Анджей Почобут. Дневник узника Лукашенко

Журналист Анджей Почобут рассказал о своем аресте и нахождении в тюрьме.

До начала процесса о клевете на Лукашенко он остается на свободе, но не может покидать Гродно. Власти хотят, чтобы Анджей Почобут замолчал, но он собирается писать и дальше.

Журналист вышел на свободу в субботу около 16.00 по истечении 9 дней, проведенных в гродненской тюрьме.

В своем тюремном дневнике, опубликованном в издании Gazeta Wyborcza (перевод - charter97.org), он подробно описал свое задержание и то, что с ним происходило в гродненской тюрьме. Приводим текст дневника полностью.

Арест

Четверг, 21 июня. Сижу дома перед компьютером и пишу статью об Алесе Беляцком, одном из белорусских политзаключенных. Статья должна была быть опубликована в субботу. Вдруг позвонили в дверь. Открывает жена, а в квартиру входят милиционеры. Из-за их спин появляется следователь Арсений Никольский из Cледственного комитета. Мы знакомы. Год назад именно он проводил расследование в моём первом уголовным деле.

- Проведём обыск, - говорит он.

- По какой статье обвиняюсь?

- По той, что и в прошлый раз (значит опять статья 367 УК РБ «клевета на президента»). Вы постоянно пишите, и мы должны писать. - говорит Никольский, но не выглядит счастливым, избегая взглядов моей жены. Знаю, что вот-вот они скажут, что я арестован.

- Почему именно вы рассматриваете моё дело?

- Руководство так решило. Я хотел отказаться, но не получилось.

Следователя интересуют только компьютеры. Говорит, что после обыска поедем в прокуратуру, и это не займет много времени. Одеваюсь в тёмные вещи, обуваюсь в обувь без шнурков, снимаю ремень, потому что знаю, что из прокуратуры поеду в тюрьму.

Когда собираюсь выходить, просыпается мой двухлетний сын Ярослав. Дочки, слава Богу, дома нет, и она не видела, как милиционеры забирали меня как преступника. Сын расстроен и подавлен. Беру его на руки. Он обнимает меня за шею и говорит: пошли на улицу. Отвечаю, что пойдёшь с мамой. Сын выглядит так, как будто всё понимает.

Камера №18

Из дома меня вывели под эскортом милиции. На машине довезли до прокуратуры. Там я узнал, что против меня возбуждено уголовное дело из-за того, что я якобы клеветал на Лукашенко в 12 статьях, размещённых на charter97.org и на «Белорусском партизане».

Однако, из материалов милиции непонятно, в каком конкретно случае я клеветал на Лукашенко. Знаю, что в таких случаях единственная защита - это отказ от дачи показаний.

Я говорю, что до слушания никаких показаний давать не буду. Следователь выглядит разочарованным. Когда все формальности были выполнены, я узнал, что остаюсь под арестом. Пока на 10 дней, а дальше - как решит руководство.

Милиционеры вывели меня из здания прокуратуры. Подъехала милицейская машина, из нее вышел офицер, чтобы надеть на меня наручники. Я протягиваю руки, но внезапно один из милиционеров, сопровождающих меня в прокуратуру, говорит, что не надо. Офицер смотрит с удивлением и не одевает наручники. Сажусь в машину со свободными руками.

Под арестом общаются со мной, как со старым приятелем: Вы же знаете процедуру, - усмехается один из охранников. В эту процедуру входят личный досмотр, раздевание догола, осмотр всех вещей. Через некоторое время я оказываюсь в камере №18.

Cюрприз

Сначала думал, что буду находиться под стражей по крайней мере 3 дня, а потом мне предъявят обвинение и переведут в тюрьму. Это стандартная процедура - подозреваемых держат под стражей, а обвиняемых - в тюрьме. Но на следующее утро в камеру заглянул охранник и говорит: «Почобут, собираем вещи, сейчас уезжаем». Не сказал куда поедем, но подозреваю, что в тюрьму. Из камеры выхожу в наручниках. Через некоторое время въезжаем на территорию тюрьмы №1 в Гродно. Попадаю в кабинет к тюремному офицеру.

- Фамилия?

- Почобут.

- Статья?

- 367, часть 2.

- Руководство тюрьмы решило пойти Вам на встречу. Вместо карантина Вас отправят сразу в камеру.

- А почему меня это должно устраивать?

- Если хотите - можете отправиться в карантин.

Карантин - эта первая тюремная камера, в которую попадает заключенный. Это временная камера. Обычно в ней находятся несколько десятков часов, пока решаются тюремные формальности.

В карантине нелегко. Камера рассчитана на 4 человека, а сидят в ней от 10 до 15 человек. Там не получается поспать. Если попадешь в карантин в пятницу (а сегодня пятница), то будешь сидеть до понедельника. Три бессонных ночи.

- Я не настаиваю на карантине.

- Может есть какие-либо пожелания к сокамерникам?

Понимаю, что он начинает свою игру, чтобы узнать чего я хочу, а чего не хочу. Не желаю участвовать в таких играх и поэтому говорю, что никаких желаний не имею.

Офицер принимает это спокойно, но выглядит разочарованным.

- Хорошо, если вы захотите поговорить, то напишите заявление и мы встретимся.

Проводит меня на третий этаж тюрьмы в камеру № 65. В 2011 году я был в камере №63, которая находится рядом.

Один в камере

Камера №65 рассчитана на 4 человека, но я нахожусь в ней один, что не очень приятно. Во время проверки спрашиваю, как долго буду находиться в одиночестве, на что получаю ответ, что этот вопрос решает тюремный офицер и обращаться надо к нему, он может все изменить.

Усмехаюсь. Снова игра, но играть я не буду.

- Спасибо. Ничего хорошего из этого разговора не будет. Посижу один.

Из-за того, что не с кем разговаривать, размышляю о заведённом на меня деле. В голове крутится приговор: 7лет, 9 месяцев. Столько мне грозит. Арифметика очень простая - за повторную клевету на Лукашенко мне грозит до пяти лет лишения свободы. К этому надо добавить 3 года с отсрочкой, которые имею с прошлого года и которые суд добавит к новому приговору. Надо также отнять 3 месяца, которые отсидел в прошлый раз. Если меня посадят, то выйду только в 2020 году.

Начинаю считать сколько лет будет дочке и сыну...

Такая тюремная арифметика - не подбадривающее занятие. Вместо этого начинаю заниматься. Отжимания и приседания помогают. Руки и ноги болят, но страх не исчезает.

В голову приходит мысль написать повесть о послевоенных битвах Армии Краевой на Гродненщине. Антикомуннистическое подполье, НКВД, предательство, лагеря, смерть. Историческая повесть не была бы угрозой для Лукашенко, как тюремная публицистика. Начинаю составлять историю, придумывать персонажей, сюжет второго плана. Время начинает идти быстрее и удается прогнать навязчивые мысли.

Встреча с адвокатом

В понедельник 25 июня утром встречаюсь со своим адвокатом Александром Бириловым. Узнаю, что мой арест вызвал волну возмущения в Польше и что по этому поводу высказался премьер Дональд Туск.

Адвокат также сказал, что в течение влижайшего времени мне будет предъявлено обвинение. И объяснил, что хотя мне и грозит максимально 7 лет 9 месяцев, но обычно суды не добавляют сроки.

Главное, чтобы окончательный срок был длиннее, чем каждый полученный в отдельности. - обьясняет Бирилов.

Также узнаю, что адвокаты лишены возможности общения с СМИ. Даже из-за минимального заявления, могут исключить из коллегии адвокатов. В политических делах такое вообще невозможно. Это значит, что сейчас мое дело пройдет в тишине.

Телевизор и Саша

В понедельник жена привезла мне телевизор с разрешения начальства тюрьмы. Но когда я пытаюсь его включить - пропадает электричество.

Вызванный электрик не может устранить неполадки. Вечером оказывается, что электричество выключается также при попытке закипятить воду.

После составления жалобы утром следующего меня переводят в другую пустую камеру, в которой я сидел несколько часов. В этот раз после вмешательства электрика могу пользоваться как телевизором, так и кипятильником.

В четверг по истечении недели одиночества ко мне подсаживают сокамерника. 23-летний Саша осуждён за кражу. Время теперь идет быстрее.

Выход из тюрьмы

10 дней, в течение которых мне должны предъявить обвинение, заканчиваются 1 июля в воскресение. Но уже в субботу вскоре после полудня в тюрьме появиля следователь Арсений Никольский. Зачитывает обвинение, которое слово в слово повторяет акт о возбуждении уголовного дела.

Никольский информирует меня, что было принято решение об отправлении изъятых компьютеров на экспертизу. А это значит, что он должен появиться в тюрьме ещё раз.

После обеда получаю назад письмо, которое отправил вчера жене. Первая мысль о том, что оно не прошло тюремную цензуру. Жду проверку, чтобы спросить об этом. Около 16 часов в камеру приходит офицер и говорит, чтобы я быстро собирал вещи. Объяснил, что переводит в другую камеру. Я собираюсь и прощаюсь с сокамерником. Меня проводят на первый этаж, но не в камеру, а в комнату дежурного.

- К вам применена профилактическаая мера: вы освобождены под подписку о невыезде, - улыбаясь говорит мне офицер. Говорит, что я не имею права выезжать из Гродно, что должен отвечать на вызовы следствия. Мне не верится что через мгновение выйду из тюрьмы.

Возвращает мне паспорт, мобильный телефон и деньги, которые были изъяты во время задержания. Дает мне справку о том, что я находился в тюрьме №1 с 22 по 30 июня. Два охранника проводят меня к выходу.

Через решетку и колючую проволоку я вижу ворота, через которые выезжают тюремные автомобили. Ворота открываются медленно. За ними меня ожидают жена, дочка, родители и журналисты. Обнимаю жену, дочку. Я счастлив!

Собравшиеся у тюрьмы журналисты спрашивают из-за чего меня арестовали, почему выпустили, что от меня хотят белорусские власти, хотят ли они чтобы я перестал писать.

Думаю, что им действительно этого хочется. Хотят ли они устрашить этим задержанием других журналистов? Без сомнения. Однако на данный момент у меня нет ответов на все вопросы.