Снайпер Елена Белозерская: Россиян оказалось бить легче, чем мы все ожидали

Тактика первого периода войны была похожа на сафари.

Девятый год Россия ведет войну против Украины, и фактически все это время, разве что с небольшими перерывами, родину защищает снайпер Елена Белозерская. НВ расспросил ее о том, что сейчас происходит на фронте и когда в этом противостоянии наступит переломный момент.

— Какой тактики придерживается враг? Насколько она отличается от применявшейся в феврале-марте?

— В первые дни войны она была похожа на какое-то сафари: техника противника, двигавшаяся плотными колоннами, уничтожалась из засад на дорогах, проходивших через лесные массивы. Выживший личный состав разбегался по лесам, где его вылавливали терробороновцы или просто местные охотники.

Сейчас противник преимущественно применяет тактику огневого выдавливания с применением большого количества артиллерии и большого количества снарядов. Задача противника — «перемолоть» наши позиции, чтобы потом попытаться их занять. Ничего нового, классическая тактика еще со времен Первой мировой войны.

— Много ли сейчас женщин воюют в составе ВСУ? Насколько комфортно они чувствуют себя в таких сверхсложных и опасных условиях?

— Много. Сейчас в украинской армии 17% военнослужащих — женщины. Конечно, подавляющее их большинство не воюет непосредственно на передовой, но и на передовой становится все больше девушек. Чувствуют они себя так же, как и парни. У женщин нет каких-то специфических потребностей, мешающих им воевать. Если есть — таким женщинам на войне не место.

— В чем сильные и слабые стороны российской армии?

— Сильная сторона — у них есть механизмы воздействия на личный состав для достижения поставленных задач любой ценой. По-простому, к солдатам относятся как к пушечному мясу, и они вынуждены принимать это как должное.

Слабая сторона — абсолютное отсутствие инициативы у сержантского и младшего офицерского состава. Как следствие — неспособность принимать автономные решения.

— Изменился ли качественно кадровый состав армии РФ по сравнению с наступлением в феврале?

— Не изменился. А с чего бы ему меняться? Те же наемники, разбавленные контрактниками.

— Как вы оцениваете операцию по спасению бойцов из Азовстали и была ли возможность спасти их раньше военным путем?

— Как все нормальные люди, я радуюсь каждой спасенной жизни украинского воина.

Военным путем спасти защитников Азовстали с самого начала было совершенно невозможно. Мариуполь можно освободить только в рамках общего контрнаступления украинской армии, требующего длительной подготовки. Единственный шанс, который был у защитников Азовстали для спасения, это дипломатический путь. При этом самые высокие шансы спастись — у тяжелораненых, потому что существует общемировая практика обмена раненых солдат, которые уже не смогут вернуться в бой.

— Чего, по вашему мнению, сейчас не хватает фронту и насколько важным фактором для войны является подписание ленд-лиза для Украины?

— Не хватает многого, потому что когда едва ли не все государство в один момент стало армией, бюрократическая армейская машина не успевает за этими процессами. Есть проблемы с недостаточно быстрым реагированием на ежедневные вызовы, а остальное — производное от этого.

Ленд-лиз очень важен, он позволит как пополнять новым вооружением уже имеющиеся военные соединения, так и вооружить новообразованные. С «полномасштабным» прибытием ленд-лиза можем надеяться на развертывание военных соединений, которые быстро и полностью деоккупируют Украину.

— А насколько существенна волонтерская помощь фронту?

— Не менее существенна, чем в 2014-м. Армия давно уже не голодная и не босая, а фронт все равно стоял, стоит и будет стоять на плечах волонтеров. Это больше, чем о поставках — это о феномене национального менталитета.

Вот, например, у россиян дорогое качественное оборудование, которое помогает вовремя обнаруживать противника и хорошо попадать в него, есть только у очень немногих «спецов», в этом они значительно проигрывают нашим. А все потому, что у них не развито волонтерское движение.

— Ваше самое острое впечатление от этой войны?

— Самое острое мое впечатление с предыдущих восьми лет вообще не связано с боевыми действиями или с историями вроде тех, как меня взрывом выбросило из горящего здания или трассирующая пуля хлестнула по лицу.

Это был апрель 2014 года, я только что приехала в залитый солнцем, но уже не по-мирному напряженный Днепр, вышла из автомобиля в военной форме с автоматом и пошла по улице в направлении гостиницы. Я открыто, ни от кого не прячась, иду по центру большого города с автоматом! Это тогда был для меня такой сюр! И в этот момент пришло осознание, что реальность изменилась, что я теперь на войне.

А после начала полномасштабного вторжения самое острое впечатление — рассвет 24 февраля, когда меня разбудил муж и сказал: «Началось». Как мы собирались — скажу честно, будто и были готовы, а у меня от стресса все равно руки дрожали. Потому что одно дело воевать на Донбассе, имея мощный тыл в Киеве, и совсем другое — вообще не иметь тыла и осознавать, что твоя судьба где-то здесь, недалеко от твоего дома, стоять до конца, потому что в плен мне, сами понимаете, нельзя. В первые сутки я занималась приемом в подразделение новых бойцов и каждую свободную секунду лазила в Телеграм-каналы, а моя напарница Надя, у которой дома остались двое детей, говорила мне: «Так, а ну оставь! Не читай плохие новости». А потом, через пару дней, такое облегчение было и такая гордость за свое государство и свой народ, что уже в принципе ничего не страшно.

— Какие ваши личные выводы за 2,5 месяца широкомасштабной войны в Украине?

— Такие же, как у всех. Что их [россиян], оказывается, бить легче, чем мы все ожидали.

— Какими вы видите перспективы российско-украинской войны? Когда ждать переломного момента и когда, по вашему мнению, закончится эта война?

— Переломный момент наступит, когда будут сформированы и развернуты новые подразделения, вооруженные с помощью наших западных союзников. В частности, когда мы получим в большом количестве современную авиацию.

Когда закончится война, не может знать никто. Мое мнение: она продлится еще не меньше года. И закончится, конечно, нашей победой восстановлением контроля над украинскими территориями в международно признанных границах, то есть с Донбассом и Крымом.