Надо атаковать

Как оказывать давление на представителей власти.

Срджа Попович был одним из лидеров сербского молодежного движения «Отпор», который помог свергнуть Слободана Милошевича в октябре 2000 года. После победы революции он основал центр прикладного ненасильственного действия и стратегий (CANVAS), а в 2015 году вышла его книга «План революции».

Попович рассказал «Радыё Свабода», как сербская оппозиция пыталась перетянуть на свою сторону силовиков, почему активистам следует читать китайского стратега Сунь Цзы и чем борьба с диктатурой похожа на футбол.

Почему революция 2000 года в Сербии была успешной

Прежде всего, мы многому научились из наших предыдущих ошибок за 10 лет борьбы. У нас было много стратегического планирования, и очень важным было объединение оппозиции.

Вторым козырем была ставка на молодежь. «Отпор» начался как студенческое движение и расширился на всю страну.

Еще один момент-документирование фальсификаций на выборах. От 1996-97 годов — когда Милошевич проиграл местные выборы — мы знали, что важно иметь людей возле избирательных урн и иметь доказательства действительных результатов выборов. Это важно показать не только людям внутри страны, но и в коммуникации с международным сообществом. Мы работали с большой зонтичной структурой гражданских инициатив, которые обеспечили 30 тысяч наблюдателей на выборы 2000 года.

Мы знали, что оппозиция победила. И это не были наши слова против слов Милошевича — были материальные доказательства, что он проиграл выборы 2000 года.

Еще одной сущностно важной частью стратегии «Отпора» была работа вне больших городов, работа не только с обычными сторонниками демократии, не только с городским и более образованным населением, которое было более склонно поддерживать демократию.

Сербия в 2000 году начала всеобщую забастовку. Произошел переход от просто уличных протестов к более широкой тактике отказа от сотрудничества. И это затронуло и тех, кто занят физической работой, а не только более образованных людей и городских жителей.

Последнее в этом списке, но очень важное — то, что мы были готовы к переходу власти. Одно дело — заставить плохого руководителя уйти. Другое дело — построить демократию. Это долгий, болезненный и намного менее захватывающий процесс. Нового президента привели к присяге через 7 дней после того, как Милошевич признал поражение. А мэра Белграда — ведь оппозиция победила и на местных выборах — привели к присяге в вечер сразу после выборов. Восстановить фундаменты власти и сделать их как можно более демократичными — очень важная вещь, если вы хотите организованного перехода.

Как оппозиция работала с государственными чиновниками и силовиками

Сербская оппозиция и молодежное движение понимали структуру власти Милошевича. И, имея на начальном этапе поддержку среди городских жителей, более образованных, студенческого движения, интеллектуалов, они расширяли влияние на более нейтральные части общества, среди которых были бизнесмены и государственные служащие.

Велись разговоры с армией. Сербская армия базировалась на системе призыва, и она была не очень довольна пятью гражданскими войнами. Милошевич не мог рассчитывать на армию, и его инструментом угнетения была полиция. Поэтому мы знали, что если сумеем построить коалицию всех, кроме полиции и партии Милошевича, мы можем в итоге победить.

Также было много коммуникации с полицией, особенно на местном уровне. Одно из правил ненасильственной борьбы, которое мы изучили с течением лет, — это то, что если вы сумеете вызвать переход сил безопасности на свою сторону, то вы имеете большие шансы победить.

Часть этого — понять, что полицейские — это просто мужчины и женщины в полицейской форме. И очень важно было работать с полицией на низовом уровне. Были не просто ежедневные контакты на улице, а было сознательное усилие убедить этих людей, что им самим будет лучше, если Милошевича не будет у власти. Была целая кампания убеждения — от символических действий, когда дарили цветы, до более стратегических вещей.

Например, среди сербских футбольных фанатов были насильственные группировки. Футбольные фанаты ненавидели Милошевича, но их понимание протеста было такое: выйти и начать драку с полицией. И наше движение организовало дружины безопасности, чтобы защищать полицию, которая нас арестовывала, от фанатов, которые нас поддерживали. Этим мы хотели убедить полицию, что мы ненасильственное движение. Мы также понимали, что акты насилия могут вызвать реакцию, пропаганда может их использовать против движения, и они также уменьшат массовость. Есть исследования, которые показывают, что движения, в которых есть насильственное крыло, имеют меньше шансов на успех.

Возможно ли «братание» с силовиками после массовых пыток?

Во-первых, нужно понимать, что репрессии — это знак слабости, а не силы. Если режим Лукашенко сейчас рассчитывает только на страх и репрессии, это значит, что он проиграет игру.

Мы работали с людьми из многих стран, где полиция вела себя брутально и убивала людей. Но вам нужно понимать, что чем больше они рассчитывают на полицию, чтобы поддерживать порядок, тем они слабее.

Еще одно: репрессии — это игра, в которой много зависит от количества участников. Если репрессии не вызывают страха и злобы, они бессмысленны.

Надо прежде всего забыть об общем слове «полиция». Преступления делают конкретные лица. Поэтому следует выделять те части силового аппарата, которые занимаются репрессиями. Их надо называть, стыдить и оказывать на них давление. Им нужно угрожать судебным преследованием, разоблачать их на международном уровне. Делать все возможное, но помнить, что это конкретные лица, а не давить на целые структуры полиции.

Может быть, что милиционер в белорусской провинции совершенно несогласен с теми, кто в Минске пытал протестующих. Вы этого не узнаете, если не будете разговаривать.

Нужно делать усилия, чтобы называть и стыдить тех, кто совершает преступления. Но в тоже время привлекать к себе тех, кто преступлений не делает. Это звучит сложно, но это можно сделать.

Повышать цену властного насилия

Что белорусское движение делает очень хорошо — привлекает международное внимание к нарушениям прав человека. Чем выше цена полицейского насилия, тем меньше вероятность, что они его повторят. Если вас украдут, вы исчезнете и никто ничего не скажет — то завтра украдут меня, а послезавтра кого-то еще.

Но если ваше похищение приводит к тому, что тысячи ваших друзей пикетируют тюрьму, приходят письма из международных организаций, Amnesty International добавляет вас к списку узников совести, начинается международная кампания за ваше освобождение, то менее вероятно, что вас в тюрьме будут пытать.

Делать эти вещи публичными, повышать цену таким действиям — это один из способов, как с ними бороться. И это тоже послание для участников движения — если вас арестуют, вы не останетесь одни. Построение солидарности — один из способов ответить на репрессии, чтобы власти поняли, что это движение не оставит в беде ни одного человека, кто бы это ни был.

Это касается обеспечения адвокатами, привлечения международного внимания, сбора средств, чтобы помочь вашей семье, если она зависит от вашего заработка, а вы в тюрьме. Все эти вещи очень важны тактически. Но самое важное — поднять цену для каждого акта насилия, от простого задержания до убийства.

Можно посмотреть на правительства, которые были действительно жестоки — к примеру, в Судане. Там убивали людей, и на следующий день именами этих людей называли улицы. Тысячи людей приходили на их похороны. На следующий день после убийства их портреты рисовали на стенах домов по всему Хартуму — столице Судана. Это был ясный сигнал режиму, что если вы хотите нас убивать, вы получите больше протестующих, и это мобилизовывало движение делать больше.

Но самая важная вещь — ясно определять тех, кто нарушает права человека, арестовывает и пытает мирных протестующих, и сделать послание ко всем остальным: «Вам должно быть стыдно за этих людей. Они пятнают форму, которую носите вы. Потребность в полиции всегда будет, чтобы гарантировать закон и порядок в этой стране. Вам нужно избавиться от этих паршивых овец».

Атаковать, а не ждать

Если посмотреть на исторические исследования Марии Стефан и Эрики Ченовет, можно увидеть, что в среднем успешная кампания ненасильственной борьбы длится два с половиной года. Однако борьба в Сербии длилась 8 лет. Некоторые славяне, включая сербов, учатся медленно.

Нужно помнить, что это не игра в ожидание. Вы побеждаете, только если идете в наступление. Победы народных движений и победы в футболе работают абсолютно одинаково, по крайней мере по двум правилам. Во-первых, вы никогда не победите, если не забьете гол, а это значит, что нужно атаковать, а не только защищать собственные ворота. Нужно перетягивать на свою сторону все больше и больше оплотов режима.

Во-вторых, вам нужно контролировать поле. Причина, почему, например «Барселона» была почти непобедима, — в том, что они всегда контролировали мяч. Они определяли игру, контролировали середину поля.

Мне кажется, что в белорусском случае это присутствует и дает надежду движению. Оно сумело вырасти из ограниченного круга людей-правозащитников, образованных городских жителей — в общее движение. К нему присоединились пенсионеры, которых долго считали опорой Лукашенко. Есть люди на заводах, которые пытаются бастовать, хотя это пока не получается масштабно.

Идет трансформация с периферии в мейнстрим. Или, если пользоваться футбольной терминологией, под контроль берется центр поля. Я думаю, что именно в этом самый значительный прогресс.

Мобилизации недостаточно, нужна организация

Следует знать, что для успешного движения недостаточно мобилизовать людей, их нужно организовать. Мобилизация, как вода, приходит волнами либо приливами. После выборов в Беларуси был прилив, а сейчас протесты меньше. Возможно, что следующий большой прилив будет летом. Но нужно строить организацию, которая сможет поддерживать деятельность и нести ценности между этими волнами.

Строя организацию, набирая людей, обучая людей, вы создаете возможность лучше отреагировать на следующую волну мобилизации.

«Отпор» был организован в каждом районе. Мое движение имело по три человека в каждом здании. В этом причина, почему его не могли подавить репрессиями и арестами лидеров. Ведь оно было независимо от лидеров. Были приняты решения, разработана стратегия, которая была доступна для каждого, на самом низком уровне нашего движения, и когда лидеров арестовывали, ноги продолжали бегать.

Если вы попадаете под жестокие репрессии, вас вынуждают говорить только о них. Это побочный продукт репрессий. Но, я считаю, акцент нужно делать на стратегических изменениях и на призывах к свободным и справедливым выборам.

Единственный результат белорусского кризиса, который может свести воедино различных международных игроков, но, что еще важнее, может гарантировать долгосрочную демократию и стабильность в Беларуси — это свободные и справедливые выборы, на которых белорусский народ решит, кто будет им руководить.

Ненасильственность может быть эффективнее насилия

Нет глупее бренда, чем называть сербскую революцию «бульдозерной революцией» только потому, что были фотографии бульдозера в конце процесса, который ненасильственно мобилизовывал людей 9 лет. Но так работают СМИ.

Существует ясное различие между насилием и ненасильственным сопротивлением. Оно основывается на определении ряда исследователей, которые говорят: если вы не используете угрозу нанести физический вред и не уничтожаете имущество, то это ненасильственные действия. Когда вы начинаете крушить машины и бить стекла, это уже насилие.

Но также есть общее направление движения. Я вижу, что белорусское движение – одно из тех, которые явно придерживаются ненасильственного подхода, несмотря на очень насильственную тактику, которую используют против него.

В исследовании Марии Стефан и Эрики Ченовет видно, что вероятность успеха ненасильственных движений в два раза выше, чем у насильственных. Здесь очень важно понять, что ненасильственная дисциплина — это навык. И ненасильственный подход не просто морально лучше насилия — он эффективнее, и он не обязательно зависит от религии, истории или менталитета народа.

Этому можно научиться, это можно использовать, это можно пропагандировать. Можно также избегать тех тактик, которые с большей вероятностью приведут к насилию. Если посмотреть на тактики вмешательства, захвата – там, где ваши войска встретятся с их войсками, там произойдут насильственные столкновения.

О роли символов

Символы важны для успешной борьбы. Мы видим это на примере бело-красно-белого флага в Беларуси. Это типичный случай, как можно объединить людей вокруг чего-то, связанного с идентичностью, и как побудить множество людей участвовать в небольших, рассредоточенных действиях — начиная от отдельных женщин с зонтиками до изображений на зданиях и автомобилях. И это то, что у белорусов очень хорошо выходит — придерживаться ненасильственного подхода и использовать символы в построении новой национальной идентичности.

Как давить на представителей власти

Джин Шарп перечислил 200 тактик ненасильственной борьбы еще в 70-е годы прошлого века. С тех пор мир значительно поменялся, а каждое движение добавляет новые вещи.

Следует понимать, что репрессии – очень дорогая игрушка. Нужно платить, чтобы эти люди вас слушались. Посмотрите на Мьянму — страну, где месяц назад произошел военный переворот. Почему люди стоят в очередях возле банков? Они забирают деньги из банков, контролируемых военными. В результате банки попадают в кризисную ситуацию и не могут платить зарплаты военным.

Поэтому, если речь о столпах, на которые опираются репрессии, следует смотреть не только на людей в форме, но и на всю структуру за ними. Если ваш оппонент налагает на вас санкции в виде избиений, арестов, пыток и убийств, вы можете наложить санкции на ваших оппонентов, лишив их зарплаты.

В этом сила ненасильственных движений, когда к ним присоединяется большое количество людей. Вы можете перейти с простого протеста на тактики, которую называют отказом в сотрудничестве. Люди могут отказать банкам в своих деньгах. Люди могут бойкотировать компании и продукты. Люди могут начать всеобщую забастовку.

Если есть угроза потерять работу и люди очень боятся объявить общую забастовку, можно не выйти на работу по состоянию здоровья. Теперь же времена коронавируса. Целые заводы могут якобы заболеть.

Как уменьшить риски протеста

Есть два ответа на этот вопрос. Первый базируется на опыте Чили в 1980-е, когда шла борьба против Пиночета. Пиночет был безжалостным человеком, намного более безжалостным, чем Лукашенко на этом этапе своего правления.

Люди вышли на улицы Сантьяго в час пик, и они шли очень медленно и ехали на машинах очень медленно. И это привело к коллапсу в городе. Ведь если такое огромное количество людей медленно идет и едет в час пик, можно представить последствия.

Есть замечательный документальный фильм «Более мощная сила» (A Force More Powerful), где активист из Чили объясняет, как это зрелище множества людей, которые медленно шли и ехали, разрушило пузырь страха. Он объяснял: «Сделав эту простую вещь с небольшим риском, мы поняли, что нас множество, а их мало». Такие тактики с низким риском помогают преодолеть страх.

Возвращаясь к Беларуси – например пение какой-то песни из здания, чтобы это услышали и увидели соседи, тоже хороший шаг для победы над страхом.

Еще один хороший пример – это борьба против апартеида в Южной Африке. Против жестокого режима Питера Боты, который проводил политику апартеида, устраивали демонстрации, и черных южноафриканцев безжалостно убивали. Началось партизанское движение – его беспощадно истребляли. В ЮАР была мощная армия, которая полностью базировалось на идеологии апартеида, так как 11 процентов белого населения противостояло большинству населения. Там царил менталитет города в осаде.

Но опять же, армия – это дорогая штука. Десять лет шла компания, чтобы банки ушли из Южной Африки, чтобы никто не покупал южноафриканскую продукцию. Студенты Оксфорда давили на университет, чтобы он не работал с банками, инвестирующими в Южную Африку. Все это добавилось к массовому бойкоту со стороны большинства населения и в итоге поставило Питера Боту на колени. Состоялись выборы, на которых в итоге победил Нельсон Мандела.

Там была комбинация внутреннего давления, тактик отказа от сотрудничества, несших малый риск – невыход на работу якобы по причине болезни, очень медленная работа.

Как бастовали сотрудники банков

Отказ в сотрудничестве — это, опять же, игра, где многое зависит от количества участников. Если вы контролируете только 10 процентов населения и вам нужно вызвать страх у остального населения, то народ имеет рычаги влияния, отказывая в услугах тем, кто ими управляет. Можно посмотреть на нынешнюю Мьянму, где только приблизительно 8 процентов поддерживают действия военных, но армия пытается контролировать все общество.

Это может касаться, например, работы учителей, которые учат детей, а может касаться и, так сказать, нервной системы угнетения. В Судане хорошо сработали микрозабастовки. В июне 2019 года в Судане военные свергли диктатора Башира, но после этого военное командование решило, что оно не хочет перехода власти, а хочет управлять само. И для них очень болезненными были малые забастовки квалифицированных специалистов.

Большинство людей, работавших в банках в Хартуме, столице Судана, решили не придти на работу, сославшись на болезни. Я не знаю, как точно работает эта система, но для денежных переводов нужен квалифицированный персонал. Некому было это делать, и военные не получали выплат. Это, возможно, три сотых процента общества, но уровень их влияния был значительно больше этой цифры.

И при этом невозможно вызвать кого-то в форме, чтобы тот делал банковские операции. Ведь у них нет соответствующих навыков. Опять же, влияние зависит от массовости, но также и от четкого планирования стратегии, которая подорвет деятельность ваших оппонентов с наименьшим возможным риском для участников с вашей стороны. Если бы военные в Судане убили этих специалистов, все равно некому было бы работать в банках. Вы не можете заставить людей делать это.

Как ответить, когда людей делают демонстрационными жертвами, чтобы запугать других

Ряд стран в истории сталкивались с более безжалостными режимами, чем режим Лукашенко. Нужно больше подготовки, больше организованности в использовании тактик с низким риском.

Тактики отказа в сотрудничестве – то ли бойкот, то ли забастовка, или что-то другое – работают, если они достаточно расширены. Если можно нажать кнопку, чтобы люди в разных местах в одно время сделали что-то. Это основывается на принципе, который мы называем «рассредоточенный подрыв». Если вы сталкиваетесь с репрессивной силой – то ли полицейской, то ли военной – вы сталкиваетесь с очень иерархическими структурами. Эти структуры могут эффективно бороться с большой концентрацией оппонентов.

Вы организуете протест – полиция разгоняет протест. Вы останавливаете машину на перекрестке – они посылают туда кого-то. Но если вы делаете это 5 минут или 15 минут в сотне различных мест, это тактика рассредоточения. Чем более централизована структура, с которой вы имеете дело, тем больше следует расширять ареал действий. Как будто немножко масла намазывается на очень много кусков хлеба. Кого-то могут побить, но остальным ничего за это не будет. И они с большей вероятностью повторят свои действия.

Когда вы сталкиваетесь с таким типом режима, первое, что нужно делать, это защищать своих людей. Не посылать людей на действия с высоким риском. Не посылать их туда, где их могут убить. Это вопрос лидерства.

А второе – если вы планируете тактические действия с низким риском, вы распределяете их либо во времени, либо в пространстве. Географически это просто понять. Если транспорт медленно движется в одном месте, полиция приедет и выбьет вам стекла. Но если сделать это одновременно во множестве мест, то весьма вероятно, что множеству людей за это ничего не будет.

Что касается распределения во времени, то это делало, например, ненасильственное движение сопротивления в Сирии, когда там еще не началась полномасштабная гражданская война. Они делали что-то похожее на то, что делают люди в Беларуси сейчас. Женщины приходили в парикмахерскую, в два часа все выходили из парикмахерских на одной улице, держа флаги, а в два часа пять минут все возвращались в парикмахерские дальше делать прически. Когда приезжала полиция, некого было арестовывать. Такая игра в кота и мышку забирает ресурсы у ваших оппонентов и подрывает их репутацию.

Нужно иметь стратегию и реалистичную цель

Главная проблема, которую я вижу во многих движениях борьбы, – то, что нужно иметь реалистичную цель. Мы рассчитываем вот на такую дату, когда состоится международная конференция, на которую приедет Лукашенко и кто-то из оппозиции (кстати, кто будет в команде для переговоров?). Там будут посредники с Запада, неизбежно будут посредники из России. Если мы хотим, чтобы Лукашенко что-то сделал, то какие предложения будут на столе?

Надо представлять себе решение проблемы и то, как к этому разрешению прийти, а не просто рассуждать: вот что сделает полиция, а вот что сделаем мы. Очень важная книга для активистов по всей вселенной, особенно для тех, кто участвует в долгосрочной борьбе — это «Мастерство войны» Сунь Цзы.

Ненасильственная борьба имеет большие шансы на успех, но некоторые принципы с Сунь Цзы также подходят для такой борьбы. Один из этих принципов: стратегия без тактики — это просто самообман, а тактика без стратегии — это просто шум перед поражением. Вы же не хотите иметь только шум перед поражением?

Если посмотреть на Беларусь, мне кажется, что тактически делаются правильные вещи. Вопрос больше в стратегии, формулировании целей, перегруппировке, построении международного давления, построении внутренней организации, в том, чтобы добывать одну за другой малые победы, которые приведут к переговорам, и в расширении поля борьбы на те столпы поддержки власти, которые пока не затронуты.

Как бороться с выгоранием

Нужно думать на 2-3 шага вперед, а не просто реагировать на то, что делает ваш оппонент. Ведь тогда ваши ресурсы иссякнут. Это большая проблема для активистов по всему миру. В отличие от силовиков, которые получают зарплату за то, что делают, в отличие от государственных служащих и людей, задействованных в механизме пропаганды, люди, которые занимаются активизмом, инвестируют в это собственное время и рискуют своей жизнью, своей работой. Всегда есть риск выгорания.

Чтобы избежать риска выгорания, нужно: а) дать людям конкретный и точный план, и б) строить что-то из малых достижимых побед, чтобы люди видели, что мы движемся по плану. Это не просто игра в кота и мышку, где полиция делает что-то, а мы делаем что-то в ответ, – ведь так теряется массовость.

Как общаться с Россией

Белорусская оппозиция прекрасно избегает того, чтобы испортить отношения с Россией. И мне кажется, что иметь во время протестов бело-красно-белые флаги, а не флаги Евросоюза, было сознательным решением. И кто бы ни принял это осознанное решение, я его приветствую. Нельзя сокрушить роль, которую Россия играет в бывших советских республиках, и нельзя недооценивать ее паранойю по отношению к «цветным революциям». Россияне столько вложили в эти теории заговора, что сами в них верят.

Они делают пропаганду о преступном Западе, который наступает на ноги России цветными революциями, а потом сами верят в эти вещи. Россияне становятся жертвами собственной пропаганды, вместо того чтобы понять, что, возможно, люди в Беларуси через 26 лет попросту недовольны Лукашенко. Не нужно никаких геополитических стимулов или агентов ЦРУ, чтобы возникнуть, когда, например, видишь, как этот человек обходится с коронавирусным кризисом.

Принимая все это во внимание, нужно следить за позицией России. Россия недовольна. Ведь Лука и Володя имеют непростые отношения, и Лукашенко даже обвинял Россию в том, что та засылала агентов, чтобы повлиять на выборы.

Об изменении риторики Лукашенко на полностью пророссийскую после выборов и протестов

Это значит, что он загнан в угол, и это ослабляет его позиции в любых договорах, которые предстоят в будущем. В отличие от Украины, Россия здесь не имеет площадки для вмешательства. Нет такого региона, как Донбасс, где можно раздуть мятеж и послать туда «зеленых человечков», а потом танки. Я не уверен, как российские танки встретят в Беларуси, и россияне тоже не уверены. Иногда мы слишком много фокусируемся на намерениях, но стоит также смотреть на возможности.

Поэтому надо балансировать с Россией, не слишком портить с ней отношения, при том, что Лукашенко становится зависимым от России, и играть в долгую игру. В России не очень хорошая история поддержки своих друзей. Это же российский посол убедил Милошевича уйти. В конце концов россияне будут пытаться сохранить свои собственные интересы.

Но тут надо ясно сказать: Евросоюз, Америка, Россия имеют значение как центры влияния и могут сыграть свою роль на конечном этапе борьбы, могут быть частью долгосрочного процесса стабилизации, могут быть платформой для переговоров и могут быть, как в случае Милошевича, кем-то, кому Лукашенко сдастся. Он может не сдаться криминальной оппозиции или Западу, но может сдаться своим друзьям из России. Однако будущее Беларуси будет решаться белорусскими гражданами, не иностранцами. Это движение в Беларуси, которое в итоге победит или проиграет эту битву.

О роли иностранных влияний

Международные игроки имеют значение, но история и исследования учат нас, что они не решающее. Только что был опубликован интересный доклад, также авторство Стефан и Ченовет, о роли иностранных действующих лиц в ненасильственных движениях. Этот доклад показывает, что результат 80 процентов этих сражений был определен внутри страны.

Некоторые из этих иностранных игроков давали большую поддержку, некоторые делали большой вред. Наиболее важные вещи, которые они делали — это давали медийные платформы и международные дипломатические рычаги влияния, что мы видим в случае Беларуси. Они также делились знаниями и проводили обучение, но мы склонны преувеличивать роль иностранных игроков.

Что из международных вмешательств работает

Если посмотреть на историю моей страны, то ее можно назвать пробиркой для международных вмешательств. К сожалению, все мы были в роли лабораторных крыс. Международное сообщество испытывало на нас разные вещи, и мы почувствовали на собственной коже, что работает, а что нет.

Они попробовали иностранное военное вмешательство. Но в мире существует ноль случаев, когда бомбы приносили демократию. Ноль. Любое насильственное нападение из-за рубежа только усиливает людей во власти. Милошевич в 1997 году был на коленях, но его перезапустило вмешательство НАТО. Он намеренно спровоцировал его этническими чистками в Косово, он хотел этой войны. Он хотел войны, так как нападение из-за границы позволило ему делать ужасающие вещи внутри страны и продержаться еще пару лет.

Вопрос санкций тоже очень непростой. Возьмем широкое эмбарго на поставки нефти, которое ввели против Сербии в 1992 году. Кому-то на Западе пришла в голову эта идея, что если заблокировать 7 миллионов человек в Сербии, это как-то поможет остановить войну, которую Милошевич вел в Боснии и Хорватии. Стратегически это была абсолютная глупость, которая привела к обратному результату. В Сербии был фактически уничтожен средний класс, а санкции дали Милошевичу оправдание для его коррупции и провальной экономической политики. А контрабанду нефти он превратил в государственный бизнес в руках мафии.

В результате он сконцентрировал в своих руках еще больше власти, а люди были слишком заняты выживанием. Санкции на самом деле стабилизировали его позиции на период с 1992 по 1996 год. Потом его использовали как фишку в переговорах по Боснии, и после соглашений в Дейтоне он на какое-то время стал любимцем международного сообщества. Потом он проиграл местные выборы и снова стал изгоем, начав кровавый конфликт в Косово, который вызвал бомбардировки.

Если посмотреть на историю, можно понять, что, во-первых, санкции, затрагивающие население, – контрапродуктивные, как и военные вмешательства. Однако работают направленные санкции – то, что мы теперь знаем как «Акт Магнитского», благодаря отличной работе Билла Браудера, который предложил эти законопроекты в Европе и США. Ведь все эти олигархи имеют особняки в европейских городах, им нравится ездить в Монако, а их дети учатся в Лондонской школе экономики.

Radio Free Europe/Radio Liberty вместе с организацией Freedom House организовывала обучение для медиа в Сербии, давала им оборудование, и это было чрезвычайно полезно. Помощь в построении независимых медийных платформ, помощь в обучении, помощь правозащитным организациям — это работает.

От «одурманенных студентов» до «террористов»

Вас в любом случае назовут иностранным наемником, но я объяснял в своей статье в американском журнале Foreign Policy, что это зависит от этапа борьбы. Они все читают из одной книги. Поэтому, пока вы малая организация, вас назовут «одурманенными студентами», потом вы сделаетесь «врагами государства», потом вы подрастете к «иностранным наемникам и агентам», потом к «подонкам, пьяницам и наркоманам», а потом к «террористам». Это набор ярлыков, которые на вас навешивают, чтобы не позволить вам контролировать центр поля.

Если вы противостоите режиму в Беларуси или в Бирме, вас назовут иностранным агентом, независимо от того, получаете ли вы какую-то иностранную помощь или нет. Это неизбежно произойдет. Такая пропагандистская игра.

Что касается иностранной помощи, я еще раз повторюсь – есть вещи, которые работают, и есть вещи, которые не работают. И движению нужно взвешивать вопросы с этой помощью – не только потому, что на него навесят ярлык, так как его навесят в любом случае, но и потому, что правительства не имеют друзей, а имеют интересы. В том числе и иностранные правительства.

Нынешний президент Сербии был министром информации у Милошевича. Провал ли это послереволюционной политики?

Если вы спрашиваете, доволен ли я ситуацией в своей стране, то нет, об этом нет даже спора. Если вы спрашиваете об уровне партократии, коррупции, ошибок в управлении и об обращении с медиа и людьми вообще, то я недоволен.

Но если посмотреть на историю, то в Сербии получилось хорошо. Ведь всегда нужно сравнивать с возможными альтернативами. Если бы Милошевич не ушел в 2000 году, можете представить, какими бы сейчас были Балканы? Возможно, что разные районы Белграда сейчас бы воевали, бросая камни друг в друга.

В этом смысле Милошевич был очень эффективен – он обеспечивал новую войну каждые полтора года, делал это пять раз. Можно взять эту схему и подсчитать, что бы получилось за 20 лет. Наверное, было бы еще 10 вооруженных конфликтов в регионе.

И если смотреть на историю, то можно увидеть, что влияло на ход событий. Вместо того чтобы смотреть, было ли безуспешным движение, которое свергло Милошевича и начало демократические процессы в Сербии, стоит посмотреть на другой процесс. Переход делала объединенная оппозиция Сербии, и это правительство возглавлял Зоран Джинджич — сербский Кеннеди — и его убили. Нельзя смотреть на приход нынешней власти, не упомянув этого. Ведь иначе не будет ясной картины.

Я считаю, что это убийство, наверное, имело наибольшее влияние на то, что Сербия начала шататься, стало более скептичным к Евросоюзу, так как на какое-то время всю власть получил националистический, ленивый и неорганизованный человек – Каштуница. Он отказался от интеграции с Европой, начал заигрывать с Россией, но основная проблема была в том, что его не интересовала собственная работа.

Потом пришел Тадич, появилась усталость от Тадича, и власть получили Николич и Вучич. Но это все происходит в течение 20 лет. Если посмотреть на события через 5 лет после смены власти, а именно так это оценивают исследователи, то тогда Сербия была в довольно хорошей позиции.

Поэтому, если вы спросите меня, сделали бы мы это снова, то да — мы бы сделали это снова. Если бы я снова родился, я бы сделал все еще раз. И это, наверное ответ, который вы получите от людей моего поколения, которые участвовали в борьбе против Милошевича. Ведь это было невыносимо! Не было вопроса выбора. Было только два варианта – бороться или убегать. Я был слишком упрям, чтобы бежать.

Обращение к белорусам

Ночь самая темная перед рассветом. Когда люди имеют надежду, имеют план и решительность, они в итоге добывают победу над плохой стороной. И исторически они имеют больше шансов на победу, чем на поражение. Следует сохранять это понимание, сохранять веру и осознавать, что любое ненасильственное сопротивление зависит от местных людей. Нельзя ожидать, что прилетят люди с Марса, чтобы свергнуть вашего диктатора. Вам нужно сделать это самим.