Алексей Шидловский: «Надо было через это пройти»

4.12.2007, 8:24

Прошло немногим более 10 лет с того времени, как был арестован один из первых белорусских политзаключенных Алексей Шидловский. В начале августа 1997 года студента журфака БГУ Алексея Шидловского арестовали в родительском доме в Столбцах. «Сдал» активиста знакомый, который видел молодого человека с баллончиком фиолетовой краски. За три дня до ареста этой краской был расписан Столбцовский райисполком. «Больше всего их оскорбило, что на памятнике Феликсу Дзержинскому мы написали «палач», – вспоминает Алексей те события.

Алексей Шидловский – гость передачи «Радыё Свабода» из цикла «Один день в семье политзаключенного», которую ведет Олег Груздилович.

«Тюрьма не для слишком мягких, интеллигентных людей»

Груздилович: «Как ты сначала относился к аресту: как к трагедии или как к какому-то приключению?»

Шидловский: «Сначала я вообще был убежден, что меня скоро отпустят. Говорили, что через месяц, через два… А потом состоялся суд, и дали мне аж полтора года. Тогда стало не до романтики. Мне же было только восемнадцать, а в таком возрасте это, безусловно, трагедия. Очень переживал»

Груздилович: «И что тебя больше всего волновало?»

Шидловский: «Что исключат из университета, ведь и так ко мне уже были претензии. Очень переживал за родителей, что они беспокоятся. За младшего брата, который остался без моей помощи. И, конечно, как ко мне будут относиться в колонии, ведь в то время о «политических» заключенных никто не знал».

Груздилович: «Боялся клейма?»

Шидловский: «Ну, да. И где-то полгода это могло быть реальностью. Но потом родители принесли на свидание газеты, которые обо мне с Вадимом Лабковичем написали. Об этом почитали заключенные, и стало значительно легче».

Груздилович: «Как тюрьма меняет человека?»

Шидловский: «Сильного делает более сильным, а слабого так перекручивает, что потом ломает ему всю жизнь. Много таких примеров наблюдал. Тюрьма не для слишком мягких, интеллигентных людей».

Груздилович: «Ты вышел на свободу восемь с половиной лет назад. Встречаешь бывших сокамерников?»

Шидловский: «Сначала часто, теперь остался один друг, с которым поддерживаю отношения. До тюрьмы он работал в налоговой службе, но сейчас вернуться туда не может, работает на стройке».

Груздилович: «У тебя было желание отомстить тем, кто тебя посадил в тюрьму?»

Шидловский: «Да. Даже живо представлял себе, как бы это сделал. Но сейчас отношусь больше по- философски: надо было через это пройти и все».

Груздилович: «А приговор ты воспринял как несправедливость?»

Шидловский: «Безусловно. Наше хулиганство тогда никак не подпадало под уголовную ответственность, это потом кодекс изменили. В нормальной стране дали бы административный штраф и все. Просто надо было устроить показательный процесс, чтобы другим не повадно было».

«Научиться разговаривать самому с собой»

Груздилович: «А что, по-твоему, самое сложное в заключении?»

Шидловский: «Видимо, оторванность от бывшей жизни, от бывших интересов. Это тем более сложно, если у тебя была интересная насыщенная жизнь. А в тюрьме надо научиться жить внутри себя, даже разговаривать больше самому с собой».

Груздилович: «Не представляю, как в тюрьме выжить гордому свободному человеку? Каждый охранник тебя оскорбляет…»

Шидловский: «Не правда, не каждый. Были и достойные люди, знавшие о моем деле и даже в чем-то помогавшие».

«Деревенские парни, которым власть дала палки»

Шидловский: «В Жодинской тюрьме, где я сидел до суда, охранниками были настоящие палачи. Ну, как палачи? Деревенские парни, которым дали в руки палки и безграничную власть над заключенными. Могли вывести в коридор и надавать палкой по почкам, могли взять ведро воды и вылить на личные вещи или залить пол в камере, чтобы потом кружками вычерпывали воду.

Потом меня перевели в минский изолятор на Володарского, которым тогда руководил Олег Алкаев. По моим данным, это он приказал перевести меня из подвала в камеру на 4-ом этаже, где хотя бы был какой-то воздух. Так как внизу можно было в прямом смысле слова сгнить. Там любая рана не заживает, а увеличивается. Если бы были хорошие витамины, еще можно было бы спастись. Но витаминов никаких не давали. Бинты давали и все».

Почему заключенные любят сериалы?

Груздилович: «А хорошие воспоминания остались?»

Шидловский: «Вот когда перевели из изолятора – почти как на свободу отпустили! По сектору можешь ходить, в волейбол играть, газеты можешь выписывать любые, даже «Свабоду». Телевизор появился. Правда, один на всех, смотрели там разную ерунду, сериалы. Про ментов из Питера как раз сериал шел. Тогда это только началось, а я представляю, что сейчас в тюрьмах: по всем же каналам сериалы про ментов и бандитов».

Груздилович: «А почему заключенные любят эти сериалы?»

Шидловский: «Видимо, считают, что это про них. Хотя в минской колонии, где я сидел, особенных злодеев не было. Так, бытовые преступники».

Груздилович: «Какие у тебя были отношения с администрацией?»

Шидловский: «Ну, какие? Начальники сначала активно пытались меня перевоспитывать, видимо, по приказу КГБ, а потом отцепились».

Груздилович: «Какой-то самый плохой день в твоей тюремной эпопее можешь выделить?»

Шидловский: «Когда меня везли этапом из Столбцов в Жодино, и в автозаке нас было, как селедок в бочке. Везли через Клецк, Воложин, каким-то странным путем, а я тогда находился на голодовке, похудел. Привезли и во время выгрузки начали бить. Не помню, как было, но я упал, потерял сознание. Сердце останавливалось. Пришел в себя в больнице под капельницей. Полтора месяца лежал»

Груздилович: «А как твое сердце сейчас?»

Шидловский: «Да все нормально»

«Вот ты какой, Шидловский»

Груздилович: «Неожиданные встречи в тюрьме были?»

Шидловский: «И не одна. Помню, встретил земляков из Столбцов: в параллельных классах учились, и тут вдруг в зоне встреча. Я то не был особенно удивлен, ведь ребята были еще те, но вот для них был большой шок. Или радость? Говорили, ты ж в школе такой был тихоня, типа отличника! Что случилось?»

Груздилович: «Сложно было объяснить, что политический?»

Шидловский: «Быстро сами узнали».

Груздилович: «Кстати, ты был одним из первых политзаключенных. А как на это реагировали сокамерники?»

Шидловский: «По-разному. Были и те, кто говорил, что ты никакой не политический, а обычный зек. Их даже оскорблял мой особенный статус, что ко мне иначе относятся охранники. Один говорил: «Ты что, самый умный? Сейчас дадим в морду». А потом лежим, читаем, открывается «кормушка». Приказ: «Шидловский, подойди!». Подхожу. Смотрит какой-то майор и говорит: «Так вот ты какой!» И пошел. В камере, понятно, смех, но и уважение чувствуется».

Груздилович: «Есть ли что-то положительное, чему ты в тюрьме научился?»

Шидловский: «Научился себя защищать. Был такой мальчик … не очень боевой, а в результате понял, что можно и дальше бороться».

Алексей Шидловский родился в 1978 году в Столбцах, белорус. В 1996 году поступил на факультет журналистики БГУ, был отчислен после ареста в 1997 году. Через семь месяцев был осужден на полтора года заключения за политические граффити: на здании райисполкома активисты написали «Жыве Беларусь!», «Позняк – наш президент», а также заменили красно-зеленый флаг на бело-красно-белый.

Вышел на свободу по амнистии за два дня до окончания срока. Избирался заместителем председателя «Маладога Фронта», был координатором движения «Зубр». За последние годы имел четыре административных ареста, всего отсидел 45 дней. Сотрудничал с газетами «Навіны», «Наша свабода», «Наша ніва» и другими независимыми изданиями. Сейчас свободный журналист, печатается в Интернете.

Имеет жену Марину, которая работает переводчицей. Живет в Минске.