесс? Доводы адвоката, да и мои лично, не то, что в рас-чёт не принимаются, они вообще похожи на голос вопиющего в пустыне. Зачем в белорусских судах адвокаты, если к их мнению судьи не прислушиваются? Да и что может сделать адвокат, если лицензию ему выдаёт прокуратура, и если что-то в поведении адвоката прокурору не понравится, то прокуратура адвоката может этой лицензии лишить без особых проблем? Я уже не говорю о материальной стороне вопроса, когда одно посещение адвокатом арестованного в тюрьме обходится в 350 тысяч рублей независимо от результативности. Далеко не каждый может позволить себе такую роскошь. А как относиться к тому, что судья просто за не понравившееся ему выражение лица выгоняет из зала присутствующих на процессе людей?
До суда я ещё надеялся на то, что когда широкой общественности станут известны подробности моего «дела», то этот бес-предел закончится. Если логично рассуждать, то человек, который не имеет объективной информации, может предположить, пусть даже с огромной натяжкой, что у меня действительно по каким-то непонятным причинам возникло (как написано в об-винении) чувство мести к незнакомому мне человеку, после чего у меня, видимо, «поехала крыша», я взял и, находясь в за-ключении, когда вокруг масса милиционеров и помощи ждать неоткуда, с непонятной целью напал на одного из них и избил его. Понятно, что в таких моих действия полностью отсутствует здравый смысл, логика и чувство самосохранения, но всё ж таки. В процессе следствия я с этим беспределом был практически один на один (у адвоката взяли подписку о неразглашении), но ведь на суде всё стало очевидно. И всё равно в итоге два с половиной года реального лишения свободы. Ну что тут можно обсуждать? С этим можно только бороться!!! И, желательно, не в одиночку…
Как выяснилось в последствии, ситуация, подобная моей, не является чем-то необычным в Беларуси. И для проявления правового беспредела вовсе не обязательно наличие политической составляющей в уголовном процессе. Кроме того, что суды выносят приговор по заказу властных структур или попросту руководствуясь интересами различных заинтересованных лиц (так называемое телефонное право), в стране вся система правосудия основана на различной статистической отчетности. Из-за этого порой определённое деяние, квалифицируемое статьёй УК с меньшими санкциями, «перерастает» в более тяжкое преступление и наоборот. Хотя явно присутствует тенденция к ужесточению санкций. Опять же всё решается в основном ис-ходя из интересов граждан, способных повлиять на решение суда, не особо взирая на законодательные нормы. Суды стали выносить решения на основе «внутреннего убеждения суда». Как это понимать? Если сторона обвинения «смогла» убедить суд в виновности обвиняемого, то и доказательства по делу уже не обязательны, или их можно интерпретировать как кому угодно? Я, конечно, уголовных дел в полном объёме на зоне не изучал (нет там такой возможности), но то, что видел, и о чём рассказывали люди, а не верить им у меня нет причин, говорит именно о таком положении дел в стране. Разве это не правовой беспредел на государственном уровне? Куда мы идём? Ведь под эту марку можно «засудить» кого угодно и за что угодно, достаточно того, что кто-то что-то говорит, а уж «нарисовать» свидетеля у наших правоохранителей труда не представ-ляет.
Опять же если «прессануть» подозреваемого, то можно получить признательные показания и в сожжении Хатыни. Очень многие люди, попавшие в зону, именно об этом мне и рассказывали. И это, в основном, не простое избивание, когда остаются телесные повреждения. Те, кто проводит пытки, в этих делах реально поднаторели – используют противогаз (ко-гда руки пристёгнуты наручниками, а шланг пережат, ощущения, мягко говоря, не очень приятные), бьют по пяткам, застав-ляют долго стоять, не пускают в туалет, подвешивают и проч. Особое место здесь занимают инъекции галаперидола, после которых человека просто наизнанку выворачивает. Фантазии у этих ребят просто безграничны. Все такие действия «правоох-ранителей» однозначно квалифицируются Уголовным кодексом, вот только очень уж редко это бывает.
В тюрьмы людей бросают пачками. Не был не в одной камере, где бы не было реального переполнения. На 12 мест обыч-но 16-18 человек, а то и больше. Спать приходится посменно, по два человека на одну постель. Да и постелью это приспособ-ление назвать нельзя, тем более что оно имеет двух - или даже трехъярусную конструкцию. Обычно это нары из металличе-ских пластин, на которые ложится наматрацник, изготовленный в середине 80-х прошлого века, расстояние между пластинами такое, что матрац проваливается. Ещё дают ватную подушку, из которой почему-то вылезает мелкая проволока. Плотность у этой подушки такая, что вшу можно без проблем раздавить. Со вшами, кстати, в СИЗО-1 (Володарка) сталкивался два раза, и бороться с ними оба раза приходилось при помощи рук и хорошего зрения – другие средства борьбы с педикулёзом там не приняты.
Не взирая на то, что в каждой камере в следственных изоляторах и тюрьмах есть выписки из правил поведения под-следственных и осужденных, в которых конкретно оговорены права и обязанности данных категорий граждан, возникает ощущение, что, прежде всего сотрудники этих учреждений эти правила как раз и не читали. Согласно этим правилам подследственные и осужденные имеют право на вежливое и гуманное отношение, но сотрудники изоляторов и тюрем относят-ся к ним как какому-то быдлу. По крайней мере, отношение крестьянина к скотине и охотника к животным гораздо более гу-манно. Происходит постоянное унижение человеческого достоинства, человек держится в постоянном напряжении, делает-ся всё возможное, чтобы ему было как можно хуже. Правила содержания достаточно подробно описывают поведение заклю-чённых и сотрудников администрации, но «тюремщики» требуют совсем другое, а если начинаешь бороться за свои права, то можно и дубинкой получить (залетают в камеру парни в масках, видимо очень стеснительные - не хотят, чтобы видели их ли-цо, и пошли махать направо и налево). Также можно оказаться в штрафном изоляторе, а уж само пребывание там кроме как пыткой ничем не назовёшь. В ШИЗО днём даже присесть толком негде, не почитать, не покурить, матрацы и бельё даже на ночь не выдают. Если на Володарке отношение к заключённым было ещё более-менее приемлемым, то в Жодинской тюрьме, обстановка становилась невыносимой. Первое, что делал оперуполномоченный в Жодино, когда я вместе с другими ребята-ми прибыл туда с Володарки, это вызывал к себе в кабинет и бил там людей по уху. При этом он приговаривал: «Это тебе не Володарка, ломать режим тут никто не будет!» А ведь никто там ничего «ломать» и не собирался, люди и так без пищи и сна были почти сутки. Вот интересно, чтобы было, если бы ему кто-нибудь ответил тем же? Его бы просто забили палками или как меня осудили за нападение на сотрудника из чувства мести за выполнение служебных обязанностей? Но, как удалось вы-яснить впоследствии, Жодинская тюрьма – это рай по сравнению с СИЗО-2 в г. Витебске, куда после «наведения порядка» в Жодино убыл для этих же целей небезызвестный в кругах заключённых господин Кузовков. По рассказам людей, которые про-шли Витебский централ, издевательства и пытки там организованы просто на потрясающем уровне (не хочется даже описы-вать, чтобы не шокировать публику). Вот так там с помощью преступлений борются с преступностью.
Особо хочется рассказать о содержании в изоляторах несовершеннолетних. Старшими в камерах, где они содержатся, на-значаются особо отличившиеся, выделяющиеся особым цинизмом и полным отсутствием нормальных моральных принципов зэки со стажем. В их задачу кроме выбивания из «малолеток» явок с повинной, видимо, входит полное уничтожение всего человеческого в детских душах и окончательное превращение их в моральных уродов. Из камер, где содержатся несовер-шеннолетние, часто слышатся какие-то крики, шум, стуки. Лично видел в Жодинской тюрьме очень нелицеприятные вещи. Когда моя камера возвращалась с прогулки, из камеры «малолеток» выволокли мальчонку и так отмолотили дубинками, что потом им пришлось вызывать врача. В итоге парнишку куда-то унесли. Вот такие дела. Не завидую я этим «старшим» камер для несовершеннолетних – за эти их издевательства над детьми, если они по какой-то причине попадут во «взрослую» камеру, обычные зэки из них фаршмак сделают. И главное то, что всё это происходит с ведома и под контролем администрации.
В Шкловской колонии (№17) был ещё один «гуманный» метод «воспитания» осуждённых. Там есть две клетки под постовыми вышками (примерно 2х2 метра) и один «загон» возле помещения дежурного по колонии. Так вот, если у «воспитателей» появляются какие-то претензии к осужденным, то человека просто закрывают в эти клетки, и стой там пока над тобой не сжалятся. Ребята говорили, что простаивали там по целому дню, даже зимой, а ведь одежда там, сами понимаете, какая. Это, конечно, попроще ШИЗО, но вот как стыкуется с законодательством? А ещё над осужденными постоянно довлеет возможность лишения права на свидание с родными, права на передачу, на телефонный звонок.
Что интересно, в каждой зоне свои порядки. Если в Шклове информация о том, что осужденному положено не менее трёх телефонных звонков в месяц, размещена в рубрике «Это должен знать каждый», то в ИК-1 в Минске такой информации нет вообще, она старательно утаивается и, естественно, телефонные переговоры не предоставляются. С покупкой продуктов в ме-стных магазинах, ситуация с точностью до наоборот. Если в Минске с этим проблем почти нет, то в Шклове «отовариться» больше чем на 35 тысяч в месяц – большое везение. Если есть иск, а иски бывают миллиардными (оборот фирмы за несколько лет), то покупать товары разрешают на сумму, не превышающую одну базовую величину. Вот такой разный подход в рамках одной системы.
Ещё одной из особенностей белорусских тюрем является наличие на окнах кроме решёток так называемых «ресничек» (пластины из металла). Эти «реснички» полностью закрывают обзор из окон, в лучшем случае виден кусочек неба или асфаль-та, да и свежего воздуха они в камере не добавляют. По-моему, в цивилизованных странах такие извращения как «реснички» уже давно канули в лету…
Отдельно хочется описать санузел. Обычно это унитаз, к которому подведена труба с водой. На этой трубе имеется кра-ник, и именно под ним приходится умываться, чистить зубы и мыть посуду – практически в унитазе. При этом унитаз обыч-но находится на всеобщем обозрении. Кто-то ест, а кто-то… В камерах иной раз находятся по 30 и более человек, так уж из-вините… И это ещё терпимо. Ребята, которые прошли некоторые районные изоляторы, рассказывали, что там в туалет выво-дят два раза в сутки, а если вдруг станет уж совсем невтерпёж, то в камере имеется бак, вот в него народ и «ходит». Да-ром, что на улице 21-й век, нам не привыкать. Хотя, по-моему, к этому привыкнуть и невозможно.
Про питание тоже лучше не вспоминать. Готовят для заключённых явно победители конкурса «Кто сильнее испортит продукты». Да и портить там было особо нечего, разве что гнилую картошку, прокисшую капусту или пересоленную кильку. Положенных по рациону 90 грамм мяса в сутки никто из моих знакомых там не видел, не видели даже и четверти от положен-ного, видимо всё «усыхало» гораздо раньше, чем успевало попасть на стол. Правда, люди говорят, что сейчас стало лучше – хоть откровенную тухлятину перестали давать. А ещё на зонах пекут свой хлеб. Я, конечно, не хлебопёк, но и те, кто его пекут, похоже, тоже. Зато в хлебе иной раз попадаются камешки, что не всегда благотворно сказывается на здоровье. Каме-шек в хлебе в Жодинской тюрьме стоил мне зуба, да и ещё несколько человек рассказывали аналогичные случаи (при ещё двух я присутствовал лично). И ещё, не знаю почему, но там дают такую горячую пищу, что съесть её за отпущенное на приём пищи время просто невозможно. Кисель просто невозможно взять в рот, такое ощущение, что он только что кипел. Но это никого не волнует, это трудности тех, кто туда попал. А кто хочет попробовать коктейль из зоновских (видимо специально для зон изготовленных) макарон и сечки (тоже специальная крупа, наверно, для выкармливания свиней), может это сделать в столовой Шкловской колонии. Вкус «изюмительный». Там же можно искушать очень экзотическое и крайне редко встречаю-щееся в других местах блюдо, приготовленное путём вываривания чего-то похожего на кильку с дальнейшим тщательным пе-ремешиванием. Особый колорит этому деликатесу придаёт то, что внутренности из рыбы не достают. Интересно, а если эти яства предложить на какой-нибудь ферме свиньям, они тоже будут довольны или всё же объявят голодовку?
Хочется затронуть и медицину. Она на зоне, как и всё в нашей процветающей стране, на словах на очень высоком уровне. Фактически же, Боже упаси заболеть на зоне. При таком отношении к людям как там, какое же может быть медобслуживание? Кроме этого при таком низком финансировании оно другим быть и не может. Особенно мне «понравилась» стоматология. Если заболел зуб, первое, что предлагают, так это его вырвать. Вроде того, что лечить нечем, соответственно бесполезно. Вследст-вие чего у мужчин старше 40 лет большая часть зубов в основном отсутствует. И никому там особо не пожалуешься. Лично я умудрился шесть раз попасть на приём к стоматологу, в результате мои проблемы с зубами не решились, а только ещё боль-ше обострились. Мне просто колоссально повезло оттуда вырваться, а то бы, похоже, остался вообще бы без зубов. Но ведь люди там живут десятилетиями. Ещё одна из страшнейших проблем на зоне - туберкулёз. Как-то на свободе я с этим заболе-ванием не сталкивался вообще, там же переболевших туберкулёзом очень много. И не мудрено. С такой пищей в таких усло-виях жизни эта болезнь не может не процветать. Кроме того администрации, похоже на это наплевать. Когда меня этапирова-ли из Жодино в Шклов со мной и другими ребятами больше часа в одном купе в вагоне ехали три парня с открытой формой туберкулёза. Поначалу они, конечно, были в специальных масках, но потом, когда они стали задыхаться, им просто пришлось снять эти маски, и мы все оказались даже без намёка на защиту от инфекции… Когда я распределился в отряд после карантина в ИК-1 (г. Минск), троих человек забрали в медицинский изолятор с диагнозом менингит. А ещё местные сидельцы расска-зывали, что врачи не могли людям вовремя поставить диагнозы воспаления лёгких и даже рака, что естественно приводило к очень печальным последствиям.
Когда я был в Жодинской тюрьме, я написал заявление с просьбой перевести меня в республиканскую больницу для осуж-дённых для проведения операции. У меня бронхиальная астма и полипоз носа, все эти болезни в тюрьме сильно обострились. И меня перевели. Только не в республиканскую больницу, а в медчасть тюрьмы в камеру, где содержатся люди с диагнозом «невменяем», или те, кому такой диагноз ставится. Очень эффективным оказалось «лечение», ибо желание лечиться было от-бито полностью и окончательно. Хотя и там я с людьми быстро сошёлся и даже многому полезному смог их научить. А ещё мне рассказывали, как в ЛТП лечат от алкоголизма. Просто суперметодика. Берите, если надо, на вооружение. Вечером кружка отвара коры дуба и целый день бесплатная трудотерапия. Конечно, годик так полечишься – пить больше не захочешь. Только не потому, что перестало хотеться выпить, просто уж очень не хочется опять в ЛТП попадать в качестве бесплатного раба… Всё это говорит просто о «высочайшем» уровне медицины в наших белорусских зонах. Честно говоря, у меня частень-ко появлялись сомнения в том, что врачи, работающие в пенециарной системе, когда-то давали клятву Гиппократа.
Интересна и тема привлечения осужденных к труду. В Шклове за полмесяца работы в июне мне заплатили 4 тысячи. Причем заплатили 4 тысячи не каких-то там дефективных американских долларов или евро, даже не 4 тысячи российских руб-лей. Дали целых 4 тысячи наших полновесных и постоянно растущих (особенно накануне выборов) белорусских рублей. При-чём я не скажу, что я там ничего не делал. Я реально работал, порой даже ударно. Не знаю вот теперь как потратить с таким трудом честно заработанные деньги, может пакет сока купить, а то на две пачки нормальных сигарет что-то не хватает. Путём несложных расчётов можно посчитать, что за месяц я бы «заработал» 8 тысяч, осуждённому зачисляют на его личный счёт не менее 25% от зарплаты (остальное идёт на содержание, алименты и т.д). Правда потом выяснилось, что из зарплаты у меня за содержание не вычитали -просто «раздербанили» там мою пенсию (и продолжают этим до сих пор заниматься). Если всё же допустить, что из зарплаты вычли содержание в колонии, получается, что за месяц я бы теоретически заработал 32 тысячи. А как это стыкуется с трудовым законодательством? Точно не помню, но, по-моему, минимальная заработная плата в стране не менее 180-190 тысяч, с какой стороны мои 32 тысячи? И такая ситуация со всеми и на всех зонах. А ведь мужики реально ра-ботают и делают нужные и пользующиеся спросом вещи. К труду там привлекают, похоже, не людей, а практически бес-платных рабов. Люди, конечно, возмущаются, но как тяжело и практически бесполезно бороться со всем этим беспределом, находясь по ту сторону колючей проволоки. Кстати, как оказалось в последствии, за 24 дня июля мне вообще ничего не запла-тили, видимо, кто-то из чиновников заработанные мной деньги присвоил себе полностью. Надеюсь, ему хватит на хлеб, на соль, на таблетки от жадности и наглости.
Хочу сказать об отношении ко мне со стороны других осужденных, я ведь всё-таки пенсионер МВД, а милиционеров на зонах очень не любят. Люди ко мне относились очень хорошо. Как только узнавали, кто я и за что попал на зону, наоборот старались как-то помочь, поддержать, делились наболевшим. Хоть и не нравится мне это совдеповское выражение, но можно сказать, что на зоне я пользовался авторитетом. Как это ни странно, но я пришёл там к парадоксальному выводу–мне ка-жется, что концентрация порядочных, честных и отзывчивых людей на зоне выше, чем на свободе. Как такое вообще мо-жет быть?! Наверно, это возможно только в нашей стране.
Везде, где я проходил, и я сам лично и другие люди писали заявления и жалобы на условия содержания и отношение к ним со стороны сотрудников учреждений. Эти письма направлялись и в прокуратуру, и в ДИН, и в ООН, и в ОБСЕ. Но, насколько я понял, дальше руководства этих учреждений ничего не дошло, по крайней мере, на них никакой положительной реакции не последовало. Это говорит о том, что за права человека в нашей стране должны бороться люди на свободе. Это наш долг. Кто-то может сказать, что незачем бороться за права людей, преступивших закон. Но это не правильно. Опять же надо учесть, что в заключении по моей оценке находятся 15% людей, которые вообще ничего противозаконного не сделали, в отношении процентов двадцати однозначно можно было бы обойтись наказанием, не связанным с лишением свободы, и ещё у 20 % сроки наказания явно завышены. Есть также категория осужденных, которые попали на зону из-за своих убеждений, которые идут в разрез с политикой белорусских властей. Их смело можно назвать «политзаключёнными», и таких около 5%, про-сто эти люди не «засветились» в политике и мы о них практически ничего не знаем.
Много чего ещё можно написать о жизни в белорусских тюрьмах и колониях. Можно долго возмущаться, что там людей лишают не только свободы (как положено по закону), но и вообще всего, что присуще нормальному человеку. Но это всё сло-ва. Обстановку и жизнь там словами описать невозможно, для того, чтобы это понять, всё это нужно пережить, так сказать испытать на собственной шкуре. Я там пробыл всего полгода, а люди там сидят годами, десятилетиями. Некоторые ни за что.
Я, Андрей Ким и Александр Козулин по «высочайшему» указу были «помилованы» и вышли из заключения. Это, конечно, явный прогресс для нашей страны. Вот только от ответственности за что нас помиловали, за то, чего мы не делали? Огромное спасибо!!! Захотел хозяин – посадил, решил отпустить (без разницы по каким причинам) – отпустил. Это что у нас рабство или крепостное право? Какое помилование? Только полная реабилитация и возмещение всех издержек!
Ещё пару месяцев назад белорусские официальные люди во всеуслышание говорили, что у нас в стране нет политических заключённых. Что ж это получается? Господин Лукашенко А.Г. своим указом выпустил из тюрьмы обычных преступников, невзирая на то, что лично мы (я, Ким и Козулин) его об этом даже и не просили?
Хочется надеяться на то, что до наших властей наконец доходит то, что жить надо по человеческим законам с оглядкой на Всевышнего, а не так, как подсказывает Сатана.
Кроме того, хочу напомнить о главном. Да, в стране нет больше политзаключённых, признанных таковыми общественно-стью и международным сообществом. Но ведь есть ещё люди, отбывающие «наказание» в виде ограничения свободы. У них очень сильно урезаны права и возможности, они постоянно находятся в «оптическом прицеле» режима и «выстрел» может произойти в любую минуту. Я считаю, что это не допустимо.

10 сентября 2008 года Сергей Парсюкевич