Эффект кран-балки

Аннушка щедро разливает масло вокруг Дроздов.

Как большинство коренных минчан, я никогда в жизни не была в домике первого съезда РСДРП. До прошлой недели. И вдруг перед столетием октябрьской заварушки, пришла туда, причем добровольно. Нужно было решительно убить полчаса времени в том районе, да еще и желательно в тепле. Ну и зашла. И, поверьте, не зря. Первый съезд РСДРП, оказалось, был явлением крайне поучительным для нашей сегодняшней истории.

Мне прежде казалось, что там должны были собираться некие лидеры – возможно, те, чьи имена потом красовались на многочисленных мемориальных досках советских городов. Так вот нет – съезд этот провели всего лишь девять человек, о которых едва ли слышал кто-нибудь, не будучи историком КПСС. Потому что группы тогдашних противников режима никак не могли договориться между соой и одна за другной отказывались отправлять своих делегатов. Вот и собрались в Минске девять человек. Выпили, закусили, в картишки перекинулись, кровавый царский режим обсудили и осудили, объявили съезд состоявшимся. И в скором времени забыли об этом факте своей биографии. И имена их остались разве что среди экспонатов в нашем минском домике, но никак не на мемориальных досках.

Конечно, их после съезда арестовали – ненадолго, через пару месяцев все вышли на свободу. Позже кого-то еще арестовывали, кого-то ссылали, но опять же ненадолго – в сравнении с нашей действительностью так, по мелочи. И вряд ли они предполагали, что не пройдет и двух десятков лет, и последствия их невинных посиделок громыхнут так, что содрогнется весь мир и будет дрожать десятилетиями. А они громыхнули.

Степан Радченко в 1906 году отошел от революционной деятельности и мирно умер за шесть лет до революции. Александр Ванновский в 1912 году вышел из РСДРП, стал христианином, а после революции и вовсе уехал в Японию, где всю жизнь преподавал русскую литературу в университете. Павел Тучапский преподавал историю, а в последние годы жизни работал библиотекарем в Киеве. Казимир Петрусевич после ссылки уехал в Польшу и стал адвокатом. Борис Эйдельман после революции 1905 года отошел от борьбы, окончил университет и занялся преподаванием. Натан Вигдорчик изучал медицину, преподавал и разрабатывал методику определения инвалидности. Арон Кремер в 1908 уехал в Германию. Абрам Мутник уехал туда после Первой мировой. Им обоим посчастливилось умереть в Германии до 1933 года. Послений из делегатов Шмуэль Кац – единственный, кстати говоря, рабочий на учредительном съезде рабочей партии – вскоре уехал в Нью-Йорк.

Вот и вся история. Встретились – разъехались. Побывали в ссылке, отошли от дел. А расхлебывали сотни миллионов на протяжении десятилетий.

Я, собственно, к чему это все вспомнила? Да к тому, что во времена исторических потрясений никто и никогда не может быть уверенным в том, что то или иное событие станет историческим, переломным, судьбоносным или, наоборот, утечет в песок вместе с именами его участников. И это совет многочисленным местным аналитикам, пишущим длинные колонки на тему «Статкевич собрал на площади всего лишь сотню человек», «оппозиция раздроблена и не может договориться», «народ все устраивает, никто никуда не пойдет», «режим силен, а оппозиция слаба». Вспомните, ребята, первый съезд РСДРП и его последствия.

Вы никогда не сможете предугадать, с чего начнется перелом. И вовсе не обязательно это будет большой общий учредительный съезд объединенной оппозиции или стотысячная акция протеста. Скорее даже наоборот, началом может стать разбитая чашка Николая Статкевича и пролитый на парадные брюки кофе или стрелка на колготках Ольги Николайчик. В любом случае, вам этого не угадать. Политический аналитик в современной Беларуси – профессия еще более бессмысленная, чем переворачиватель пингвинов.

Что до исторических потрясений, что человечество живет в таких условиях с тех самых пор – с рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. Как знать, может быть, если бы не Первая мировая, ничего бы из того первого съезда и не вылупилось бы. Вот только в Первой мировой ключевую роль сыграла такая же бессмысленная случайность, как и сборище девяти человек в Минске.

Гаврилу Принципа товарищи из «Молодой Боснии» на теракт не взяли: он был юный, чахоточный и дурной. Вот только две бомбы не взорвались, одна разнесла соседний автомобиль, а еще одна осталась у террориста, потому что, увидев жену эрцгерцога Фердинанда, он не смог бросить снаряд в даму. Так что кортеж просто изменил маршрут и поехал дальше. А Гаврило Принцип тем временем вышел в лавку «Сараевские деликатесы» купить себе бутерброд. Увидел кортеж Фердинанда – и пульнул из браунинга. В общем, как писал современный поэт Дмитрий Быков, «судьбу Европы на сто лет и дольше, как ни жаль, решил бельгийский пистолет «Фабрик Насиональ».

Это даже не эффект бабочки, это эффект кран-балки, надвигающейся неумолимо и неотвратимо, когда всем вокруг кажется, будто ничего выходящего за повседневные рамки не произойдет. Малая численность последних акций не означает ровным счетом ничего. Кажущаяся апатия в обществе – тем более. Еще более кажущаяся стабильность режима – ой, да не пудрите нам мозги.

Режим уроки истории не усваивает (как и любые другие уроки, он необучаем). Они там, в Дроздах, искренне уверены, что стоит посадить Статкевича, Афнагеля, Винярского – и все будет спокойно еще два десятка лет. Они не подозревает, что кран-балка уже движется, а Аннушка щедро разливает масло вокруг Дроздов.

Хоть бы в музей первого съезда сходили, что ли.

Ирина Халип, специально для Сharter97.org