Поздравление

Диву даюсь, почему Республиканское общественное объединение «Белая Русь» запустило по Минску всего один невзрачный трамвай со своим логотипом.

А ведь как могло быть прекрасно:

Весенним утром вместе с радостной капелью в дверь раздаётся такой же радостный стук.

«Надлежит явиться к старшему оперуполномоченному Республиканского общественного объединения «Белая Русь», советнику юстиции третьего класса. По адресу…

Неявка без уважительной причины влечет за собой ответственность согласно статьям УК РБ».

В «тревожный чемоданчик» укладываются последовательно зубная щетка, мыло, продукция «Милавицы» и «Сержа», носки брестского чулочного комбината, зачитанный до дыр томик стихов Василя Быкова и карманный портрет Франциска Скарыны на фоне Исаакиевского собора, с которым ты никогда не расстаёшься.

Собираются родственники. Разговаривают тихо, тяжело вздыхают. У женщин красные глаза, многие продолжительно и часто сморкаются.

Детей уводят в другую комнату, из-за закрытой двери раздается приглушенный визг, грохот и звон.

— Папа, а Оля кусается! — выскакивает раскрасневшаяся дочь.

Троюродная тетка, которая появляется раз в два года на две минуты, срывается с места и хватает ребенка в охапку.

— Бедное дитя, — шепчет она между поцелуями в темя и вытирает набежавшие слезы. Дочь пытается вырваться и орет как ненормальная.

— Я всегда говорила, — слышится сдавленный голос тещи, — что он…

Окончание фразы тонет в грохоте кастрюль.

На столе стоит несколько бутылок виски, текилы и метаксы. Пьют не чокаясь, закусывают приготовленными на скорую руку селедкой под шубой, солеными огурцами, гречкой и квашеной капустой. Кто-то крестится.

Мужчины курят на балконе, при твоем появлении замолкают, подносят сразу несколько зажигалок, как только ты вставляешь сигарету в губы…

Расходятся быстро. Хлопают по плечу, желают удачи, стараются не смотреть в глаза. Жене суют записанные на клочках бумаги телефоны массажисток, репетиторш, практикующих экстрасенсов и специалистов по надгробиям.

Ты остаешься один, смотришь в свое отражение в выключенном экране телевизора и пытаешься еще раз прокрутить все свои записи в ЖЖ, фейсбуке, твиты, интервью, тосты, которые собрался произносить, телефонные переговоры с супругой, объяснительные записки любовнице.

Дочка уже давно безмятежно спит в детской, жена прекращает громыхать посудой на кухне, неслышно подходит, садится рядом и берет тебя за руку.

Утром целуешь еще спящего ребенка, он что-то бормочет спросонья и поворачивается к стенке. Губы жены дрожат все больше и больше. Она перестает сдерживаться и, рыдая, вешается на шею.

— Ну, что ты, Ира…Что ты, родная...

Ее волосы, ее запах… Ты говоришь ей на ухо успокоительные ничего не значащие слова. Она вытирает красные от бессонной ночи глаза и выходит на улицу.

Перед подъездом небольшой кучкой стоят соседи. Женщины что-то теребят в руках, мужики курят, кашляют, чешут затылки. Их лица сочувственно суровы.

Ты делаешь шаг навстречу, но требовательный сигнал такси «Престиж» прерывает так и не начавшееся прощание. Хлопает дверца, рычит двигатель, из-под колёс во все стороны летит грязь.

Жена в тапочках, с накинутым поверх халата пуховым платком, долго бежит вслед за машиной. В ногах у нее путается соседский питбуль.

Такси поворачивает за угол и въезжает на кольцевую.

— Так ближе, — успокаивает водитель.

Вот и здание «Американки». От волнения чуть не забываешь в машине «тревожный чемоданчик» и становишься в хвост длинной очереди.

Люди молчат, переминаются с ноги на ногу. Впереди несколько знакомых лиц. Ты пытаешься им кивнуть, они не замечают или делают вид. Очередь быстро двигается, ты протягиваешь в окошко повестку.

— Блок «Б», второй этаж, камера 224. Следующий, — сообщает из динамика искаженный металлом голос.

Гулкие пустые коридоры, где-то гремят ключами, хлопают двери, раздается команда «Стоять! Лицом к стене!».

Лихорадочно вспоминаются основные юридические знания: право не отвечать на вопросы, право хранить молчание и крепнущая с каждым шагом уверенность, что любое слово, которое тебе припишут, обязательно будет использовано против тебя.

В камере 224 высоко расположено маленькое окошко, в которое виден крохотный квадрат синего неба, деревянный стол и голубая пластиковая урна. За столом сидит молодой человек, пальцы которого быстро бегают по клавиатуре ноутбука. Он указывает твердым подбородком на стоящий напротив намертво привинченный к полу табурет.

— Извините, — он резко захлопывает экран, — много работы.

Некоторое время вы пристально изучаете друг друга.

— Значит… — молодой человек в синем мундире советника юстиции третьего класса неожиданно начинает широко и искренне улыбаться. В его глазах появляется тепло, он потирает руки, подмигивает.

Сердце твое колотится так сильно, что этот стук, наверное, каким-то образом можно использовать как свидетельство против тебя.

В руках у советника юстиции третьего класса появляется фирменный бланк.

«Минская городская организация, — зачитывает он поставленным голосом, — Республиканского общественного объединения «Белая Русь» и Минский городской Совет депутатов поздравляют Вас с наступающими праздниками и желают вам добробыта и процветания».

Он протягивает бумагу.

— Что это? — спрашиваешь ты.

— Подписка о неразглашении.

Он изучает твои закорючки и вызывает охрану.

Перед тем, как закрывается дверь в камере, ты видишь, как он снова строчит за ноутбуком.

В себя приходишь только на улице.

Евгений Липкович, «Белорусские новости»