Революция в Иране: нельзя вести диалог с диктатором, когда гибнут люди

Иранские политбеженцы призывают страны Запады быть более принципиальными в вопросе прав человека.

С иранскими диссидентами в Вашингтоне все непросто – на чужбине многие умудрились перессориться по идеологическим и личным причинам, но на этой неделе все же вышли вместе на демонстрации протеста против иранского режима и вялой реакции американской администрации на события в Иране, пишет известная израильская журналистка Наталья Мозговая в своем блоге.

«Мне кажется, у Барака Обамы серьезная проблема с Ираном», говорит Амир Аббас Фахравар, один из лидеров студенческих демонстраций в Тегеране 1999-го года, получивший после пяти лет по тюрьмам политическое убежище в США. «Один из его советников по Ирану – большой приятель лоббистов Исламской республики, может, он и подталкивает Обаму к неправильным решениям. Своим нежеланием вмешиваться он легитимизирует этот режим и результаты этих выборов, признанных всем миром фальсифицированными. Он рассылает иранским дипломатам приглашения на торжества Дня Независимости 4 июля. (Пресс-секретарь Госдепартамента США подтвердил сегодня, что Америка не намеревается аннулировать приглашения в связи с результатами выборов). Он получит в этой связи много демонстраций протеста. Лучшее, что он мог сделать – это взять пример с лидеров вроде Николя Саркози. Обама не может вести себя, как будто ничего не произошло, как сторонний наблюдатель. Это не футбольный матч – люди погибают там на улицах. Этот режим изолирован от всего мира, у них нет ни внутренней, ни внешней легитимации. Иран уже не будет тем, что прежде».

Фахравар бежал в Америку один, вся его семья осталась в Тегеране. «Мои братья и сестры каждый день там, на улицах», говорит он. «Я знаю, на что способен этот режим – я сам провел 8 месяцев в одиночном заключении, меня били и пытали. Я реально беспокоюсь за них, но они счастливы. Мой младший брат приходит домой окровавленным каждый день, но шепчет мне по телефону: «Я рад, потому что это великий момент для меня и для всего иранского народа. Наконец что-то происходит в этой стране».

Он надеется, что демонстранты сумеют продержаться еще неделю. «Это совсем не то же самое, что было во времена студенческих демонстраций. Сейчас людей куда больше, Иран близок к революции в блогосфере – у нас уже миллионы блоггеров. Это первая революция такого масштаба, организованная через Интернет. Молодые иранцы уже не остановятся – это может быть их последним шансом стать частью свободного мира. На протяжении 30 лет оппозиция пыталась убедить людей выйти на улицы, но люди нам не верили и боялись. А теперь, когда все проблемы режима вылезли наружу, они набрались смелости сделать это. И теперь наконец они могут дышать свободно. Ахмадинежаду и Хоменеи не удастся наказать всех этих людей. Но понятно, что за свободу приходится платить».

Обаме, говорит он, нечего беспокоиться по поводу того, что в случае его более жесткой реакции Иран обвинит США во вмешательстве в его внутреннюю политику. «Это все равно уже произошло – об этом уже писали иранские газеты, вне зависимости от того, что делает американское правительство. Даже мне на одном из правительственных сайтов уже незаслуженно приписали организацию протестов с помощью моего лэптопа из Вашингтона. Мне это, конечно, польстило. Естественно, этому режиму нет дела до того, что о нем говорят или думают. Но демонстрантам важно видеть поддержку мира – это питает их надежды».

Если режим падет, говорит Фахравар, он непременно вернется в Иран «чтобы использовать опыт, который я приобрел здесь, чтобы сделать нашу страну снова прекрасной».

Лили Мазахери, видная адвокат и правозащитник иранского происхождения, которая представляла многих иранских диссидентов, настроена более пессимистично.

«Совсем не факт, что нынешние протесты приведут к смене режима», говорит она. «Всегда есть шанс, что консерваторам удастся замолчать оппозицию и ввести еще более жесткие ограничения гражданских свобод, увеличить число казней, чтобы другим неповадно было. К сожалению, это нереально – ожидать революционных изменений без кровопролития».

Мазахери годами занималась защитой прав иранских женщин, и ее совершенно не удивляет видеть женщин в авангарде протеста.

«Было бы ошибкой сказать, что это произошло только сейчас», говорит они. «Иранских женщин всегда звали «шир зан», «львицами» - и сейчас мир видит, почему они достойны этого прозвища. Они всегда были в первых рядах тех, кто требовал перемен. В последние годы движение за права женщин было одной из наиболее организованных политических групп в Иране. Иранским феминисткам удалось блокировать несколько законопроектов, поддержанных Ахмединиджадом – к примеру, законопроект об упрочнении полигамии».

«Я поддерживаю контакт с тамошними женщинами ежедневно, и их послания вызывают одновременно тревогу и восхищение. Журналистки, активистки говорят, что власти отслеживают каждый их шаг и все их переписки. И наряду с упоминаниями угроз они пишут, что их не запугают. Некоторые из них пожертвовали свободой - их, как и многих других несогласных, сажают в печально известную Тегеранскую тюрьму Эвин. Тех, кого арестовывают, изолируют от семей, им не дождаться нормальной адвокатской защиты. Их пытают, избивают, издеваются. Те, кого не успели арестовать, подвергаются угрозам и насилию со стороны милиций. Я опасаюсь за их благополучие, и все больше за их жизни».

На выборах Мазахери голосовала за Обаму и является его ярой сторонницей, но в отношении Ирана, считает она, американский президент допустил ошибку.

«Его критикуют за это не только республиканцы», говорит она. «Я убеждена, что его стратегия по отношению к Ирану не реалистична и неконструктивна. Заявив о своей готовности вести переговоры с Ираном по поводу его ядерной программы, Обама оказался в незавидном положении потенциального диалога с президентом, который оказался в своем кресле в результате явной фальсификации».

Ей вторит еще одна активистка общины политических беженцев из Ирана, Банафше Занд-Боназзи. «Проявит ли этот режим гибкость? Может, они заодно откажутся поддерживать Хамас и Хизбаллу?» задает она риторические вопросы. «Этот режим никогда не пойдет на уступки».