Исповедь после казни

Шокирующие признания матери расстрелянного в Беларуси Владислава Ковалева.

...Обычно такие громкие преступления расследуются годами. Здесь все завершилось молниеносно быстро. Хватило 11 месяцев, чтобы расследовать теракт, осудить и казнить виновных.

11 апреля 2011 года прогремел взрыв на станции минского метро. 15 погибших, более 300 пострадавших.

13 апреля президент Беларуси объявил: «Теракт раскрыт, обвиняемые дали признательные показания».

15 сентября стартовал суд над Дмитрием Коноваловым и Владиславом Ковалевым. Было собрано более 550 томов уголовного дела.

Менее чем через 3 месяца осужденным вынесли смертный приговор.

14 марта 2012 года Александр Лукашенко отказал в помиловании одному из осужденных.

17 марта Любовь Ковалева, мать приговоренного Владислава, получила извещение о расстреле сына.

Мать Владислава Ковалева молчала долго, надеялась тем самым спасти сына от смертной казни. Теперь ей бояться, и тем более скрывать, нечего. И она решила рассказать все.

Шокирующие признания Любови Ковалевой — в материале «Московского Комсомольца».

«Показания выбивали дубинками»

— До того как мне пришло извещение, что приговор в отношении моего сына приведен в исполнение, я молчала. Все надеялась, что Лукашенко помилует Влада. Но сейчас мне терять нечего, и я расскажу все... — начала Любовь Ковалева. — О теракте я узнала из теленовостей. Сразу связалась с Владом, который жил и работал в Минске. Сын поднял трубку: «Мама, не волнуйся, со мной все в порядке, в метро я сегодня не был». И я успокоилась...

— Влад дружил с Дмитрием Коноваловым?

— Близкими друзьями они не были, так, приятельствовали. У нас район небольшой, здесь все друг друга знают. Честно говоря, я всегда была против общения сына с Димой. Так как их редкие посиделки всегда заканчивались распитием пива.

Когда Влад перебрался в Минск, он с Димой даже не созванивался. 10 апреля Коновалов приехал в Минск, снял квартиру на пару дней, пригласил в гости свою знакомую по интернет-переписке Яну Почицкую с подругой и Влада, который встретил его на вокзале.

— Итак, 10 апреля Коновалов и Ковалев встретились в столице, а на следующий день в минском метро прогремел взрыв...

— 10 апреля ребята вчетвером отдыхали на съемной квартире Димы. Утром 11 апреля Влад отправился на работу. А 13-го в 3 часа ночи ко мне уже пришли с обыском. Из квартиры забрали гвозди, цепочку, проволоку, какие-то шарики из шкатулки, батарейки.

— На тот момент вы уже все поняли?

— Тревога накрыла меня еще 12 апреля, когда Влада арестовали. Я ничего не знала о его задержании, но почувствовала неладное, долго не могла заснуть, щемило сердце. На следующий день, 13 апреля, я услышала по радио, как Лукашенко объявил об аресте слесаря и токаря, и добавил, что в 5 часов утра задержанные дали признательные показания, им грозит самое суровое наказание.

СПРАВКА "МК"

По версии следствия, Коновалова опознали по видеозаписи в метрополитене. Если быть точнее — по походке, росту и одежде, — лица террориста видно не было.

— Фамилии арестованных не сразу озвучили?

— Лукашенко не называл фамилии. Но вечером 13 апреля Влад позвонил мне: «Мама, ты не волнуйся, через 72 часа все выяснят». Это была единственная фраза, которую ему позволили сказать. На следующий день я собрала вещи сына, купила продукты и отправилась в Минск. Заключенный, который сидел в соседней камере с сыном, позже рассказывал, что 15 апреля передача еще стояла у дверей камеры, пока моего сына всю ночь избивали, чтобы выбить признательные показания.

— Коновалова тоже избивали?

— Диму сильно избили в первый день задержания. Об этом Влад рассказал на суде. Подтвердила слова моего сына и Яна, которую тоже арестовали. Она говорила, что в первые дни после ареста Диме вызывали «скорую», у него отказали почки. Коновалова пытали самыми изощренными методами. И когда транслировали видеодопрос Димы в суде — он не то что сидеть, он говорить не мог, его все время тошнило.

— Побои были зафиксированы?

— Когда адвокат Димы увидел, в каком состоянии находится его подзащитный, он вызвал врачей, чтобы те зафиксировали побои. Доктора дали заключение, что побои были нанесены подсудимому задолго до ареста. Но есть фотографии задержания Влада и Димы, где на них не видно ни одного синяка.

По сути, все обвинение опиралось только на признания Дмитрия Коновалова, которые он дал на предварительном следствии. В самом начале процесса в суде была показана видеозапись допроса, на котором он признается в совершении теракта (давать показания в суде он категорически отказался). На ней Коновалов рассказывает, что приехал в Минск 10 апреля с большой спортивной сумкой, в которой была бомба, на следующий день спустился в метро, доехал до станции «Октябрьская», положил сумку возле скамейки и нажал на кнопку. Бомбу он, по его словам, за три дня изготовил в своей витебской квартире.

Владислав Ковалев сначала тоже признал свою вину, но на суде заявил, что дал признательные показания под давлением.

«Белорусские адвокаты боялись защищать моего сына»

— Почему вы наняли сыну независимого адвоката?

— Сначала Владу назначили государственного адвоката. Но когда я увидела, что моего сына топят, то решила сменить защитника. В Витебске я обошла все адвокатские палаты. Защищать Влада согласился только Станислав Абразей. Когда он первый раз пришел к моему сыну, то заметил у него на лбу огромную шишку. После того свидания Абразей предупредил меня, что Влада еще будут бить. Это была их единственная встреча тет-а-тет. Далее общаться им позволили только на допросах в присутствии следователей. Когда же начались судебные заседания, судья Федорцов отметил: «Общение Ковалева с адвокатом возможно в перерывах между судебными заседаниями на усмотрение конвоя». Но как бы то ни было, я благодарю Бога, что этот адвокат нашелся вовремя, ведь следователи хотели разделить два предыдущих взрыва в 2005 и 2008 годах, произошедших в Беларуси, между Владом и Димой. Абразей сорвал их план.

Взрыв в Минске произошел после полуночи 4 июля 2008 года во время празднований в честь Дня независимости Беларуси. В результате взрыва получили ранения 54 человека. Из допроса эксперта Руслана Юрченко: «Это преступление было совершено группой лиц, изготовивших взрывное устройство. При этом эти люди должны были обладать профессиональными знаниями в области органического синтеза — без таких знаний невозможно создать стабильное вещество триперекись ацетона. Такой человек должен был проходить службу в боевых точках, иметь представление о создании взрывных устройств, предназначенных для поражения». Следует отметить: Дмитрий Коновалов в это время в армии еще не служил и подобными навыками не обладал.

В итоге Дмитрия Коновалова признали виновным в осуществлении взрыва 2008 года. Ковалев по данному эпизоду также признан виновным в недонесении о преступлении.

— Мой Влад на первом допросе по наивности все подписал. Ему дали понять: либо ты соглашаешься на наши условия — и тебе скостят срок, либо получишь по полной программе. Тогда же его предупредили: «Не вздумай менять показания на суде, иначе грозит пожизненное». Но сын не пошел на поводу у следствия и на суде поведал, как все происходило на самом деле — каким образом выбивались показания, передал разговор со следователями.

Из показаний Владислава Ковалева на суде 19 сентября 2011 года: «Меня запугали психологическим давлением, потому я и дал другие показания. Со мной всю ночь проводили беседу. После задержания меня отвели в ГУБОП и показали видео, как Дмитрий проходит в метро через турникеты. Я его узнал, а потом услышал его крики из соседнего кабинета. И мне тогда сказали: лучше тебе, парень, признаться, что ты все знал. Отсидишь два года за недонесение — и все. Я думаю, Дмитрий не взрывал метро...»

— Что последовало за откровениями вашего сына в суде?

— Когда Влад на суде отказался от своих показаний, на следующий день уволили генерального прокурора Беларуси. Затем сын не подтвердил свои показания на очной ставке в психиатрической клинике. Судебное заседание в тот день экстренно прервали. Через пару дней поста лишился министр юстиции. Случайно ли это?

«Живите спокойно, у вас еще осталась дочь»

— После вынесения приговора сыну вы пытались найти поддержку в Совете Европы.

— Меня пригласили в Совет Европы 16 февраля этого года. Там все высказались за проведение нового расследования. Но это оказалось невозможно — 30 ноября, сразу после оглашения приговора, все вещественные доказательства уничтожили. Взорванный вагон, скамейка, под которой находилась взрывчатка, вещи — не осталось ничего. Белорусским спецслужбам не нужно было, чтобы кто-то со стороны проводил свое расследование. Остались единственные свидетели теракта — Влад и Дима. Но что они могли сказать? Как выбивались у них показания и кто из высших чинов приходил к ним в камеру?

— На вас давили во время суда?

— Открыто мне не угрожали. Но один разговор со следователем я запомнила. Мы общались по телефону, он был любезен, мне даже спрашивать ничего не пришлось, сам все рассказывал, как по написанному. В конце беседы он обмолвился: «Живите спокойно, у вас семья, дочь...». Эти слова я восприняла как угрозу. А затем последовали письма от Влада: «Мама, вся будет хорошо, я сотрудничаю со следствием, на меня ничего навешивать не станут». Боже, я как прочитала это письмо, чуть в обморок не упала. Я ведь реально понимала, что весь текст написан под диктовку.

— Вы не боялись последствий?

— Я боялась за сына, не за себя, потому раньше и старалась говорить мягче, не выступать против нашей системы. Теперь я боюсь за дочь.

«Дашь показания против Коновалова и останешься на свободе»

— Давайте вернемся к судебным заседаниям. На суде выступали люди, которые давали показания в защиту обвиняемых?

— Выступали только свидетели со стороны обвинения. Правда, был один потерпевший, который внимательно изучил материалы дела и предложил отложить заседания до тех пор, пока не будет отменена смертная казнь. Позже этого мужчину арестовали, потом спрятали в психушку. Сейчас его местонахождение неизвестно.

На процессе судья отклонил все ходатайства защиты: отказался вызвать в суд сотрудников метрополитена, некоего Кудрина, который выложил текст в Интернете, что берет на себя ответственность за теракт, не допрашивали спецназовцев, которые задерживали Коновалова и Ковалева, не вызывали на процесс и друзей подсудимых.

— Все 300 потерпевших ходили на суд?

— Нет, конечно. Прокуратура заранее обошла более 200 потерпевших, с которых взяли подписки, что дело будет рассматриваться без их участия. Их показания зачитывали в суде.

— Вы познакомились с потерпевшими?

— С первых дней суда я жила в семье потерпевших. Мы стали друзьями со многими. Когда я приезжала в Минск, эти люди всегда были рядом — встречали меня с поезда, предлагали ночлег. Даже обижались, если я кому-то не сообщала о своем визите. Знаете, я ведь всегда приезжала к зданию суда за час до начала заседаний, встречала мальчишек, когда их везли в автозаке. Думала, может, Влад меня увидит. И когда на суд собирались люди, то все интересовались: «Наших мальчиков привезли?». Представляете, их никто ни разу не назвал террористами.

— Родители Дмитрия Коновалова присутствовали на суде?

— Они были в суде всего один раз. Их доставили под конвоем и так же увезли. Первое время я еще общалась с мамой Димы. Она все время плакала. Когда я не увидела эту женщину на суде, то пришла к ней на работу в детский сад. Но к тому моменту ей, видимо, запретили со мной общаться. Она избегала встреч.

Я попыталась с ней встретиться после приговора. Но когда позвонила в домофон ее квартиры, услышала голос ее мужа: «До свидания».

— На суде присутствовала Яна, ради которой Коновалов и приехал в Минск?

— Яну тоже задержали, а на суде она дала показания против ребят. Правда, некоторые моменты все-таки подкорректировала. Девушка до последнего стояла на том, что Дима вернулся домой в день теракта в 18.00, тогда как взрыв прогремел в 17.56. Если бы он совершил теракт, то за 4 минуты никак не смог бы добежать до дома. На суде Яна изменила еще некоторые показания, данные ею ранее на допросе следователю. Но суд их не принял. После приговора Яна оставила запись на своей страничке в соцсети, что обо всем расскажет позже. Но кому позже это надо будет? Да и расскажет ли она?

— На свидетелей шло давление?

— Выступали два свидетеля — друзья Коновалова. Один из них Илья Колосов, в подвале которого нашли плакаты с фашистской свастикой. За подобные вещи в Беларуси предусматривается статья — от 4 лет лишения свободы. Илье четко дали понять: «Ты даешь показания против Коновалова и остаешься на свободе». Парень согласился на сделку со следствием. Вторым свидетелем шел наш сосед по дому. Я не стану называть его имя, ему еще жить. Этот человек купил и перепродал тротил Владу, когда тот еще учился в школе. Сыну было интересно, что это такое. Но он не понял, что делать с тротилом, и закопал его — выбросить испугался. С тех пор минуло 5 лет. И сейчас Владу выдвинули обвинение за покупку того тротила, а соседа отпустили.

— Говорили, что у Коновалова была собственная химическая лаборатория в подвале дома, где он, собственно, изготовил взрывчатку?

— Об этой лаборатории не знал ни один из знакомых Дмитрия. Этот факт его биографии поведал ныне заключенный Шпак. В зал суда этого свидетеля привезли в наручниках — ну какие он мог дать еще показания?

— Долго разбирался вопрос по детским петардам, которые ребята когда-то взрывали во дворе?

— Этот вопрос разбирали 2 месяца. В зал приводили каких-то бабушек, которые в подробностях рассказывали об их детских шалостях. Диме было 14 лет, когда он из марганцовки смастерил взрывпакет и прикрепил на стекло библиотеки. Второй пакет был взорван им на площадке. По версии следствия, Влад всегда находился рядом с Димой, стоял на шухере, пока друг прикреплял петарды. Эти факты легли в основу обвинения. Далее на мальчишек навешали все сожженные в районе ларьки, машины, гаражи... Все это походило на бред! Непонятные свидетели рассказывали о каком-то мифическом полигоне, где Коновалов испытывал взрывчатку. Потом заключенный свидетель Шпак заявил, что Коновалов планировал крушение поезда, пытался домкратом поднять железнодорожное полотно.

— На суде Влад с Дмитрием могли общаться?

— Что вы! Они сидели в клетке, которая была разделена стеклом. Им запретили даже смотреть друг на друга. Контролировали обвиняемых по обе стороны пять охранников.

— Каким было последнее слово подсудимых?

— Влад попросил у Димы прощения за то, что на следствии оговорил его. А затем сын подробно рассказал обо всем, что происходило в СИЗО. Дима отказался от последнего слова. Он встал и еле слышно произнес: «Не надо...». Знаете, в чем я могу упрекнуть маму Коновалова — в том, что она не наняла сыну адвоката. Будь у Димы хороший адвокат, он бы не молчал. Ведь мы так и не узнали, что ему говорил государственный адвокат, чем его запугали, что с ним делали в камере. Помню, когда в суде зачитывали книгу посещений СИЗО КГБ — оказалось, что мальчишек ни на секунду не оставляли одних. С ними постоянно кто-то «работал». Даже в психиатрической клинике, где ребята провели 20 дней, — следователи посетили Коновалова более 55 раз, Влада — более 40. И адвоката к Владу не пускали не случайно — ведь он мог повлиять на его показания. Мне сын часто писал: «Мама, я не хочу, чтобы ты присутствовала на суде». Но я знаю, это не его слова. Наши письма Владу не отдавали, хотя их разрешено было писать без ограничения.

«На последнем свидании с сына сняли наручники, посоветовали купить ему литературу»

— Сейчас многих людей мучает один вопрос — если не они, то кто?

— У меня есть ответ на этот вопрос, но я не стану его озвучивать. Просто приведу некоторые факты. Теракт случился накануне введения санкций Европы против Беларуси. В это время Россия не дала кредит нашей стране. Прошли непонятные выборы, начались политические суды, обвалилась белорусская валюта, люди кинулись в банки снимать деньги, резко подскочил доллар — и на фоне всего этого произошел теракт. И кому это было нужно?

— Кстати, как Коновалов объяснил мотив своего поступка?

— В суде показывали видеодопрос Коновалова, где на вопрос следователя о мотивировке теракта он выдал фразу: «Я это сделал для дестабилизации обстановки в Республике Беларусь». На суде же Диме задали встречный вопрос: «Как вы понимаете слово „дестабилизация“?». Он не нашелся, что ответить. Потому как попросту не знал значения этого слова.

— Вы помните ваше последнее свидание с сыном?

— Это было 11 марта 2012 года. На тот момент я не знала, что оно будет последним. Оно было самым долгим — 3 часа. Все свидания с Владом проходили одинаково — мы общались через стекло по телефонной трубке. Сын сидел под наблюдением охраны, за моей спиной всегда стоял зам. начальника СИЗО. Разговаривать разрешали только на бытовые темы. На последнюю встречу с Владом я приехала вместе с дочерью Таней. Как же с нами любезно обращались в тот день: и водичку поднесли, и в туалет проводили. Замначальника рассказывал мне, что Владу постоянно дают витамины для поддержания иммунитета, что ему покупают все, что требуется. Тогда же Владу предложили написать список литературы, а сотрудник СИЗО КГБ любезно согласился сходить в книжный магазин и все ему купить. Кстати, в тот день с сына впервые сняли наручники. Я уже грешным делом подумала что-то доброе. Меня смутили лишь вымученная улыбка на устах сына и красные от слез глаза. Когда свидание подошло к концу, Влад неожиданно побледнел. Он астматик, я подумала, что ему стало плохо в душном помещении. А потом до меня дошло — он знал, что это наша последняя встреча. А я ничего не почувствовала...

— Влада казнили в тот же день, сразу после свидания?

— Думаю, да. До меня дошла информация, что в тот день его перевезли в камеру смертников. После этого свидания следователь перестал подходить к телефону, мы находились в полной изоляции — не понимали, что происходит. А через три дня наш президент объявил об отказе в помиловании, хотя, думаю, мальчишек уже не было в живых.

— Влада казнили за недонесение?

— Да, казнили за то, что знал, но не донес. Но статья 406 УК за недонесение предусматривает максимум 2 года лишения свободы. Я хорошо знаю Влада. Возможно, если бы он знал что-то, то не побежал бы с доносом в прокуратуру. Но и с Коноваловым бы прекратил всякое общение. Не оказался бы с ним в одной компании.

«Я не надеялась на помилование»

— Вы до последнего надеялись, что Лукашенко помилует вашего сына?

— У меня не было надежды на помилование. Хотя в глубине души закрадывалось — может, Лукашенко пребывает в неведении, может, до него доходит недостоверная информация, вдруг он прислушается к мнению народа. Я обращалась к нему трижды — через журналистов, лично заносила прошение об аудиенции. Но получала лишь отписки из его администрации.

— Почему Дмитрий Коновалов отказался писать прошение о помиловании?

— Ему не дали написать. А народу преподнесли это так, будто он сам не захотел. Так же Дима под нажимом признал вину. Но каждый пункт его признания следствие должно было доказать. Этого не было сделано. Помню, в суде зачитывали допрос Коновалова, где он литературным языком вещал о своих «подвигах». А затем нам продемонстрировали видеозапись допроса, где Дима двух слов связать не мог, отвечал односложно — да, нет, не помню.

— Влад на суде плакал?

— Он отвернулся от меня в зале суда всего один раз — когда ему продлили арест. В день, когда выносили приговор, я ему успела шепнуть: «Сыночек, какой бы приговор ни вынесли, держись». А вот момент оглашения приговора я не помню. Люди рассказывали, что Влад показал мне пальцем — мама, не плачь!

— Отец Влада, с которым вы развелись, интересовался судьбой сына?

— Мы не общаемся с этим человеком. С момента задержания Влада он так ни разу и не позвонил нам. Соболезнования не высказал.

«Перед казнью Владу даже не дали открыть нашу посылку»

— Вы верите, что правда о деле минских террористов всплывет?

— Должны пройти годы, чтобы мы узнали правду. Но, скажите, как мне жить с тем, что я не уберегла ребенка? Для кого я его растила? Для Лукашенко? Я оказалась бессильна в этой ситуации, я ничего не смогла сделать. Но в любом случае я сделала все, чтобы моего сына не считали нелюдем.

Знаете, я ведь до сих пор не верю, что Влада убили. Мое сердце молчит. Когда я получила извещение о его казни, то пришла в церковь поставить свечку за упокой. И она потухла. Меня тогда обнадежили, что сын жив. А следующей ночью мне приснился Влад. Он сказал: «Мама, я только заснул, а ты меня разбудила». Наверное, я ему помешала, ведь он целый год мучился в СИЗО, смертельно устал от пыток и допросов. Даже перед казнью ему не дали расслабиться. Человек, который когда-то руководил расстрельной бригадой в Беларуси, рассказывал про последнюю волю приговоренного — ему давали возможность доесть продукты. А Владу не дали. Передачки вернули мне. До сих пор у нас на балконе стоят баулы с продуктами. Ему даже не дали потратить те деньги, которые мы передавали. С казнью явно торопились.

За этот год мой сын намучился достаточно, не хочется его лишний раз травмировать. Именно поэтому я не стану делать символическую могилку, иначе его душа не обретет покоя. Пока я жива, буду просить Лукашенко выдать мне тело сына. Может, хоть на эту просьбу он откликнется...

Мы изучили психологические портреты Дмитрия Коновалова и Владислава Ковалева, которые дали их знакомые. И постарались понять, кто из этих двоих мог быть причастен к теракту?

Несмотря на всю противоречивую доказательную базу в суде, Дмитрий Коновалов все-таки мог совершить теракт. Судите сами. Парень с раннего детства был озлоблен на семью — с 10 лет не общался с отцом, отношения с матерью были напряженными. Вот как охарактеризовали его знакомые: друзей не имел, резок, груб, увлекался химией, коллекционировал фильмы с насилием и садизмом, неоднократно пытался покончить жизнь самоубийством, при этом говорил: «Зачем жить, лучше умереть. Я не хочу иметь ни жены, ни детей». Год назад создал страничку в соцсети, где выбрал заставку — разорванное человеческое тело и изуродованный человеческий череп. Наиболее близкие отношения у Коновалова складывались с девушками. При этом он не раз заявлял им: «Вы не знаете, какой я страшный человек. Если бы ты все знала, то не общалась бы со мной».

Кто такой Владислав Ковалев? По словам знакомых казненного, Ковалев был парнем необщительным, замкнутым, комплекс неполноценности сделал его легко внушаемым и управляемым. Попросту говоря, с кем Ковалев водился, черты того и перенимал. Зависимость от оценок окружающих привела к наличию у Ковалева постоянной тревоги, внутренней напряженности, подавленности настроения и склонности к депрессии. Также психологи отметили у Ковалева склонность к алкоголизму. Он просто не умел отказывать друзьям и знакомым. После того как Ковалев переехал из Витебска в Минск, он так и не обзавелся новыми друзьями. Хотя сам нуждался в постоянном поводыре, в лидере, который бы вел его по жизни. Владислав всегда боялся показаться друзьям трусом или предателем, поэтому старался выполнять то, о чем его просили. Вероятно, поэтому в уверенном Коновалове он нашел того самого поводыря. И в итоге роль Ковалева в теракте свелась к молчаливому одобрению действий Коновалова и помощи в доставке сумки от вокзала к съемной квартире.

Очевидно, что Владислав Ковалев не мог быть соучастником преступления — вряд ли он знал, что в сумке приятеля находится взрывчатка, да и скорее всего он искренне не мог поверить, что Коновалов пошел на убийство людей. Но правоохранительным органам не нужен был сумасшедший террорист-одиночка. Да и как можно было опровергать слова Лукашенко, сказанные спустя три дня после теракта: «Двое обвиняемых заслуживают самого сурового наказания!».