Путин – четвертый в очереди

Зачем Киму нужна была встреча с кремлевским правителем.

Итак, 25 апреля случилось событие, которого в российском МИДе ждали не один год: в Россию приехал новый северокорейский правитель, высший руководитель маршал Ким Чен Ын.

Официальное приглашение маршалу было направлено несколько лет назад, и еще весной 2015 года его всерьез ждали на празднование Дня Победы, однако каждый раз поездка отменялась. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: до весны прошлого года новый северокорейский лидер вообще не выезжал за границу, равно как и не встречался с главами других государств у себя дома.

Однако в течение последнего года с затворничеством было покончено. На протяжении последних 14 месяцев Ким Чен Ын ухитрился встретиться с Си Цзиньпином (четыре раза, включая поездку на свой день рождения в январе этого года), с президентом Южной Кореи Мун Чжэ Ином (три раза), с Дональдом Трампом (два раза), а также с премьер-министром Сингапура и президентом и другими высшими руководителями Вьетнама.

Встречи с сингапурским и вьетнамскими лидерами были связаны с тем, что эти страны принимали саммиты Ким Чен Ына с Трампом.

Можно, конечно, обижаться, что Россия оказалась в списке на скромном четвертом месте – не считая попавших туда достаточно случайно Сингапура и Вьетнама. Однако на практике эта позиция в списке неплохо отражает ту роль, которую сейчас Россия играет в северокорейской политике. Объективно говоря, она является именно что четвертым – после Китая, Южной Кореи и США – по значению партнером КНДР, но при этом опережает Японию, на встречу с премьер-министром которой Ким Чен Ын пока времени не нашел.

Надо сказать, что встреча во Владивостоке прошла довольно скромно. Ким Чен Ын и Владимир Путин пообщались несколько часов, поели борща и пельменей, а также попробовали стейк из хабаровской говядины. В появлении на столе блюда из этой говядины многие увидели намек. В свое время дед Ким Чен Ына, Ким Ир Сен, будучи капитаном Советской армии, несколько лет прослужил под Хабаровском. Вместе с ним был тогда и его маленький сын Юра Ким – будущий любимый полководец генералиссимус Ким Чен Ир.

Впрочем, читая материалы о встрече, невозможно не заметить одного обстоятельства: пресса уделяет немало внимания всяким протокольным деталям – тому, как охрана Ким Чен Ына протирала спиртом те поверхности, к которым он может прикоснуться; тому, как сам Ким Чен Ын с непривычки не мог разобраться с поднесенным ему на станции Хасан караваем; тому, как Владимир Путин по обычаю символически «выкупил» подаренный ему корейским гостем меч. Этот интерес журналистов к символическим мелочам в целом понятен: на встрече не произошло никаких прорывов. Впрочем, с самого начала прорывов особо и не ожидалось. Поэтому прессе осталось только говорить о хабаровской говядине и дезинфекции сидений.

Показательно, что по итогам саммита не было принято совместной декларации, а на пресс-конференции, которую Владимир Путин проводил в одиночестве, ему было задано немало вопросов по темам, не имеющим к Корее особого отношения.

Основная причина, по которой встреча прошла довольно скромно, очевидна: Россия имеет очень ограниченные возможности для того, чтобы влиять на те вопросы, которые сейчас по-настоящему важны для Северной Кореи, – и в Пхеньяне это понимают.

Главный вопрос, который сейчас волнует Пхеньян, – это так называемые секторальные санкции, введенные в 2016–2017 годах Советом Безопасности ООН. В отличие от санкций, которые действовали до этого, секторальные санкции предусматривают жесткие ограничения почти на все мыслимые виды торговли и внешнеэкономической деятельности. В соответствии с ними в КНДР нельзя продавать, например, гвозди и болты. Фактически в последний год КНДР столкнулась с ситуацией, весьма близкой к экономической блокаде.

Секторальные санкции были приняты Советом Безопасности под давлением США, но также и при активной поддержке Китая, отношения которого с Пхеньяном в 2016–2017 годах были весьма напряженными. В последний год Китай сменил гнев на милость, но сделанного не вернешь: принятые при китайской поддержке санкции теперь можно отменить или смягчить только в том случае, если за такое смягчение или отмену проголосуют все члены Совета Безопасности ООН, включая и США. Однако президент Трамп уже не раз подчеркивал, что отменять санкции он не собирается, по крайней мере до тех пор, пока КНДР не сделает «существенных шагов» на пути к ядерному разоружению.

Сейчас и Россия, и Китай выступают за отмену секторальных санкций, так что Ким Чен Ыну нет смысла добиваться от России смягчения позиции по этому жизненно важному для Северной Кореи вопросу – Россия и так в целом занимает именно ту позицию, на которую рассчитывает Пхеньян. Однако никаких сдвигов не произойдет, пока соответствующее решение не будет принято Соединенными Штатами. Правда, на пресс-конференции Владимир Путин заявил, что намерен донести до руководства США северокорейскую и российскую позиции, но при нынешнем состоянии российско-американских отношений на роль посредника Россия не очень годится.

Существование санкций в их нынешнем, крайне жестком варианте делает в целом бессмысленным разговор об экономическом сотрудничестве. Почти любые мыслимые формы совместной коммерческой деятельности, включая даже и самую обычную торговлю, будут в той или иной степени нарушением соответствующих резолюций ООН.

Правда, даже в маловероятном случае отмены санкций на бум в российско-северокорейской торговле рассчитывать не приходится. Эта торговля находится на микроскопическом уровне уже почти четверть века, и все попытки оживить ее пока неизменно заканчивались провалом. Связано это с печальным, но объективным обстоятельством: экономики России и Северной Кореи малосовместимы. Россия просто не нуждается в тех весьма немногочисленных северокорейских товарах, которые конкурентоспособны на мировом рынке (речь идет в основном о полезных ископаемых и дарах моря). Со своей стороны, по причине хронической нехватки валюты северокорейская сторона не может платить нормальную цену за те товары, которые в КНДР теоретически могли бы поставлять российские компании.

Едва ли не единственной областью, в которой сотрудничество России и КНДР имеет экономический смысл, являются поставки в Россию рабочей силы. В 2016 году в России находилось более 30 тысяч северокорейских рабочих, большинство из которых было занято в строительстве. Однако в соответствии с секторальными санкциями все рабочие должны быть возвращены на родину к концу этого года. Не исключено, что во время Владивостокского саммита обсуждалось, как можно обойти существующие запреты, однако из опубликованной информации ничего об этом не известно.

Кроме этого, КНДР, столкнувшись в последнее время с серьезными экономическими трудностями, и в частности с обострением продовольственной ситуации, кажется, опять нуждается в гуманитарной помощи – и этот вопрос действительно поднимался на переговорах. Нет особых сомнений, что Россия окажет Северной Корее определенную помощь, но масштабы ее, скорее всего, будут скромными – куда более скромными, чем та помощь, которую КНДР получает от Китая и от международных организаций.

Сомнительной в настоящее время представляется и часто упоминаемая в прессе идея транскорейской железной дороги, которая бы соединила железнодорожную сеть Южной Кореи с Транссибом и обеспечила бы возможность дешевой и быстрой доставки южнокорейских товаров в Европу. И проект железной дороги, и похожий на него проект транскорейского газопровода представляются российской стороне слишком рискованными. Стоимость этих проектов очень велика, а территория, на которой будут развертываться работы, не отличается политической стабильностью. Начав работы по строительству железной дороги (то же самое относится и к газопроводу), российские компании фактически тут же окажутся заложниками политики Южной Кореи, США и КНДР. В случае прихода к власти в любой из этих стран сторонников жесткой линии масштабные инфраструктурные проекты, скорее всего, будут быстро заблокированы, а вложившиеся в них российские инвесторы понесут немалые убытки.

Если говорить о чисто политических вопросах, то в выступлении Владимира Путина был высказан интерес к возобновлению шестисторонних переговоров и вообще к многосторонней дипломатии. Причины этого интереса понятны: многосторонний формат дает России, которая в целом не слишком включена в корейские дела, право голоса и в решении важнейших вопросов, связанных с северокорейской ядерной проблемой, равно как и возможность влиять на будущее Восточной Азии. Правда, интерес России к многостороннему формату никак не означает, что соответствующие переговоры будут возобновлены – не исключено, что и США, и Китай, будучи сильнейшими игроками, предпочли бы вести дела в одностороннем порядке.

Любопытно, что на этот раз на саммите почти не поднимали тем, ставших за многие годы дежурными. Мало говорилось и о необходимости увеличивать товарооборот между двумя странами. Судя по всему, обе стороны решили быть максимально реалистичными и не увлекаться пышными, но, по сути, малосодержательными и невыполнимыми декларациями.

Андрей Ланьков, «Московский центр Карнеги»