Тоталитаризм – технология сборки

Можно ли и вправду разглядеть грозные предвестники тоталитаризма в российской действительности?

В июне 2013 года глава Московской Хельсинской группы (МХГ), знаменитая советская диссидентка и правозащитница Людмила Алексеева заявила о том, что давно уже ставшая авторитарным государством Россия теперь рискует переродиться в нечто гораздо худшее — в новый тоталитаризм. Недавнее убийство Бориса Немцова, по сей день не раскрытое, а также растущее каждый день давление на свободу выражения по «морально-религиозным мотивам», обострили актуальность ее предостережения.

Можно ли и вправду разглядеть грозные предвестники тоталитаризма в российской действительности? Грозят ли России массовые репрессии против инакомыслящих? Тотальные запреты книг и фильмов? Разрастание внешней агрессии?

Немало признаков тоталитаризма уже заметны в повседневной жизни россиян. Только что (и впервые) запрещена к прокату в России голливудская криминальная драма о сталинской эпохе «Номер 44», как сказано, за искажение исторической правды. Ранее ряд регионов запретил показ номинанта на «Оскара», драмы Андрея Звягинцева «Левиафан» — также за «очернение» современной российской действительности. Еще ранее были свернуты или запрещены некоторые художественные проекты Марата Гельмана в Перми, а сам известный куратор уехал развивать современное искусство в Черногории. В Новосибирском театре оперы и балета снята со сцены постановка вагнеровского «Таннгейзера», а директор театра лишился работы. Это произошло в результате жалоб и протестов «православной общественности», разглядевшей в постановке «оскорбления Христа».

Практиками тоталитаризма являются тотальная пропаганда на государственном телевидении, широкая и постоянно растущая цензура в российском сегменте Интернета, политические репрессии против критиков режима и гражданских активистов, поддержание политической монолитности в формально многопартийном парламенте, широкие полномочия и активная деятельность постоянно разрастающейся российской тайной полиции (ФСБ, ФСО и специальных подразделений МВД России). Структура российского бюджета отражает реальные приоритеты государства. По оценкам российского политолога Андрея Загорского, если в конце 1990-х годов расходы на внутреннюю безопасность составляли по отношению к военным расходам около 40%, то сейчас они превышают их в полтора раза.

Бенито Муссолини, которому нравилось определение его режима как тоталитарного, определял его по римски лаконично: «Все внутри государства, ничего вне государства и ничего против государства». Это означает полный контроль государства над всеми важными проявлениями жизни: в политике, в экономике, в общественной жизни, в культуре и даже в морали.

В своей новой книге «Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944-1956)» (книга только что вышла в Москве на русском языке) Анна Аппельбаум показывает основные механизмы и закономерности установления тоталитарных режимов, навязанных сталинским СССР восьми странам Центральной и Восточной Европы. Знание этой истории помогает лучше понять то, что происходит сегодня в России.

В строгом смысле слова, тоталитаризм — это такой режим, который упраздняет все институты, кроме тех, что санкционированы самим режимом. При тоталитаризме есть одна политическая партия, одна образовательная система, одно кредо в искусстве, централизованная плановая экономика, и даже одна господствующая мораль. При тоталитаризме подавляются независимые школы, гражданское общество и критическая мысль, в т.ч. в отношении истории.

Как показывает Аппельбаум, во всех освобожденных от гитлеровцев странах немедленно разворачивалось строительство тоталитарных политических систем по советскому сталинскому образцу. Любопытен порядок предпринимаемых ключевых мероприятий. Что же было главным и приоритетным для успешного утверждения тоталитаризма в ранее никогда не знавших его обществах?

Первое, что делали советские освободители, это создание местной тайной полиции (корпуса местных чекистов), которая немедленно приступала к репрессиям против бывших фашистов и их пособников, но одновременно — против противников и критиков новой власти. Тайная полиция брала также под контроль местные органы внутренних дел и даже порой министерства обороны — то есть все силовые структуры государства.

Во-вторых, немедленно устанавливался полный контроль над радио — главным СМИ того времени.

В-третьих, незамедлительно начиналось третирование и преследование автономных общественных организаций (НКО, говоря современным языком) — церковных, молодежных, спортивных, даже шахматных кружков. На них сначала давили, а потом вовсе запрещали.

Лидер промосковских немецких коммунистов Вальтер Ульбрихт говорил в своем кругу в 1945 году: «Ситуация предельно ясна: это должно быть похоже на демократию, но нам предстоит держать все под неусыпным контролем».

Создание местных аналогов НКВД, захват радио и разгром НКО — эти три ключевые задачи были важнее, чем ликвидация демократических партий и частного сектора в экономике — до них дело дошло во вторую или даже в третью очередь. Как показывает опыт СССР и Восточной Европы, именно наличие тайной политической полиции, осуществляющей выборочные или массовые репрессии против несогласных, тотальный контроль над информацией, и разгром независимого гражданского общества — ключевые условия для успешного установления и поддержания тоталитарного режима.

Нетрудно заметить очевидные параллели с политической траекторией России с момента прихода к власти Владимира Путина. Чего сегодня больше — авторитаризма или уже настоящего тоталитаризма — решать специалистам политологам. Но ясно, что будущее России в решающей степени зависит сегодня от организаций гражданского общества (независимых ассоциаций и НКО) — самого сильного и жизнеспособного соперника любого тоталитаризма. Именно против него ведется сегодня главная атака властей, и от его способности к сопротивлению зависит будущее российской свободы.

Владимир Рыжков, «Эхо Москвы»