Ирина Красовская: «Мы все узнаем после смены власти»

Станет известно, кто отдавал и выполнял приказ о похищениях, уверена вдова Анатолия Красовского.

16 сентября 1999 года бизнесмен Анатолий Красовский и политик Виктор Гончар вместе отправились в баню. И больше не вернулись...

Сегодня на вопросы «Народной воли» отвечает вдова белорусского бизнесмена Ирина Красовская.

Другая жизнь и сны из прошлого

— В одном из своих интервью вы сказали: «Кризис потери близкого человека проходит одинаково как в случае его исчезновения, так и в случае смерти. По времени все совпадает с церковными датами: первые девять дней — шок и полное непонимание происходящего; потом до сорокового дня ты вертишь головой во все стороны, уже пытаясь понять, что же все-таки произошло. Потом в течение года — постоянное, непреходящее ощущение трагедии, очень тяжелый период. И только через год начинается реабилитация. Но этот год еще нужно прожить...» Со дня исчезновения вашего мужа Анатолия Красовского минуло ровно 11 лет. Что творится у вас внутри сейчас?

— Все еще болит. Боль не уходит, она просто становится другой — постоянной, частью тебя и твоей жизни. Болит всегда, даже когда я радуюсь чему-то.

Исчезновения людей — особый и очень жестокий случай пыток родственников и запугивания общества. В случае с исчезновениями реабилитация не наступает ни через год, ни через 10 лет. Она не наступает до тех пор, пока не появляется какая-то определенность и законченность, пока не выяснены обстоятельства исчезновения и смерти, пока не найдены останки, пока не наказаны убийцы.

Когда любимый человек умирает, вы прощаетесь с ним и пытаетесь наладить новую жизнь, зная, что он уже никогда не вернется. Пытаетесь закрыть предыдущую страницу, понимая, что возврата нет, хотя и хочется, хотя и трудно примириться с потерей. В случае с исчезновением надежда держит человека привязанным и напряженным многие годы. Все еще думается — а вдруг... Поэтому семьи и цепляются за гадалок, экстрасенсов, предсказателей, поэтому смотрят «Жди меня» и верят всяким нелепым рассказам. Очень нелегко трезво посмотреть на ситуацию и сказать себе: «Нет, он уже никогда не вернется...» Даже в тот момент, когда сразу после трагедии психотерапевт предложила мне: «Ты пока живи так, как будто его нет, а потом будет другая ситуация», я подумала: «Что за глупости? Как это жить, думая, что человека нет, если я верю в то, что он вернется?» Я долго цеплялась за надежду. Анатолий приходил ко мне в снах. Мерещился в толпе, в комнате. Я цеплялась за надежду, пока перед президентскими выборами 2001 года не прочитала копии документов, обвиняющих режим в похищениях, — документы со всеми именами, датами, подписями. А однажды просто поняла, что уже никогда его не увижу. Это было жутко болезненное прозрение, но, наверное, это помогло мне выжить...

— За эти годы вы наверняка не раз задавали себе вопрос: «Почему все это случилось именно со мной?» Нашли ответ?

— Нашла. Во-первых, потому, что родилась в Советском Союзе, где человек никогда не был ценностью, а всегда был только винтиком в механизме власти. Когда ты молод и не имеешь достаточно информации, когда тебя не учат критически мыслить, а только подчиняться и верить всему, что пропагандирует власть, — трудно понять и оценить то, что происходит в стране. Тогда мы не сильно и задумывались об этом. Главное правило было — не высовываться, не иметь собственного мнения, поддерживать точку зрения большинства, не расспрашивать родителей о судьбе пропавших во время революции и войны родственников, вступать вместе со всеми в октябрята, пионеры, комсомол, хвалить свою страну и ненавидеть империализм. А также осуждать инакомыслие. Я помню, как мы все дружно осуждали Натана Щаранского и Владимира Буковского, хотя и не имели представления, за что они провели долгие годы в ГУЛАГе. Совсем недавно я встречалась с ними и продолжаю поддерживать отношения с обоими — восторгаюсь мужеством, умом, смелостью этих людей, которые смогли повернуть нашу жизнь. Но это борьба между прошлым и будущим. Между демократией и диктатурой. Между покоем и совестью. Я, как и многие из моего поколения, прошла через эту стадную школу повиновения. Понимание пришло гораздо позже.

Вторая причина того, что случилось со мной (и могло случиться со многими из моего поколения), в том, что в Беларуси победила диктатура. В 80-х годах (я тогда преподавала в Педагогическом университете) мы впервые почувствовали свободу. Наконец смогли прочитать Пастернака, Солженицина, Войновича, Довлатова, смогли смотреть реальные дебаты в парламенте, а не унылые съезды КПСС, увидели на улице людей, протестующих против несправедливости и отстаивающих свои права, осознали свою национальную принадлежность, получили доступ к национальному языку и культуре — и... Слишком расслабились, стали сверхоткрытыми и неосмотрительными. Не увидели опасность диктаторского реванша, а когда увидели, то все еще верили в идеалы добра и справедливости и не оценили всей подлости режима.

— Ваш муж был насильственно похищен 16 сентября. Как обычно проводите этот день? До сих пор стараетесь отгородиться от людей или, наоборот, выходите на площадь, чтобы как можно больше людей узнало о вашем горе?

— Действительно, когда случается трагедия, хочется отгородиться от всех. Но исчезли ведь не только Анатолий Красовский и Виктор Гончар. Есть еще дела Юрия Захаренко, Дмитрия Завадского, есть странная смерть Геннадия Карпенко... Мы не можем позволить забыть о том, что произошло, поскольку, пока виновные не наказаны, пока политическая ситуация не изменилась, всегда существует опасность новых исчезновений.

16 сентября 2005 года журналист Ирина Халип, молодежный активист Никита Сасим и я стали инициаторами Дня солидарности. Даже если бы никто не поддержал нас тогда, мы должны были это сделать для нас самих. Но с тех пор тысячи людей в разных странах мира солидарны с нами. Кто-то выходит на площадь с портретами, кто-то пишет письма правительству с требованиями расследовать дела, кто-то организует выставки фотографий, просмотр фильмов и встречи с оппозицией, кто-то показывает спектакли. Существуют разные формы протеста и солидарности. И я очень благодарна всем людям, кто проявляет поддержку и сочувствие. Я хочу, чтобы люди знали о том, что произошло. Я не хочу, чтобы это было забыто. И не хочу, чтобы это случилось еще с кем-то.

К 11-й годовщине исчезновения оппонентов власти в Беларуси подготовлена книга «Мы помним....», которая состоит из воспоминаний друзей, родных и близких исчезнувших в Беларуси людей, а также умершего при странных обстоятельствах Геннадия Карпенко. Над ней работал коллектив из более чем двух десятков человек в течение года. Книга на трех языках — русском, белорусском и английском. Это первая книга, где речь идет не о политических и общественных деятелях, а об обычных людях, которые жили среди нас. И жизнь которых прервалась из-за того, что кому-то они стали неугодны.

Казалось, счастье не оставит их...

— Помните последние слова, сказанные мужу в тот злополучный день?

— Да, помню. В середине дня я привезла ему вещи для бани — помню цвет сумки и все, что было в ней.

Помню, во что он был одет.

Помню все, что он делал и говорил в нашу последнюю встречу.

Он спросил, не хочу ли я присоединиться к их компании вечером. После недолгого раздумья я отказалась, предложив им с Виктором Гончаром после бани заехать к нам домой на чай. Я поцеловала его, как всегда при расставании, и сказала: «Жду вас вечером. До встречи после бани...»

Но после бани моя жизнь оказалась совсем другой...

— Светлана Завадская рассказывала, что первые годы видела своего мужа во сне практически каждый день. «Я во сне рассказывала Диме, что в этот день происходило, что сын Юра сделал, — говорила вдова похищенного телеоператора в одном из своих интервью. — Он мне отвечал, что-то советовал. Все закончилось летом 2004 года. Дима сказал: я тебя отпускаю, у тебя будет другая жизнь. Я вцепилась в него, стала кричать. Он оттолкнул меня, и я проснулась. С этого дня он перестал мне сниться». Как вы начинали жизнь без Анатолия Красовского?

— Самое трудное в ситуации стресса — принять реальность и отказаться от иллюзий. В ситуации с исчезновениями надежда играет двоякую роль: вначале помогает тебе просто выжить, но потом становится преградой для нормальной жизни. Как говорила в начале нашего интервью, я рассталась с иллюзиями не сразу. Но, наверное, в какой-то момент сработала интуитивная самозащита организма — надо было уходить от саморазрушения, надо было поддерживать семью, зарабатывать деньги.

Я запретила себе думать о том, что все вернется и будет, как прежде. Спасибо друзьям — я стала работать в Национальном институте образования в отделении кризисной психологии — это тот случай, когда изучение чужих проблем помогло решению собственных.

Я также запретила себе думать о мести и прекратила обвинять кого-то в своих проблемах. Поняла, что ненависть в первую очередь разрушает тебя самого и не дает двигаться вперед. И пыталась маленькими шажками отдаляться от разрушающей боли и безнадежности. Пыталась сделать хоть что-то, что отвлекло бы меня от страшных мыслей и переживаний и помогло восстановить равновесие в душе, узнать правду. Так начались обращения к президентам других стран, встречи с другими правительствами, выступления в парламентах. Так началась активность фонда «Мы помним», международная поддержка и международная солидарность.

Не могу сказать, что не думаю о прошлой жизни. Думаю. Это происходит независимо от моего желания. И сны по-прежнему снятся из прошлой жизни. Сейчас я просто надеюсь на разум и справедливость.

Надежда на Европу?

— В каком состоянии сегодня находится дело Анатолия Красовского? Вас информируют о том, как продвигается расследование?

— Мы знаем ответ на вопрос, что произошло 16 сентября 1999-го, — информацию о том, что случилось, мы получили еще в 2000 году — сначала из рапортов Николая Лопатика, Владимира Наумова, Олега Алкаева, затем из интервью и обращений бывших следователей прокуратуры Олега Случека и Дмитрия Петрушкевича, позже — из доклада Христоса Пургуридеса. Очень важной стала официальная информация, которую мы получили от следователя Владимира Чумаченко в постановлении о прекращении расследования дела в январе 2003 года. Там есть очень много материала, который проливает свет на случившееся. Впоследствии эта информация использована спецдокладчиком ПАСЕ Христосом Пургуридесом для его знаменитого доклада «Исчезнувшие люди в Беларуси».

Вся информация об исчезновениях и о расследовании — в этих документах. А также в многочисленных жалобах родственников. Они все хранятся у наших представителей и адвокатов, а также в полном объеме в Комитете по юридическим вопросам и правам человека ПАСЕ. Я не считаю расследованием получаемые мною каждые три месяца уведомления от следователей, имена которых я перестала запоминать. Это лишь отписки. Все ответы властей на запросы международных организаций (Комитета по правам человека межпарламентской ассамблеи, Парламентской Ассамблеи Совета Европы, Рабочей группы ООН по насильственным и недобровольным исчезновениям, Комитета по правам человека ООН и других) сводятся к тому, что следствие продолжается и поэтому нет возможности проинформировать эти организации и родственников о ходе и результатах следствия, во что людям со здравым смыслом просто трудно поверить.

— Два года назад, используя международные процедуры, вы предъявили иск белорусскому правительству. Иск семьи Красовских был зарегистрирован в Комитете по правам человека ООН. Насколько я знаю, белорусская сторона отправила в КПЧ ООН официальный ответ. Вы с ним знакомы?

— Да, у нас есть их ответ. 16 ноября 2008 года наш иск был зарегистрирован в Комитете по правам человека ООН, и его копия была отправлена ответчику — государству Беларусь. Крайний срок для ответа Беларуси был определен как 16 мая 2009 года. Вместо ответа Беларусь потребовала перевода иска на русский язык (иск был подготовлен на английском). Таким образом, Беларусь заполучила в свое распоряжение шесть дополнительных месяцев для подготовки ответа. Около 1000 страниц текста жалобы и приложений были переведены нами на русский язык. Ответ Беларуси был получен и зарегистрирован в КПЧ только 20 ноября 2009 года. Мы, конечно же, воспользовались данным нам правом и направили наши комментарии на ответ белорусской стороны в КПЧ. После этого КПЧ принял жалобу, и сейчас она находится на рассмотрении в Комитете.

— Когда ваш иск может быть рассмотрен в ООН? И на что можно надеяться после рассмотрения?

— Возможно, иск рассмотрят на одной из следующих сессий КПЧ, поскольку сегодня существует достаточно большой список дел, ожидающих своей очереди для рассмотрения, так как для многих стран это единственный способ правосудия. Решение, обязательное для выполнения государством после рассмотрения дела, в таких случаях может быть следующим — расследование дела, наказание виновных, компенсация родственникам.

Трудно говорить о добровольности выполнения Беларусью подобных решений, но, насколько я знаю, КПЧ после принятия своего решения не пускает все на самотек, а назначает докладчика, который служит посредником между государством и жертвами.

— Лидеры оппозиции не так давно обратились в Совбез ООН с просьбой провести международное расследование громких исчезновений. По-вашему, что должно произойти, чтобы международной комиссии позволили работать в Беларуси?

— Хотя белорусская сторона часто игнорирует решения международных институтов, в частности ПАСЕ, ОБСЕ и других, я все же верю в силу международных организаций и в их влияние на осуществление правосудия. Зачастую они не успевают реагировать и не имеют мгновенных механизмов наказания невыполнения своих решений (кроме явных случаев геноцида и массовых убийств), но нельзя игнорировать международные институты вечно. Однажды они примут решения, которые достаточно больно ударят по престижу, благополучию и международному положению страны. Я считаю, что реакция Совета Безопасности ООН и санкции США в отношении Беларуси спасли жизнь Александру Козулину. Надеюсь, что расследование дел о похищениях и убийствах политиков в Беларуси произойдет раньше — до вмешательства Совета Безопасности ООН. Совершенно понятно, что только смена власти в Беларуси является главным условием успешности расследования дел об исчезновениях.

Когда страховки нет...

— Лично для вас схема устранения людей в Беларуси уже более-менее понятна или есть какие-то вещи, которые по сей день не укладываются в логическую цепочку?

— У диктаторских режимов существует много механизмов расправы с неугодными, о которых оппозиция в Беларуси знает не по публикациям, а из собственного опыта. Наиболее жестокие режимы применяли исчезновения как механизм избавления от оппозиции и насаждения страха в обществе. Впервые насильственные исчезновения в массовом порядке были применены нацистами во время Второй мировой войны, затем в 70-х годах диктаторские режимы в Азии, Марокканский режим, Латиноамериканская хунта стали систематически использовать эту практику. К сожалению, этот феномен распространился и на другие континенты и страны. Думаю, что система устранения людей в Беларуси понятна тем, кто желал избавления от конкурентов в политической борьбе, кто отдавал приказ, кто выполнял приказ, кто похищал и кто расстреливал, а также для тех, кто проводил следствие, и тех, кто пытается это следствие тормозить. Мне не понятно, о чем думали и думают те люди, имена которых уже не раз названы и будут названы в будущем еще много раз. Как они собираются жить дальше и что собираются ответить на вопросы своих матерей, жен, детей, внуков, когда правда будет рассказана окончательно?

— Вас не обижает, когда кто-то называет тему громких исчезновений «заезженной пластинкой»?

— В смысле, что мы слишком часто говорим об этом? Люди не всегда справедливы. Часто их слова обусловлены незнанием, непониманием, а иногда неумением думать (я не беру в расчет тех, кто делает это сознательно, и тех, кто участвовал в этом преступлении). Я стараюсь не тратить время и силы, чтобы реагировать на слова, не имеющие отношения к поиску правды и правосудия. Проблема остается, поэтому мы будем напоминать об этом так часто, как это возможно, и где только возможно. Для меня неважно, когда и кем, кроме нас, проблема исчезновений поднимается (перед выборами, в момент конфликта с Россией или в любое другое время). Чем больше внимания этой проблеме, тем большая вероятность, что она не будет забыта и будет решена. Пока этот вопрос не закрыт, никто в стране не застрахован от повторения этой трагедии.

— Вы много внимания уделяете теме исчезновений в других странах, встречаетесь с родственниками пропавших, объехали полмира. Это как-то помогает решить проблему?

— Практически все исчезновения происходят в странах с антидемократическими режимами, в которых ответственность за исчезновение ложится на само государство, поэтому семьям похищенных не просто, а иногда невозможно добиться справедливости в своей стране. Только солидарность семей и правозащитных организаций может решить проблемы с исчезновениями в мире. Именно поэтому семьи исчезнувших сыграли огромную роль в создании одного из важнейших механизмов решения проблем — Международной Конвенции ООН для защиты всех лиц от насильственных исчезновений. Эта конвенция была одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20 декабря 2006 года. Более тридцати лет назад латиноамериканская федерация родственников исчезнувших людей начала эту борьбу за правду и справедливость, затем в 1998 году к ним присоединилась азиатская федерация против насильственных исчезновений, а потом — многие другие правозащитные организации, в том числе и гражданская инициатива «Мы помним», создателями которой являемся мы со Светланой Завадской.

Принятие Конвенции — плод глобальной солидарности организаций, объединяющих родственников исчезнувших людей по всему миру. Именно поэтому у нас есть друзья из организаций семей исчезнувших на Филиппинах, в Кашмире, Пакистане, Индонезии, Аргентине, Боливии, Парагвае, Непале, Шри-Ланке, Таиланде. Мы встречались с семьями исчезнувших в Боснии и Герцеговине, Сербии, Турции, Ливане, Египте, Чечне, Ингушетии, Грузии, Кипре и многих других странах.

Сегодня «Мы помним» является основателем и членом руководящего комитета Международной коалиции против насильственных исчезновений (ICAED), куда входят более 40 влиятельных международных организаций. Мы участвовали во многих сессиях рабочей группы ООН при обсуждении текста Конвенции, были в момент ее принятия и подписания многими странами, мы встречались и продолжаем встречаться со многими правительствами, чтобы убедить их подписать и ратифицировать Конвенцию. Сегодня Конвенция подписана 83 странами.

— Как я понимаю, Беларусь не в их числе?

— Беларусь пока не готова ни расследовать случаи насильственных исчезновений, ни подписать Конвенцию, так как подписаться — значит принять на себя определенные обязательства в этой области. Конвенция вступит в силу после того, как будет ратифицирована 20 государствами-членами ООН. На сегодняшний день этот документ ратифицирован 19 странами — для вступления Конвенции в силу не хватает всего одной ратификации! Надеемся, что это произойдет весьма скоро.

Не только про любовь

— В репертуаре «Свободного театра» есть спектакль «Постигая любовь». Это спектакль в том числе про вашу личную жизнь. Каково это — смотреть, как твою собственную историю любви на сцене проживают другие люди?

— Очень тяжело. Первый раз я смотрела этот спектакль в Роттердаме, где мои друзья — талантливые люди из «Свободного театра» — открыли международную акцию «Искусство против исчезновений». На спектакле было много артистов из других стран, представителей партий и правозащитных организаций, просто жителей Нидерландов, были многие мои друзья и знакомые. Сначала я отказалась идти в зал — знала, что будет больно. Потом все же набралась мужества и посмотрела. Нелегко еще раз переживать и свое детство, и свою любовь, и свою трагедию. В конце я смогла абстрагироваться от собственной жизни и взглянула на эту историю как бы со стороны, потому что в спектакле были упомянуты тысячи исчезнувших в мире, о многих из которых я знаю и с родственниками которых знакома. Поэтому я плакала не только о себе и своем муже, но также и обо всех тех, кто несправедливо и жестоко был лишен жизни. И о тех, кто остался, — матерях, женах, детях и внуках — им всегда труднее. Огромная благодарность за этот спектакль и за поддержку, понимание, приверженность идеалам демократии и свободы моим друзьям — Наталье Коляде и Николаю Халезину, а также всем моим друзьям из «Свободного театра». И удачи им.

— Сколько раз вы смотрели этот спектакль?

— Один. Больше не смогла. Очень тяжело переживать свою трагедию публично. Даже когда мы устраивали просмотр спектакля и прием в 10-ю годовщину исчезновения Анатолия Красовского и Виктора Гончара в Вашингтоне в Джорджтаун Университете, где присутствовали многие наши друзья и знакомые, я не смогла пойти в зал...

Они были очень красивой парой...

Продолжение из ФСБ последует?

— Произвел ли на вас впечатление политический сериал «Крестный батька», где также упоминается тема громких исчезновений?

— Возможно, он произвел впечатление на тех, кто жил иллюзиями эти годы или не задумывался о том, что происходит в стране. О том, что описано в фильме, я знала более 10 лет. Думаю, что Россия значительно опоздала с этим фильмом по времени. И, на мой взгляд, у них есть более серьезный механизм давления на Лукашенко, чем показ этого фильма. Это фильм для публики, подготавливающий ее к более серьезным последствиям. Мы все помним, что в ноябре 2000 года отстраненные в одночасье от своих постов председатель КГБ Владимир Мацкевич и генеральный прокурор Олег Божелко уехали не куда-нибудь, а в Москву, и пробыли там достаточное время для того, чтобы материал, добытый в ходе следствия, об исчезновениях оппозиционеров в Беларуси, не пропал. Думаю, также все помнят, что первыми, кто арестовал и допросил одного из фигурантов по делу об исчезновении Дмитрия Завадского Валерия Игнатовича, была ФСБ. Так что продолжение следует...

— До недавнего времени вы довольно тесно общались с Андреем Санниковым, который, как известно, заявил о том, что хочет занять президентский пост. Как вы оцениваете его шансы?

— Общалась и продолжаю общаться. Учусь у него многому. Ценю его мнение, особенно в вопросах политики. Восхищаюсь его кругозором. Он хорошо разбирается в геополитической ситуации, мыслит глобально, правильно видит роль Беларуси в мире и ставит правильные и реальные цели для изменения ситуации в стране. Немаловажно, что Андрей говорит на иностранных языках, умеет и общается с политиками высокого уровня как в Европе, так в США и Канаде. Достойно представляет страну на международной арене. У него отличное образование, хороший опыт работы в международных институтах, трезвый ум, да и с совестью все в порядке. Очень уважаю его семью и друзей. Желаю ему победы и буду поддерживать его на выборах. Уверена, что Андрей Санников будет достойным президентом свободной Беларуси.

Как быть счастливой

— Ирина, вы чувствуете себя самодостаточной, успешной женщиной?

— Всегда сомневаюсь, редко довольна собой, часто думаю, что могла бы сделать больше — для расследования дел об исчезновениях и осуществления правосудия, для восстановления демократии в стране и для продвижения Беларуси в Европу, для спокойствия и благополучия своей семьи, для воплощения идей и замыслов своих друзей и для их безопасности. Очень скорблю о смерти Олега Бебенина...

— Чего вам сегодня не хватает для ощущения полного комфорта и счастья?

— Думаю, что счастье — это возможность более глубоко наслаждаться тем, что у тебя уже есть. Если человек способен трезво взглянуть на то, что имеет, он может постараться быть счастливым. Ну, а если говорить о больших планах, то, конечно, хочу увидеть Беларусь свободной...

КАК ЭТО БЫЛО

В ходе предварительного расследования достоверно установлено, что 16 сентября 1999 года Виктор Гончар и Анатолий Красовский в 22 часа 35 минут вышли из бани на ул.Фабричной, 20А и сели в автомобиль «Джип-Черокки».

В постановлении о приостановлении производства по уголовному делу №110351 от 20.01.2003 года, которое было вынесено старшим следователем по важнейшим делам прокуратуры Минска Владимиром Чумаченко, написано: «автомашина Красовского А.С. была остановлена при выезде от бани. После чего Красовский А.С. и Гончар В.И. с применением насилия были похищены неустановленными лицами и увезены в неизвестном направлении».

По словам Чумаченко, захват Гончара и Красовского осуществлялся «группой лиц в составе не менее 6 человек, имевших в своем распоряжении автомобиль марки «БМВ» красного цвета и автомобиль, предположительно, марки «Ауди». Операция захвата прикрывалась дополнительными силами охраны территорий, прилегающих к бане, — с тем, чтобы предотвратить проход к месту захвата случайных прохожих».

Кстати, джип Красовского исчез с места происшествия.

Позже при осмотре территории были обнаружены осколки стекла белого и желтого цвета, осыпь прозрачного стекла и бурые пятна, похожие на кровь. В ходе следствия по делу был проведен ряд экспертиз. Одной из них установлено, что кровь, обнаруженная на месте происшествия, является кровью Виктора Гончара. «Степень достоверности вывода о происхождении пятен крови, обнаруженных на месте происшествия, от Гончара В.И. не может превышать 99,9998 %», — написано в документах, подписанных следователем прокуратуры.

В рапорте бывшего начальника ГУКМ МВД генерал-майора милиции Николая Лопатика написано, что «акцию захвата и уничтожения» Гончара и Красовского провел небезызвестный Дмитрий Павличенко.

«Место захоронения трупов Захаренко Ю.Н., Гончара В.И., Красовского А.С. — спецучасток последних могил на Северном кладбище», — написал в 2000 году Н.Лопатик. Но есть версии, что позже они были изъяты оттуда и сожжены.

В причастности к громким исчезновениям также подозреваются Виктор Шейман, Юрий Сиваков, Николай Васильченко и другие лица.

ПРОФИЛЬ

Виктор ГОНЧАР, кандидат юридических наук, работал вице-премьером в правительстве Республики Беларусь (1994—1995 гг.), Генеральным секретарем Экономического Суда СНГ, заместителем Председателя Верховного Совета Республики Беларусь 13-го созыва, Председателем Центральной избирательной комиссии Республики Беларусь, член Политсовета Объединенной гражданской партии.

Накануне исчезновения исполнял обязанности Председателя Верховного Совета. На 19 сентября 1999 года было назначено расширенное заседание Верховного Совета 13-го созыва, на котором должно было рассматриваться заключение Специальной комиссии Верховного Совета о совершении Президентом А.Г.Лукашенко ряда преступлений, влекущих процедуру импичмента — отстранения от власти.

В это же время в отношении Гончара расследовалось уголовное дело, связанное с его участием в качестве Председателя Центральной избирательной комиссии при проведении альтернативных выборов Президента Республики Беларусь (март—июль 1999 г.).

В рамках осуществления оперативных мероприятий и мер «по противодействию политическому экстремизму» за В.Гончаром осуществлялось негласное наблюдение, в том числе за всеми его передвижениями по г.Минску и за его пределами, прослушивание телефонных переговоров.

Анатолий КРАСОВСКИЙ, кандидат философских наук, учредитель и руководитель частного предприятия «Красико», издатель журналов «Я+Я», «Идеал» и других. Автор десятков научных трудов и ряда учебных пособий, разработчик школьного курса «Этика и психология семейной жизни». Занимался благотворительностью, оказывал финансовую поддержку ряду общественных организаций Беларуси.

В августе 1999 года Красовского задержали и поместили в СИЗО. Согласно официальной версии, он своевременно не возвратил кредит, взятый в банке «Поиск». Позже дело развалилось, и Красовского выпустили вместе с другими задержанными.

В ТЕМУ

В городе-побратиме Минска Эйндховене (Нидерланды) 16 сентября состоится церемония почтения памяти исчезнувших белорусов и торжественное открытие фотовыставки «Исчезнувшие, но не забытые».

Экспозицию откроет представитель муниципальных властей Стаф Депла. С речью выступит дочь Анатолия Красовского Валерия.

Беседовала Марина Коктыш