О чем и как думает Путин?

Сама искренность желания тирана победить смерть может сделать его уязвимым.

Только разобравшись в природе тирании, можно понять ход мыслей и поступков тирана. Так что же движет Владимиром Путиным, поставившим Европу на грань войны?

«О чем думает Путин?» Это привлекательная постановка вопроса о российских военных операциях. Она все упрощает, позволяя сосредоточиться на одном человеке. И увлекает, поскольку нам трудно понять, что происходит. Путин и его наблюдатели могут быть удовлетворены такой подачей. Путин, потому что она ставит его в центр внимания, необходимого для теневых игр. Наблюдатели — потому что заставляет их гадать, что за странное чудовище проецируется на стену.

Тем не менее этот вопрос вводит в заблуждение, поскольку тиран никогда не остается наедине с собой. История и литература о тирании говорят о том, что одиночества тут не существует. Тиран может казаться изолированным, но на самом деле мыслит вместе с двумя беспощадно неразлучными спутниками: страхом и смертью. Если мы ближе рассмотрим ближайших «соратников» тирана, действия Путина в Украине могут стать немного более осмысленными.

Сначала смерть. Никто не должен говорить о смерти тирана, и меньше всего он сам. И все же смерть есть, она подходит все ближе, а тишина вокруг нее все громче. Чтобы изгнать это неупоминаемое, нужно придумать еще более амбициозные проекты. Если мечты достаточно велики, возможно, они смогут даже победить смерть, связав память о тиране с вечной историей нации. Это один из способов понять странное эссе, в котором Путин представляет тысячелетнее единство России и Украины. Этот миф подразумевает грандиозный план, который должен быть реализован решительным поступком: сокрушительным военным вторжением в более слабую соседнюю страну. И поэтому тиран, мыслящий смертью, изобретает политику, которая приносит смерть другим.

И все же. Тиран мыслит категориями не только смерти, но и страха, и второе может быть препятствием для первого. Сама искренность желания тирана победить смерть может сделать его уязвимым. Привести его к реализации проектов, которые, будучи грандиозными, выставят его на посмешище или приведут к поражению. Возможно, здесь Путин мог бы осознать безрассудство вторжения в Украину: не ради России или ее интересов, до которых ему нет дела, а ради себя самого. Если Россия столкнется с трудностями в войне, а это в конечном итоге произойдет, это может вызвать сопротивление со стороны людей, которые хотят, чтобы их сыновья вернулись с фронта, со стороны людей, которые хотят мира. Путин может столкнуться с проблемой, так сказать, слева.

Однако я подозреваю, что этот страх направляет мысли Путина в другом направлении. Если он начнет большую войну сейчас, без элемента неожиданности и столкнувшись с согласованным ответом Запада, это укрепит партию войны внутри Российского государства. Тогда Путин столкнется с проблемой справа. Возможно, он не сможет удержать все внимание на себе. Люди захотели бы знать, что думают его генералы и офицеры разведки. С фронта могут вернуться новые русские герои. Теневые игры Путина потеряли бы свое значение, а туман войны, наоборот, приобрел бы влияние. Под его прикрытием власть может смещаться, могут появляться новые люди, а звезда старого тирана может закатиться.

Тиран думает категориями страха и смерти. В случае с Путиным и Украиной размышления о смерти, вероятно, породили грандиозную цель. А размышления, наполненные страхом, возможно, напомнили тирану о родстве больших целей и уязвимости. Понимание того, как думают тираны, не может заменить знания о том, что происходит. Но это может помочь нам сориентироваться и освободиться. Неоднократно спрашивая себя: «О чем думает Путин?», мы оставляем себя загипнотизированными тенями. Напоминание о том, как должен думать тиран, разрушает чары.

Тимоти Снайдер, «Новое время»