Катынский синдром: масштабы и последствия

Документы свидетельствуют, что расстрел польских офицеров в Катыни, среди которых было немало белорусов, произошел при одобрении высших чинов советской власти, но многие россияне до сих пор считают, что «обидели их».

Гостем программы «Именем Сталина» на радиостанции «Эхо Москвы» стала доктор исторических наук Инесса Яжборовская. Ведущая передачи – Нателла Болтянская.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Здравствуйте. Вы слушаете «Эхо Москвы», вы смотрите телеканал RTVi. Я – Нателла Болтянская, цикл передач «Именем Сталина» совместно с издательством «Российская Политическая Энциклопедия» при поддержке фонда имени первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. С доктором исторических наук Инессой Сергеевной Яжборовской мы уже встречались в студии «Эха Москвы», RTVi. Здравствуйте.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Добрый день.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но мы сегодня будем говорить не о Катынском деле, а о Катынском синдроме. Я бы сказала, что это, в общем-то, некий такой посильный вклад в борьбу с фальсификациями истории. Почему вы сегодня произносите такое словосочетание как «Катынский синдром»?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: «Катынский синдром» - это, прежде всего, название нашей книги. Но этот термин зажил новой жизнью, к сожалению. Потому что новое совершенно восприятие этой тематики мы видим и в газетах, и в журналах, и несколько книжек вышло, которые какой-то мрачный оттенок придали этой тематики. Хочу поприветствовать тех, кто прислал нам вопросы – есть тут и те, кого мы знаем, мы уже с ними раньше обсуждали какие-то проблемы, тут есть и другие. Несколько единомышленников очень ярко, точно характеризуют состояние проблемы, в том числе Катынский синдром. Это Алексей из Москвы, это Александр из Москвы, первый – менеджер, второй – юрист. Это Владимир Григорьевич из Соединенных Штатов и несколько других. Сергей Майоров, который впервые в числе наших слушателей, очень интересно характеризует проблему. Он заметил, что теперь и мы прониклись, не только поляки, этим Катынским синдромом и, наверное – это очень важно – он говорит, что-то произошло. Очень много такого идет сейчас и в эфире, и в прессе, что говорит о том, что изменилась ситуация и что на самом деле эта проблема стала актуальной и с другой стороны.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, но когда произносится фраза «изменилась ситуация», то, наверное, вам как историку нужно извлечь из сумочки документы, ваши конспекты этих документов и показать, насколько она изменилась, каковы аргументы ваши и с чего вы это взяли вообще.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Хорошо. Я начну с того...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Полезла в сумочку, действительно.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Полезла в сумочку и достала свою книжку по одной простой причине. Что как раз наши слушатели, самые верные и знающие говорят о том, что хотелось бы знать больше, видеть больше. Хотелось бы, чтобы было побольше напечатано, рассказано и чтобы можно было говорить об этом.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Я хочу сказать как читатель: я внимательно прочитала эту книгу, что книга замечательная, книга великолепная.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Да, по существу дела. Что же такое синдром? Почему мы именно синдром, а не дело рассматриваем в этом случае? Синдром – это комплекс болезненных проявлений, что-то, что накладывает отпечаток на психику в силу того, что когда-то какие-то события оказали могучее воздействие на психику человека, какого-то общественного слоя и даже целого народа.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но помилуйте. В век, в который происходили кровавые войны, 2 из которых имеют название «мировых войн». Век, когда люди погибали в огромных количествах. Вот, уже прошло, ведь, очень много лет. И насколько я понимаю, очень многие россияне, для них отношение к Катыни – это не дела давно минувших дней, это некое болезненное ощущение того, что их обидели. Я говорю о россиянах.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Может быть, и так. Но во всяком случае, это достаточно живой сюжет просто потому, что это было 1940-й год. 1940-й год – это всего 2 поколения. И в каждой семье еще живы те, которые были современниками тех событий, они так или иначе реагировали на те события.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но где доказательства, извините, пожалуйста, что расстрел в Катыни произошел при одобрении самых высших чинов советской власти?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Это документ, уже опубликованный нами, в частности, как иллюстрация к этой книге. Это постановление от 5 марта 1940 года, на котором есть автограф Сталина и 6 членов Политбюро. Собственно, 4 автографа и 2 записи на полях. Телефонный опрос. «За» - это 6 человек. При этом долго спорили, тот ли это документ? Документ ли это? Постановление ли это? Решение? Письмо? Записка? Обращение к Сталину? На самом деле, там, ведь, есть 2 части – констатирующая и постановляющая. Подпись: Берия, обращение в ЦК. Соответственно, там четко формулируется, почему их надо расстреливать, кто они – они непримиримые враги советской власти. Если их освободить, они начнут борьбу. То есть они не борются сегодня, но мы их расстреляем, тем не менее. А почему они хотят бороться? Потому что только что разделили и ликвидировали их государство. Значит, нам это не нужно, мы должны их как будущих врагов, на всякий случай, ликвидировать.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Где опубликован этот документ?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Этот документ опубликован в этой книжке, он опубликован и в других книжках, в частности, в 4-томнике «Катынь». Это документы, которые изданы совместным изданием с поляками. они 4 тома вышли в Варшаве, и 2 в сокращенном варианте в Москве – не удалось издателям пробить в Москве 4 тома.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, вам сейчас скажут, что вы поддерживаете в силу каких-то обстоятельств, возможно, извините, вашей польской фамилии, антироссийские настроения в польском государстве. Правда?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Я не была участником этого издания. И меня, прямо-таки, вот так пришить к этому изданию вам не удастся. Что же касается существа этого документа – он неоднократно и критиковался, анализировался под лупами, как угодно. Были к нему больше претензии, и даже Мухин и целая обойма его последователей утверждают, что это фальсифицированный документ. Что там 5 марта написано не так, что там разные страницы, что там то не так, это не так. И Швед Владислав Николаевич, автор еще одной книги «Тайна Катыни» тоже считает, что там не все в порядке. Ну, это очень специфическое издание. Кстати, очень любопытная новая книжка, книжка Марка Солонина, которая называется «Фальшивая история великой войны». Вот там эти издания детально анализируются и показано, что это псевдонаучное издание, это подтасовка. Это подтасовка по всем основным параметрам этих документов. На самом деле, это подлинные документы, прошедшие самую серьезную экспертизу, научную экспертизу специалистов на самом высоком уровне. И тут не о чем говорить. Но, тем не менее, находятся те, которые считают, что как-то лучше об этом вообще не говорить или пытаться, все-таки, говорить о том, что если мы еще раз проведем эксгумацию, еще найдем какие-то захоронения, вдруг там будет что-то, а не столько, сколько мы нашли здесь, не 21857 человек.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, но вот посмотрите еще один, как мне кажется, признак того, что вы назвали синдромом. Очень много писем пришло по интернету в духе «Начнем с того, что убийство десятков тысяч русских солдат в польских концлагерях 1920-21 годов, то есть поляки убили русских пленных во много раз больше, чем это было в Катыни. Да их не расстреляли, их просто заморили голодом, так что вопрос про этих поляков снят с повестки дня навсегда».

Знаете, у Ларошфуко есть такая фраза, что дурное поведение других не есть пример для подражания, а повод для осторожности. И как я понимаю, в данной ситуации реакция идет в духе того, что оправдано было?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Да, есть такая концепция. И самое печальное, что все началось с момента обнаружения всей правды о Катыни. Когда была комиссия по белым пятнам и Горбачев, имея в руках эти документы, а он имел в руках эти документы, первым делом хотел их уничтожить, рекомендовал их уничтожить. Но бюрократическая машина не позволила ему это сделать. Тогда он написал постановление 3 ноября 1990 года, в котором написано в 9-м пункте, что надо противостоять обнаружению этой правды и, значит, надо найти какие-то документы в противовес. И вот тогда возникло такое понятие, как «Антикатынь». Что можно противопоставить? Ко мне позвонили из Министерства обороны, а Министерство обороны как раз получило в числе целого ряда учреждений поручение найти эту Антикатынь, аргументы приготовить и представить. И меня просили найти, скажем, в войне 1920-го года такие документы. Моя реакция была однозначна: наверное, не там надо искать ответ и не этим надо заниматься. Но нашли тех, кто захотел что-то на этот счет написать, и такие люди это написали и с 1990-го года год за годом, в прессе – там были «Известия», и «Независимая», и «Красная звезда», и кого только не было – наши издания стали печатать, раздувая и раздувая эти цифры, обвинения в адрес тех, кто мучил, убивал в польских лагерях военнопленных наших красноармейцев. Эта история продолжалась много лет. Только 2 года назад практически удалось издать книжку «Красноармейцы в польском плену». К этому моменту цифра росла и росла, доросла сначала с 20 до 40 тысяч, потом до 60, потом до 80 тех, кто хотел доказать, как это было ужасно и в несколько раз превышало цифры Катыни.

Когда совместная группа ученых работала над этими документами, удалось установить только одно – цифры практически одинаковые, максимум 20 тысяч – не 80, не 60, даже не 40.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но, знаете, это тоже немало.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Это немало, но, но! «Но» состоит в том, что это были лагеря в какой момент? Это были 1918-й, Испанка, 1919-й, 1920-й – это сыпной тиф и возвратный тиф, когда на 1 миллион 300 тысяч красноармейцев болели в Красной армии, и из них 13% умерли. Но они еще не были в лагерях, в лагерях они продолжали болеть. Они умирали от болезней, они умирали от голода и холода. Почему? По одной простой причине. Польша была разрушена в тот момент – по ней прошли и те, и другие армии – на 70%. И практически одевать, обувать...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, то есть смерть от естественных причин получается?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, да. Но вдобавок надо же знать, что Тухачевский собирал свою армию, чтобы идти на Польшу. Вторым заходом он собирал по амбарам, по подвалам дезертиров. Они выходили в том, в чем были. Они были в обмотках, конечно, они были в каких-то тужурках, но это, слава Богу, если это было. Но часто это было в одних рубашках, и в таком виде они и воевали, и их невозможно было обмундировывать – у нас тоже не было возможности своих солдат привести в такой серьезный вид, как положено каждому военнослужащему. И поэтому они, действительно, в таком виде попали в плен, и такие они на фотографиях. Кормить их также было невозможно, как и кормить многих своих собственных солдат.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Хорошо, есть данные о том, сколько народу погибло от естественных причин, а сколько народу стали, так сказать, жертвами убийства?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Убийств не было вовсе. Что касается всей этой ситуации, она была такой. В войне – на войне, как на войне – стреляли, убивали. Когда казаки убили раненых в больнице одного из госпиталей практически, командующий частями там велел ту часть, которая была российская, тоже расстрелять – вот, единственный случай был такой. А в целом это все было обычной практикой противостояния 2-х армий.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, дает ли, с вашей точки зрения, гибель 18 по одной версии, что-то вы говорили, что у поляков чуть меньшие цифры называются.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Поляки – 16-17, у России где-то примерно вот так.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: До 20 тысяч, хорошо. Дает ли с вашей точки зрения гибель 20 тысяч солдат-красноармейцев в польском плену индульгенцию на то, что произошло в Катыни. Я хотела сказать «предположительно произошло», но вот, с вашей точки зрения уже можно сказать однозначно?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Что произошло?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Да.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Что такие цифры...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Что в Катыни были советскими органами расстреляны...

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: А это абсолютно точно, это однозначно. Это совершенно однозначно. И самое любопытное, что издатели, совместная группа российско-польская вот этих документов по красноармейцам – она пришла и зафиксировала это. Пришла к выводу в этой книжке, что целеустремленного, сознательного, сверху руководимого убийства пленных не было в Польше. У нас оно было на самом высоком уровне. В Польше этого процесса вообще не было.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот вам один вопрос «Где документ прочитать?» Я так понимаю, что речь идет о документе за подписью в том числе и Сталина. Инесса Сергеевна отсылает к своей книге «Катынский синдром». А вот вам еще один вопрос: «Слушайте, что вы несете про Горбачева?» Есть подтверждение тому, что при его инициативе?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Конечно, этот документ опубликован, это постановление официально. Оно опубликовано в журнале «Вопросы истории СССР» Семиряга Михаил Иванович его опубликовал. Оно опубликовано еще в паре журналов наших. И в паре книжек документальных. И, кроме того, в соответствующем томе документов по Катыни.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Еще один вопрос от Георга, это смска: «Суда по Катынской трагедии не было, фашисты, отступая, уничтожили свои архивы о Катыни. О чем это говорит?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Суда по Катынской трагедии?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, вот это я вам цитирую.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, что касается суда – его, действительно, не было. Тогда у нас, как известно, президентом был Ельцин и у нас не суд решал, а политическая воля президента. И он сказал: «Да, вина доказана, виновные будут наказаны».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Когда он сказал?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: В 1993 году. «Виновные будут наказаны». Он сказал: «Российский народ в этом обвинять нельзя. Тут вина партии и тоталитаризма, то есть режима». Вот мнение Ельцина, причем он это сказал в беседе с Валенсой. И это все было записано в совместной декларации. И там же, кстати говоря, это 1992-1993 год, было записано, что польская сторона отказывается от всяких компенсаций, от всяких материальных компенсаций.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Что дальше?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, дальше проблема компенсации – давайте, может быть, этого коснемся?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Давайте так.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Проблема компенсации выглядит так. У нас очень мы сами себя напугали, когда прочли выступление такого польского журналиста Бартоломея Сенкевича, который стал подсчитывать. Если взять неродившихся, если взять разрушения, если взять непостроенные заводы, если взять рабочую силу, которая в это время не была занята на производстве и так далее, то насчитается по миллиону за каждого.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Миллион чего?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: По миллиону рублей. Наши посчитали, что это разорит нас. Но дело не в том, что нас разорит, а дело в том, что претензий таких нет. Вопрос этот поднимался. Он поднимался когда? Он поднимался, когда был в поездке Путин и к нему обратились с просьбой, как, вот, обойтись с теми, кто также, как и немцы, к себе рабочую силу стягивали со всей Европы. Также и в ГУЛАГе очень много было польских военнослужащих, то есть пленных солдат. Было 132 лагеря, в которых были поляки. Каким образом компенсировать им вот этот труд? Немцы это оплатили, а что думает Россия? Ну, это, так сказать, было в порядке разговора, а не официальной какой-то претензии. И что вы думаете? Он сказал: «Да, наверное надо просто применить к ним наше правило компенсации жертвам репрессий». Что оказалось? Эти цифры предполагают, что надо приехать в то место, откуда вас, скажем, депортировали куда-то на дальний север или в Северный Казахстан, в разные другие места, и, соответственно, собрать нужные документы и свидетелей. Если вы докажете, что у вас там что-то было, то вы получите сумму.

Эта сумма – это 2 тысячи рублей. Простите, не 2 тысячи рублей – я ошиблась, я сейчас вспомню, какая цифра. Но эта цифра ровно такая, какую нужно заплатить за билет, чтобы приехать из Варшавы к нам, на дорогу туда и обратно, и обратно еще может не хватить. Тогда, стало быть, этот союз сибиряков, то есть те, кто работал в ГУЛАГе, поляки, которые работали в ГУЛАГе – сейчас скажу, сколько их было – эти поляки должны были бы получить столько, чтобы заплатить за это удовольствие туда-сюда съездить. И руководитель этой организации Былина заявил от имени всей этой организации, что если это так, так, может быть, лучше в детский дом какие-то деньги отдать или в дом престарелых? И вопрос отпал.

Теперь. Когда начались судебные процессы, и поляки, польские родственники стали просить о реабилитации и, соответственно, обратились в суды. Хочу пояснить, это проблема не компенсации еще за работу, за что-то там еще, это нарушение конвенции о правах личности. Это если у вас кто-то погиб, а вы хотите получить документы, а вам не дают документы и не пускают в суд – вот тогда ваше право за этот моральный ущерб получить компенсацию. Вот только за это.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А эта конвенция нами была подписана?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, конечно! В 60-е годы мы многое, чего подписали. И даже геноцид подписали, и что хотите. Но сейчас ничего не хотим применять – вот в чем проблема. Проблема, в основном, в этом. Так вот, значит, эти родственники и, в частности, дочь Винцента Волка, одна из представительниц тех, кто подавал заявку в Страсбург, заявили, что они согласятся на символическое 1 евро, вот и все, больше им ничего не надо, никаких компенсаций. И, наконец, летом, наверное в июне где-то, польский президент заявил, что поскольку какая-то часть сибиряков вот этих, организация сибиряков, которые работали у нас на лесоповале, где-то там на строительствах и прочее-прочее в ГУЛАГе – она имеет право получить, все-таки, какую-то компенсацию. И польский сейм готовит закон, по которому те, кто находился на этих работах с 1939 года по начало 50-х получит от польского правительства компенсацию. Так что эти страшилки, что мы хотим разорить поляков, это сущий блеф.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Что мы хотим?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Что поляки хотят нас – мы не хотим.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, посмотрите. Многие наши слушатели и зрители считают, что те документы, о публикации которых вы говорите, они спорные. Как на это реагировать? Вот пишет вам человек: «Интересно получается. Как спорный документ, так опубликован либо вами, либо поляками».

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: А кем он должен опубликован быть? Не учеными?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Российской стороной.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Так я какая сторона? Какая я сторона? Эти тома вышли в Москве, 2 тома документов «Катынь». Эти основные документы опубликованы там. Они опубликованы совершенно официальным нашим изданием.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, хорошо. Вот человек по фамилии Мамонтов задает вопрос: «Развязка в Катыни есть финал всей антисоветской политики Польши в 20-е и 30-е годы. Согласны?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: А, это хороший вопрос. Это очень хороший вопрос, потому что этот вопрос нас обращает к проблеме идеологической традиции нашей, сталинистской идеологической традиции. 1920-й год – это война, и 30-е годы – это санитарный кордон, это капиталистическое окружение, это Польша как соседняя страна, эта страна – символ капиталистического окружения. Она у нас символизировала противостоящий нам капиталистический мир. Таких стран было три: это кроме Польши Англия и Румыния – ну, это далеко, а Польша вот она, и граница с ней вот она. Туда можно заслать любые отряды, разведчиков, кого угодно. И вот все, что у нас тогда создавалось, вот эти все какие-то акции, которые мы тогда предпринимали, они стали основой целого комплекса идеологических мифологем.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот, сообщение пришло, я суффиксы убираю: «Ваши поляки, которым продырявили головы сотрудники НКВД, лишь, извините, жалкий мусор истории. Какие, к черту, потери генофонда? Что, всех поляков убили? Правильно говорил Молотов: страшно цитировать, что Польша, - далее идет цитата, я не уверена, что это документальная цитата, - якобы ублюдочное порождение Первой мировой», - пишет Олег.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Не совсем такая цитата и она, конечно, искажена, но дело не в этом. А постановка вопроса очень любопытная по одной простой, очень важной для нас причине. Действительно, не всех поляков, но...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Цвет?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Но надо представить себе, что в то время в Катыни, собственно, в Катынском лагере были представители всех частей Польши, интеллигенция всех слоев, то есть всех, кого поставили под ружье. А поставили под ружье учителей, врачей, инженеров, профессоров, поэтов, кого хотите – всю элиту Польши. И она-то и попала в катынский лагерь, и там им, действительно, продырявили голову.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Хорошо, еще такой вопрос. Вот мы с вами говорили о Катынском синдроме в России. А в Польше Катынский синдром имеет место?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Катынский синдром прежде всего имеет, конечно, место в Польше по одной простой причине. Если мы – могучее государство, если мы можем иногда не считаться с мелкими соседями, то эти соседи, наоборот, очень страдают от тех обид, потому что мы можем по отношению к ним действовать так, что ставить можем под сомнение и их существование, их государства так, как, например, пакт Риббентропа-Молотова – разделили и ликвидировали.

Потом, 1937-1939 годы – это еще до войны было, но было принято решение, известное дело репрессирования польского населения. Начались этнические чистки перед войной, 1937-1939. Буквально 14 июля польский сейм принял резолюцию в память тех поляков Советской России, которые были убиты в 1937-1939 году. Знаете, какая цифра? 150 тысяч. Это было накануне 1939-го, потом 1939-й – государство ликвидировали практически, его разделили. Дальше что произошло? Компартию Польши в 1938-м году не просто распустили, а расстреляли. Только какую-то часть состава, то есть женщин увезли у нас в лагеря. Они просто были в этот момент в России, ну, а женщин решили пощадить. Это следующий такой акт, когда мы могли поступить с ними так, как нам хотелось. Потом Вторая мировая. Естественно, проблема: а что же Катынь? Куда она попадает? В письмах и в этих обращениях, в этих вопросах я нашла несколько таких, что «эпизод, какой-то эпизод, какое оно имеет значение, кому это важно? Подумаешь, грязь. Что мы будем копаться в этой крови?» А если мы представим себе, что нет такой семьи, большой семьи, не просто мы с вами и мы с мужем, так сказать, а если взять пошире этот куст, каждый семейный куст, в каждой семье кто-то оказался расстрелян в тот период. Кто-то попал в число тех около 400 тысяч, которых прихватили тогда. Причем, это что было? Это, ведь, не бои были. Польское командование дало приказ не сопротивляться, если не будут разоружать и если не будут ввязываться в бои. Поэтому получилось так, что 3,5 тысячи поляков было убито и только 700 красноармейцев, потому что поляки, как правило, почти не оказывали сопротивление. После этого когда их собрали, согнали массами те части. Как удалось? Почему они не разбежались? Почему они остались? Вот тут не было такого количества конвоя, чтобы можно было это все контролировать. Мехлис уже с первого буквально большого митинга задал тон всей этой обработки всей этой массы, которой внушали, что они будут поддержаны Красной армией и вместе с Красной армией пойдут в наступление на немцев. Они под это пошли в лагеря. Они готовились вместе с Красной армией бороться с Германией.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите пожалуйста, вот тут от нескольких наших слушателей прозвучала такая версия, вроде бы как о том, что Катынское дело – это результат совместной акции Советского Союза и Германии. Ставим кавычки?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Да. Ну что же? Это можно такое тоже предположить, потому что, как известно, и даже есть одно письмо, я видела из Тарту. Одно письмо, в котором речь идет о том, что его автор нашел документ о сотрудничестве НКВД.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Да, и он ссылается на этот документ, кстати.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Да, и даже дает адрес, даже дает интернет-адрес этого документа.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Владимир задает вопрос: «Хотелось бы более детального и доказательного рассказа про применение на расстрелах немецких пистолетов. Есть ли примеры?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Боже мой! Примеров полно. В основном Вальтеры применялись, это известно. Есть и киноленты, есть и записи разного рода видео, есть аудио, что хотите. И, наконец, в Твери Токарев, который возглавлял там управление НКВД, прямо рассказывал, почему привозили – это Блохин был, который руководил как комендант расстрелами – привозили целые чемоданы этих Вальтеров. Представьте себе, за ночь расстрелять 200 человек, одного за другим. Наши перегревались, наше оружие перегревалось. Вальтеры оказались просто технически для этого более пригодными.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Хорошо. Еще один такой вопрос. Вопрос связан с тем, что, не кажется ли вам, что если говорить... Вот Владимир из Самары пишет: «Почему расстреляли в форме? НКВД всегда голых убивало или в нижнем белье. А тут и форма, и бумажки, и крестики, и прочие личные вещи. И что? Даже не шмонали? Совсем не похоже на НКВД. И как так немцы их быстро нашли? Да еще одновременно в 3-х разных местах, одно от другого на 500 километров?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, все достаточно смешно, потому что немцы 3 лагеря не нашли – они вообще ничего не нашли, потому что Катынский лагерь был обнаружен поляками. Он был обнаружен строительной бригадой, которая ремонтировала железнодорожные пути. Эти поляки работали там. Кстати, руководил этой организацией советский разведчик Гуревич, который не обнаруживал себя в таком качестве, но, тем не менее, играл эту роль. Местные жители сказали об этом полякам: «Вот там ваших расстреляли». Что касается 2-х других мест, то там все совсем по-другому. Это потом все было, значительно позже найдено.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Хорошо, вот еще один такой вопрос: «Были ли среди убитых в Катыни и в других местах выходцы из современных Беларуси, Украины и Литвы?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Конечно, сколько угодно. Очень тщательно проводился учет национального состава, классового состава узников. И там полно украинцев, белорусов, русских, евреев, немцев. Там даже грузин есть в составе убитых. То есть польская интеллигенция была многонациональной.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста, вот, учитывая не вчерашнюю историю, учитывая... Вот один из наших слушателей пишет, что «если не нужна материальная компенсация, то о чем базар?» - вот прямо в таких выражениях.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Прежде всего, о правовой норме, конвенции по правам человека. Мы имеем дело с правовым государством, каковым мы, в общем-то, можем быть названы только условно.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А что бы не признать тогда? Как вы считаете?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Так вот именно, а что не признать?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Не, я вас спрашиваю.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: А я вам отвечу, я вам отвечу. Когда все это собрали воедино и посмотрели все эти документы, посмотрели документы правовые в судах, кто виноват, каковы должны быть решения, оказалось, что у нас в течение нескольких лет перебрасывали из одного суда в другой документы, потому что там всюду надо было решать, кого судить. В конечном итоге решили, что судить надо группу руководства НКВД за превышение власти. Ну, и, соответственно, закрыть дело за смертью виновных. Потому что сколько времени мы ждали с этим? Ведь была другая проблема: как судить других? Там были разные решения: где-то не нашли состава преступления, где-то не нашли события преступления удивительным образом.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, ведь, вашими же словами. Но ведь, так сказать, вроде как война была?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Какая война? Не было никакой войны. Когда это все происходило, войны никакой уже не было. Это было на советской территории в мирных условиях. Собралось Политбюро, и там где-то опросом, где-то так-так приняли это решение и все.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но по версии Политбюро-то, война шла?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Нет, войны там не было. Если бы их освободили, то они бы и так далее. А там никакой войны не было. Какая война?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, я, опять же, я притягиваю за уши. Но когда вы говорите о том, что, дескать, красноармейцы погибали в 20-е годы в результате не акций убийства, а в результате в том числе естественных причин, то, может быть, возможно говорить о...

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Так это было во время войны. Это правильно – это было во время войны.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Есть ли на сегодняшний день, можно ли предъявить тем, кто сомневается, доказательства того, что это было массовое убийство? Понятно?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Так вот это, кстати, одна из проблем, которая сегодня решается нашими судами. Наши суды, в частности Хамовнический, который не имеет, кстати, права решать вопросы о реабилитации. Прокуроры и судьи говорят так: «Ну и что, что у него там дырка в голове? А кто сказал, что кроме огнестрельного оружия здесь присутствовало еще реальное убийство? Может, сам себя убил?» Значит, каким образом отвечать на это? Если лежит несколько сот человек в этой яме с одинаковыми дырками в голове, то что это? Ну, ладно, в каком-то там суде, в конце концов, признали, что это убийство. Но политическое ли убийство? Как к нему подойти, как судить, если нет дела и если нет статьи? А почему нет дела и нет статьи? Просто потому, как Ельцин сообщил Валенсе еще в 1959-м году. Нет, это он сообщил в 1995-м о событии 1959-го. Он сообщил, что уничтожили документы, дела. А какие были дела? Да, действительно, были опросные листы, были какие-то дела. А в конечном итоге было велено в 5 дней составить справку, собрать все эти правки.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Кому кем велено?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Как кому? Это документ подписан был Политбюро, вот, от 5-го марта 1940 года. Там было написано «Не вызывать обвиняемых, не предъявлять никакого обвинения».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А просто молча? Раз, раз, раз – перестрелять?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Да-да-да. Просто справочку на него, откуда он взялся. Причем их довольно долго держали, даже не сразу всю эту акцию провернули, потому что было дано указание не только их уничтожить, а собрать все сведения об их семьях, о месте, где они живут. И, соответственно, за 3 дня до этого 5 марта, 2-го марта было принято решение о том, что выслать в Казахстан, практически в Северный Казахстан до 25 тысяч семей этих людей, которые были в этих 3-х лагерях. Ну, а это был, по-русски это называется экоцид, то есть перемещение в места, негодные для переживания. Их выселяли на полустанках, они должны были копать себе землянки или они должны были в загонах для скота как-то размещаться. Работы они почти не имели. Как они выжили? То есть выжила только небольшая часть.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, а с вашей точки зрения, что-то типа, я не знаю, третейского суда вообще возможно? Вот существуют поляки, которые говорят: «Ребята, вы расстреляли в 1940-м году такое-то количество наших соотечественников». Вот существует Россия, которая не говорит, там, «Мы не расстреливали», а говорит «Мы не признаем ответственности за это».

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Так, все признают.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но мы же не признаем?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Мы признаем. Почему? Мы признаем.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, не признаем.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Мы не это не признаем. Мы признаем факт. То есть практически в массе своей это признали и Горбачев, и Ельцин. И тасовка-то была 13 апреля 1990 года, в которой было записано, что это одно из самых тяжких преступлений сталинизма и что виноваты в этом Берия и его подручные. Все! Была официальная позиция Советского государства, но не судебная – мы тогда вообще на суды не обращали внимания.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Так тем не менее, а существуют, я не знаю, авторитетные международные организации, которые говорят: «В этом виноваты, с нашей точки зрения, такие-то»?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну вот сейчас в Страсбургском суде это все будет разбираться. Но тут ведь проблема какой аспект имеет? О чем они просят? Они просят дать им возможность познакомиться с документами о судьбе своих близких и судебными документами, чтобы это было на уровне права. А у нас, ведь, даже записано, что у нас примат международного права. В частности, на одном из сайтов, которые я смотрела вчера, есть такое предложение какого-то нашего, не знаю, наверное, опытного человека, который предлагает отменить примат международного права в России. А другой пишет о том, что надо провести референдум. И если они будут просить у нас какой-то компенсации, пусть оплатят референдум, а мы решим, заплатим или не заплатим. Но это, в общем, уже все понятно, не актуально. Но мы бы пошли вот таким путем, например. Или вообще принять закон, пишет третий – это все из подборки вчерашней. Мы вообще пойдем другим путем – мы примем закон, который запрещает кому бы то ни было обращаться к нам за какими бы то ни было материальными компенсациями. Но вы понимаете, что нам это все уже просто теперь уже любопытно слышать.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Я понимаю. Виктор из Кисловодска задает вопрос, видимо, прошлую нашу с вами передачу он не слушал и не смотрел: «Так сколько, все-таки, расстреляли в Катыни? Кто это за люди?» Я понимаю, что я вас возвращаюсь к теме...

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Что за люди? А это очень неплохо, потому что там и другие вопросы есть, из которых следует, что люди не понимают, о ком идет речь. Я уже называла общую цифру – 21857 человек. Плюс 7805 в тюрьмах. Но хочу еще обратить внимание на состав – вот о чем они спрашивают, чего они не знают – кто эти люди? Мы их по каким критериям, собственно, расстреливали? Классовый, прежде всего, и национальный бесспорно тоже. Что такое классовый? Они – наши классовые враги, они – помещики, буржуи, они там, боже мой, тюремщики, еще кто-то, полицейские – ну, просто аппарат любого нормального сейчас государства. Зачем и почему мы их расстреливаем, и сколько их было, самое главное? Супруненко, который возглавлял соответствующее управление, дал справку. В этой справке в 3-х лагерях мы находим 3-х представителей хозяев промышленных предприятий и торговцев и 11 помещиков, и 71 представителя какой-то администрации, включая, там, бухгалтерию, я не знаю, почтарей, крупных, мелких, всяких – 71. То есть здесь мы не наберем даже 100. Но в тюрьмах вот этих 7 тысяч, в этой сумме, держали в тюрьмах – ну, это, в основном, это офицеры. Но там мы тоже этих классовых представителей, имущих классов, скажем так, или аппарата управления видим только 465. Вот вам классовый подход. Такой уж он был классовый. А вот национальный – он был бесспорно. Потому что в том же документе от 5 марта 1940 года Берия подчеркивает, что среди них, тех, кого предлагается расстрелять, 97% – это поляки.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Юрий задает вопрос: «Поляки Катыни были расстреляны. А поляки из других лагерей куда исчезли?»

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Из каких других?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, видимо, есть у человека данные. Видимо, не только там все это находилось. Ну вот, не так давно было найдено еще одно место.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Но тут не поляки, мы уже с вами говорили, что там были и русские, и там были и белорусы, украинцы и евреи, и немцы, кого там только не было. Это вот эти лагеря – очень важно, это нужно, действительно, уточнить – это 3 спецлагеря, которые сразу превратились в лагеря НКВД, хотя они назывались военнопленными. Правда, военнопленными им условно дали возможность называться, когда они запросили кто они такие есть. И даже начальство этого управления военнопленных попыталось обратиться в НКВД, чтобы выяснить, в чем они сомневаются. Им ответили: «Не обращайте внимания, что за ерунда? Гаагская, Женевская и прочие конвенции».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инесса Сергеевна, вот вопрос пришел от человека, который, строго говоря, не имеет отношения к нашей теме. Вообще он мне кажется достаточно важным: «Возможен ли, в принципе, объективный взгляд на историю или хотя бы объективное изложение фактов? Ведь каждый историк имеет свое воспитание, образование, принадлежит к какой-либо школе, придерживается каких-либо политических взглядов, где-то он работает, у него есть руководство и администрация». Понятно?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Понятно. Это очень простой вопрос. Каждый к какой-то социальной среде приписан, где-то он в какой-то социальной нише.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, он дальше говорит о том, что православный историк и доцент марксизма-ленинизма никогда не сойдутся в оценке событий 1917 года, да? Чем современные историки лучше.

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Это да, это да. Современные историки, если они опираются на цифры и факты, которые приведены, они знают, что эти факты, документы что-то говорят.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Поляки признают цифру 17 тысяч, если говорить о 20-х годах, а наши, чего там, до 80-ти доходило? Какие цифры и факты признавались?

И.ЯЖБОРОВСКАЯ: Ну, это-то вообще никто ничего не знал. Это просто раздували публицисты, в основном, цифры, а наша официальная точка зрения наших ученых – это 19-20.