«Москвич» из бересты и лыка

Какое будущее ждет российский автопром после ухода Renault.

О возможностях российского автопрома, надеждах на Китай и возвращении в СССР «Популярная политика» поговорила с автомобильным экспертом Сергеем Асланяном. Что будет с заводом Renault, который, как обещает мэр Москвы, теперь будет производить «Москвичи», как это будет выглядеть, ответил известный российский эксперт.

— У нас сейчас нельзя называть вещи своими именами. У нас поэтому «спецоперация», «хлопок», «подтопление».

Вместо того чтобы выйти и сказать, заводу конец, ничего там больше не будет никогда, у нас новость в другую упаковку заворачивают: там будут производить автомобили «Москвич», завод будет жить, мы не можем пожертвовать пролетариатом, поэтому наши рабочие должны остаться у станка.

Мы помним до сих пор, что «мерилом работы здесь считают усталость», поэтому очень важно, чтобы людям было куда ходить. Чем они будут заниматься, не имеет никакого значения.

Но что такое завод Renault сегодня?

Это финальная точка сборки. Со всего земного шара туда свозили штамповку, сиденья, колеса, двигатели, коробки.

Сверху стоял Renault как генеральный закупщик по всему миру этих комплектующих. Он где-то заказывал изготовление, где-то принимал участие в проектировании изделий. И вот собрав это огромное количество деталей, он их перераспределял. Что-то отправлял на завод Mitsubishi, что-то — на Nissan, что-то на Renault, что-то ‒ на «АвтоВАЗ». Сейчас Renault ушел. Покупать некому, распределять некому, и ко всему прочему, к тому, что ушел главный игрок, у нас нет компетенций, нет умений делать машины без помощи.

На Renault у нас с чужими деталями, с чужими компетенциями выпускали чужое изделие. Что сейчас можно выпускать на этом заводе? Можно выпускать лопаты, утюги (но с этим сложнее), можно делать походные мангалы. Все. Больше ничего там быть не может.

И когда ТАСС, цитируя Минпромторг, заявляет, что через несколько месяцев, к концу года там уже будет производство автомобилей, ‒ это незнание темы. Автомобилю взяться неоткуда, и, самое главное, нет такого автомобиля.

Renault ушел навсегда, списав убытки в 2 млрд евро и сказав, господи, спасибо, наконец-то мы избавились. Не надо забывать, по какой причине Renault оказался в России. Его сюда пригнали из-под палки для улучшения контракта по покупке [Россией у Франции] двух «Мистралей» — вертолетоносцев. И вот тогда-то к нам пришел Renault. Карлос Гон (бывший гендиректор Renault ‒ НН.) не хотел этого контракта, он не приехал в Москву на его подписание, прислал своего заместителя. Но французы по-честному работали для нас, делали машины.

Больше никакого Renault там быть не может. Мы должны свою какую-то сделать машину, придумать ее. То есть мы достаем откуда-то с пыльной полочки некие чертежи, где-то за углом у нас затаились станки. Завод «Москвич» на этом месте был в 8 раз больше, чем нынешний финальный участок сборки «Дастеров», потому что это была конечная стадия — там все привезли и все собрали.

Завод «Москвич» производил двигатели, у него была своя штамповка. На заводе Renault этого нет. Значит где-то рядом должно появиться производство: тут крылья штампуют, тут крыши, тут проводочки натягивают, тут шины накачивают, тут сиденья набивают, тут из пластика рули отливают.

И когда Собянин говорит, мы возродим «Москвич», мы, конечно, рисуем себе мрачную перспективу, что это будет «Москвич»-412 или 403, что где-то есть станки, которые умеют его делать. Но этого нет. Есть пролетариат, который умеет это делать? Нет.

И тогда мы понимаем, что, наверное, Китай придет. Китай, приходи. Опыт Huawei (китайский гигант в сфере телекоммуникаций приостанавливает работу в России, опасаясь вторичных американских санкций ‒ НН.) тебя ведь научил, что можно попытаться поспорить с Америкой, которая обещает санкции. Приходи — мы же выгодные партнеры. Логистический коридорчик в 6 тысяч километров от китайской границы до Москвы — выгодно же возить запчасти — все 100%, включая болты и гайки. Собирай некую машины, а мы на нее наклеим логотип «Москвич».

Но Китай к нам тоже не придет.

Разработать автомобиль с нуля стоит 1 миллиард евро. У нас, наверное, есть лишний миллиард. Но ни к концу года, ни к концу пятилетки ничего подобного не будет.

Мы не умеем делать ABS, автоматические коробки передач, мы много чего не умеем делать ‒ нам это никто не поставит. А перед нами стоит задача ‒ на падающем рынке, при разбегающихся покупателях посреди Москвы построить автомобильный завод по выпуску чего-то такого суконно-посконного под названием «Москвич», из деталей, которых у нас нет. И что это будет? Современный, как мы это любим, на уровне зарубежных аналогов, автомобиль?

Вчера Мишустин подписал постановление № 855 о возврате нас к Евро-0 (а это стандарты, условно, 1960 года). Сопоставив постановление Мишустина с речью Собянина и обещанием Минпромторга, мы получаем производство, наверное, 21-й Волги либо 408-го «Москвича», но делать, наверное, придется из бересты, из лыка и без единого гвоздя. Потому что других вариантов у нас нет.