Наталья Радина: «Разве это преступление - быть журналистом?»

Прошедший год для сайта charter97.org - год больших потерь. Уголовные дела, обыски, аресты и гибель журналистов.

Дом Радиных стоит на Поле Чудес. Так жители Кобрина назвали ту часть города, где в начале 1990-х, как грибы после дождя, вырастали коттеджи.

Наталья Радина в волшебство, кажется, давно не верит. Особенно если твое Поле Чудес находится в Стране Дураков. В стране, которая запретила Наталье жить в столице, отобрала у нее паспорт и взяла подписку о невыезде (как будто без паспорта можно далеко уехать). Наташа бежать никуда не собирается — говорит, есть еще дома дела…

В дом Радиных мы приехали 19 февраля, ровно через два месяца после событий на площади Независимости в Минске. По телефону Наташа предупредила: на выходных занята — у двоюродной сестры свадьба. Она обещала быть свидетельницей еще в начале декабря, так что отказаться просто не могла. Правда, в полной мере свидетельницей Наташе не быть — у нее нет паспорта, а значит, свою подпись в книге регистрации браков поставить не сможет.

Свадьба — дело волнительное и хлопотное, даже если ты на ней — не главная героиня. Потому стараемся не задерживать свидетельницу. Тем более что «обо всем» поговорить все равно не получится — Наташа дала подписку о неразглашении материалов дела. А уж что следователь посчитает «материалами дела», известно ему одному.

В гостиной за чашкой чая троим ровесницам всегда найдется, о чем поговорить. Обычно первыми в списке тем идут мужчины и любовь. Мы же говорим о политике и профессии…

«До 19-го белорусские журналисты не совсем понимали, где они работают, — уверена Наташа. — Все думали, что Лукашенко — это игрушки. Что они будут в меру критиковать, в меру выражать свою позицию и как-то так существовать. Закрыли одну газету — как-то найдут работу в другой, там закрыли — в Интернет ушли работать. И никто до конца не верил, что здесь у нас — диктатура. Говорили «дурная страна», «такой-сякой президент», но в целом думали, что тут можно жить и работать. А сейчас ситуация такая, что нам даже писать нельзя. Раньше как было? Мы ходили на все акции, как некая особенная группа — «оппозиционеров бьют, но нас же не трогают». Мы все надеялись, что нас бить не будут, потому что мы — «белая кость». А теперь всех причислили к оппозиции, абсолютно всех…»

Наташа знает, о чем говорит. Вечером 19 декабря она пришла акцию протеста оппозиции с одной целью — освещать важное событие в жизни ее страны. Но уже через несколько часов после начала акции Наталья оказалась под ногами омоновцев, ее били ногами по спине и голове так, что молодая женщина уже прощалась с жизнью.

«Когда пошла первая волна спецназа, я оказалась в коридоре между демонстрантами и ОМОНом. Просто не успела выйти оттуда, увлекшись репортажем по телефону. Меня стиснуло с двух сторон, прижало к щиту, я поскользнулась и покатилась по ступенькам прямо под ноги людей в форме, — вспоминает Наташа вечер 19-го. — Я кричала, кричала, но меня никто не слышал. Просто наносили удары по спине, ногам, голове. Честно говоря, уже прощалась с жизнью, понимая, какое там, наверху, месиво. И тут каким-то чудом меня за ногу схватил совершенно незнакомый парень, он лежал на земле, его тоже били, а он тянул и тянул меня по льду — откуда только силы взялись? И вытащил ведь!»

Наташа вспоминает, как дрожала от истерики, как ее обнимала и успокаивала незнакомая женщина, как хотела попросить помощи у врачей «скорой помощи», но, увидев там толпу окровавленных людей, постеснялась подойти. Как продолжала работать дальше, несмотря на боль в голове…

…Ловлю себя на мысли, что это не может, не должно быть правдой в 21-ом веке в центре Европы! Что до того вечера 1937-й год был для нас, людей одного поколения, историей из книг, «Детьми Арбата», в равной степени романтичными и героичными. Что за считанные минуты моя страна изменилась до неузнаваемости. И вот я сижу в доме ровесницы, которую признали узником совести на Западе и которую считают преступницей в Беларуси, и слушаю страшные подробности того вечера и той ночи…

«Когда стало понятно, чем закончится разгон на площади, ни о какой помощи и больнице и речи быть не могло. Решила ехать в офис и писать, писать все, что знаю, что видела. Все плыло, голова дико болела, но я продолжала работать: написала репортаж с места событий, сообщила об аресте всех кандидатов в президенты, а мне все звонили и звонили люди, рассказывали о новых арестах, обысках… Где-то в половину четвертого ночи, когда уже нужно было бы уходить, мне позвонила мама и сказала, что люди в штатском приходили искать меня в минской квартире. Я сказала «хорошо» и села об этом писать. И даже не подумала, что нужно куда-то уходить из офиса. Я просто не представляла, за что меня арестовывать?» — рассказывает Наталья.

За что ее арестовали и продержали 40 дней в СИЗО КГБ, Радина не понимает по сей день. Ее работа на площади ничем не отличалась от той, которую приходилось делать последние 13 лет. Неизвестно Наташе и то, какую статью обвинения, в конце концов, ей оставят — организацию беспорядков или участие в них? Впрочем, пожалуй, один из главных уроков, вынесенных журналисткой из той ситуации, в которой так неожиданно оказалась, — «Не ищи логику!»

«Логики там нет. Можно сколько угодно долго строить предположения, но все равно не найдешь ее», — говорит Наташа, закуривая очередную сигарету. В тюрьме она почти научилась курить не больше 6–7 сигарет в день, чтобы не досаждать некурящим сокамерницам. Дома уходит до двух пачек. Родители не сопротивляются — лишь бы была рядом…

«Я успела сделать только один звонок, чтобы сообщить, что ко мне ломятся, как услышала, что железную дверь стали ломать каким-то инструментом. Звук стоял такой, что повыскакивали соседи. Баррикадироваться было бессмысленно, и я открыла им дверь. В квартиру ворвались люди в масках и один человек в штатском с открытым лицом, он показал удостоверение сотрудника КГБ. Отобрали документы, телефоны, вывели, затолкали в автобус. Всем приказали сидеть лицом вниз, и только меня никто не заставлял. Оказалось, что у меня в этой истории — особенное положение. Это стало понятно, когда автобус остановился на территории КГБ, и из него вывели только меня одну», — снова и снова Наташа возвращается в ту ночь, за которой начались ее сорок тюремных дней.

О том, что было за стенами СИЗО КГБ, Наташа вспоминает спокойно. Шконка, тюремная каша, «прописанный» добрым фельдшером кипятильник (заключенным его выдают по расписанию, больным «выписывают» чаще), допросы и прочая тюремная «романтика» стали частью ее личной истории. Сложней всего, по признанию журналистки, было привыкнуть к «туалетному расписанию» — в первые дни заключения организм отказывался подчиняться местным законам…

«Меня отпустили, но что изменилось? Я живу в напряжении, родители — вообще в страхе, потому что они не знают, как долго я пробуду с ними. Ира Халип под домашним арестом. Если вы считаете, что это гуманно, что она с ребенком, то, конечно, это лучше, чем в тюрьме. Но это ведь не свобода. И ее будут держать под домашним арестом до суда. А если ее до сих пор держат под арестом, значит, и приговор стоит ждать суровый…» — делится Наташа своими худшими предположениями.

«Мы все «на крючке», в подвешенном состоянии, когда не можем ни писать, ни говорить правду до конца…», — так описывает Наташа наш общий страх, тот самый страх, охвативший «детей Арбата», а после так бесцеремонно сошедший со страниц романа на улицы современной Беларуси. Страх, который должен был парализовать волю и чувства. Должен, но не смог.

«Я еще в КГБ, когда меня отпускали, сказала, что буду работать на сайте «Хартии-97». Как можно прекращать? В конце концов, я же не просто так эту профессию выбрала, потому что нужно чем-то заработать! Кроме того, столько людей сейчас за решеткой, что просто нельзя позволить себе не работать. Это мой моральный долг — делать все возможное, чтобы их освободили. И хотя сама в подвешенном состоянии, у меня еще есть возможность пользоваться телефоном, компьютером, а значит хоть как-то помочь», — она хотела бы делать больше, но не может. Пока не может.

Мы говорим о будущем, о том, что бы сделало нас счастливыми, о том, как могли бы быть счастливы, но наше будущее вновь и вновь возвращает нас в день вчерашний.

«Мне очень трудно представить, как можно работать в Беларуси. Прошедший год — год больших потерь. Это возбуждение уголовных дел лично против меня и против сайта… Это четыре обыска (два в офисе и два дома), это изъятие 19-ти компьютеров, избиения, смерть Олега Бебенина, 40 дней в СИЗО… Мне по-прежнему грозит до 15 лет тюрьмы… Но, тем не менее, это не повод для того, чтобы прекращать работать. Вопрос в том, как делать это с наименьшими потерями? Но работать нужно обязательно…», — слова Наташи тают в повисшей тишине комнаты.

«Работать нужно», — повторяем про себя, вспоминая, что даже на самом сказочном из сказочных Полей Чудес ничего просто так не растет…

«Разве это преступление — быть журналистом? — говорит Наташа на прощание. — Может, кому-то хотелось убедить всех в этом, но меня они не переубедили…»

Янина Мельникова, «Белорусская ассоциация журналистов»