Лукашенко — больший людоед, чем Путин

Белорусский диктатор — прямой наследник тех, кто проводили первомайские демонстрации после Чернобыля.

Белорусское внешнеполитическое ведомство лишило аккредитации съемочную группу российского Первого канала за репортажи о распространении в стране эпидемии смертельного коронавируса. Журналисты Первого канала – а его программы могут смотреть не только подданные Владимира Путина, но и подданные Александра Лукашенко – рассказали зрителям о последствиях отсутствия ограничений во время пасхальных праздников и "республиканского субботника", вспышке болезни в небольшом городке Столбцы под Минском и прочих печальных реалиях жизни в стране, жители которой стали заложниками дурости и равнодушия стареющего "совкового" диктатора. И предупредили, что это может быть только началом кошмара: если не будет ограничительных мер, белорусская система здравоохранения просто не выдержит.

У журналистов Первого канала, по большому счету, просто нет выбора. Они вынуждены говорить правду о том, что происходит с коронавирусом просто потому, что если начать хвалить Лукашенко и скрывать факты, это поставит под сомнение меры, которые предпринимаются в России. Более того, можно предположить что Александр Лукашенко избрал такую стратегию (не)борьбы с коронавирусом именно для того, чтобы поставить эти меры под сомнение. Чтобы показать: в то время, когда "великий и ужасный" Владимир Путин самоизолировался в ново-огаревском бункере он, Лукашенко, бесстрашно ездит по своей стране, утверждает, что никакой опасности нет и даже готовится к параду – несмотря на отмену мероприятия в российской столице.

Таким образом, именно Лукашенко оказывается прямым наследником советских бонз – тех самых, что забрасывали немецкие танки телами советских солдат или проводили первомайские демонстрации после Чернобыля. В Советском Союзе ценность человеческой жизни стремилась к нулю и, конечно, никакой генеральный секретарь ЦК никогда не отменил бы парад или демонстрацию из-за какого-то там невидимого коронавируса, даже если бы знал, что в результате вымрут города. Торжественное заседание, парад, демонстрация – во всем этом ритуале, дотошно копировавшем церковные обряды, был смысл существования коммунистической бессмыслицы. И эта бессмыслица всегда гордилась именно тем, что никогда не пасовала перед ритуалом. Заседание – в метро, с парада – на фронт, а есть ли у участников парада оружие, чтобы обороняться от врага, к делу отношения не имеет. Главное – промаршировали перед вождем.

И в этом смысле Лукашенко действительно получает почетный приз в виде парада, получает патент на дальнейшее умерщвление белорусов. Но, конечно, интереснее всего ответить на вопрос – почему он, а не Путин?

Как это ни парадоксально прозвучит, но дело не в самих диктаторах. Дело в 90-х – тех самых "проклятых 90-х", которые вызывают такое раздражение у Путина и "запутинцев". Тех самых 90-х, которые были в России и которых фактически не было в Беларуси.

Эти 90-е установили новые "красные линии" именно с точки зрения понимания ценности человеческой жизни, начали процесс излечения общества от сталинизма, прерванный появлением Путина. Именно поэтому сформировалось четкое понимание того, что первомайская демонстрация во время Чернобыля это преступление, а не доблесть. Именно поэтому еще в начале своего правления Путин так опростоволосился с "Курском". Именно поэтому российское общество так реагировало на Буденновск, Дубровку, Беслан. Именно поэтому российские власти прячут могилы погибших в Украине и Сирии и не позволяют своим пропагандистам рассказывать правду о жертвах новых кремлевских войн. Путин может позволить себе многое – но не демонстративное пренебрежение к жизням россиян.

И именно поэтому Лукашенко оказался сегодня лучшим учеником людоеда, приветствовавшего участников первого победного парада и никогда не задумывавшегося о цене своих побед. И преуспевшего в этом настолько, что даже спустя десятилетия его осиротевшие подданные романтически распевали "мы за ценой не постоим".

Вот это – "мы за ценой не постоим" - и было советской нормой. И осталось трагической нормой доживающего свое постсовка.

Виталий Портников, "Главред"