«Это ваша дочка или внучка?»

Истории белорусов, чья разница в возрасте с мамами около 40 лет.

Несмотря на повышенные риски поздней беременности, солидный возрастной разрыв между родителями и детьми может быть плюсом. Например, ученые из Великобритании обнаружили: у зрелых матерей дети до пяти лет чувствуют себя лучше и в плане здоровья, и в плане эмоционального развития. С такими выводами позже согласились их итальянские коллеги. А что на практике? «Зеркало» поговорило со взрослыми детьми матерей, которые считаются возрастными: они рассказали много хорошего (но и без минусов не обошлось).

Все имена в тексте изменены.

«В девять лет узнала, что мама имеет право выйти на пенсию, и очень этому удивилась»

Свою единственную дочь 81-летняя Людмила родила, когда ей было уже за 40. Сделать это раньше у нее не получилось: Людмила жила в небольшом поселке и с поиском подходящего партнера «были сложности». К тому же она работала в школе, а это забирало у нее много времени и сил.

— Все поменялось, когда мама познакомилась с отцом, — рассказывает 38-летняя Елизавета, дочь Людмилы. — У папы за плечами было уже два брака, но это не стало препятствием, и скоро они с мамой поженились. Через два года у них появилась я. Для советских времен первые роды в 43 года были чем-то экстраординарным — и маму из нашего поселка направили в Минск. У нее было высокое давление, сами роды также проходили тяжело — и в итоге ей сделали кесарево. Потом мы еще месяц пробыли в роддоме. Мама говорила, что врачи очень боялись за мое здоровье, поэтому перестраховывались и держали нас там дольше положенного.

Несмотря на все опасения медиков, Елизавета «не сильно отличалась» от других детей физически и по характеру. Свое детство она описывает как сложное и интересное одновременно.

— Это были 90-е годы, и, как многим семьям, нам пришлось столкнуться с материальными трудностями. К тому же в какой-то момент оказалась, что мой отец — зависимый человек, и мне иногда приходилось наблюдать их с мамой конфликты, — вспоминает Елизавета. — Но в то же время я все равно получила достаточное количество любви от обоих родителей. С самого раннего детства они постоянно повторяли, что я желанный ребенок. И это чувствовалось: меня опекали, обо мне заботились и в любом конфликте всегда становились на мою сторону.

Елизавета говорит, что возраст своих родителей она всегда воспринимала как данность, «просто жизненный фон»: в детстве это даже не казалось чем-то стоящим внимания. Она никогда не стеснялась того факта, что, например, Людмила в свое время учила еще родителей ее одноклассников.

— Наверное, единственный раз, когда я задумалась о мамином возрасте — это было примерно в девять лет. Я узнала, что она уже имеет право выйти на пенсию, и очень этому удивилась, ведь у одноклассников такого опыта с родителями не было. Но мама продолжила работать в моей школе, — рассказывает Елизавета. — Думаю, как раз это повлияло на меня даже больше, чем возраст родителей: ведь и на уроках я была под маминым постоянным присмотром.

По словам собеседницы, скорее это заставляло ее «быть примерной и правильной девочкой». А если говорить про воспитание в целом, то в семье ей прививали любовь к чтению и «твердили о важности получения образования и профессии».

— Но так было у всех сверстников в те годы, — считает она.

Если саму Елизавету «никак не смущал мамин возраст», то со стороны общества все-таки «были вопросы». Например, когда она только родилась, все считали нужным заявить Людмиле, что та «не дорастит дочку». Елизавета признается, что из-за этого у нее все детство был подсознательный страх, что скоро мама внезапно умрет.

— Еще меня всегда раздражали эти бесцеремонные люди, которые могли подойти и спросить: «А это ваша дочка или внучка?» Хотя, на мой взгляд, мама до сих пор отлично выглядит, — утверждает собеседница. — Бывает, ее приглашают встретиться бывшие ученики, и, когда я потом вижу фотографии в соцсетях, могу сказать, что она не сильно визуально отличается от некоторых из них даже сейчас.

«Очень жалею, что мы не можем разделить радость от совместных поездок»

По словам Елизаветы, она была «маминой дочкой»: долгое время Людмила оставалась для дочери главным человеком в жизни. Именно с матерью можно было поделиться любыми переживаниями, даже рассказать о себе «не самые лицеприятные вещи» — и в ответ получить только «принятие, умноженное жизненным опытом».

— Единственное, что могло спровоцировать спор между нами — это пресловутая установка «а что люди скажут». Мама сама признавалась, что как «продукту советской эпохи» ей тяжело не оглядываться на окружающих, — говорит Елизавета. — Хотя сейчас она ограничила свой круг общения, оставив в нем только понимающих и адекватных людей, и стало полегче.

Процесс сепарации от мамы, по воспоминаниям собеседницы, начался еще в студенческие годы, а окончательно завершился только в эмиграции — четыре года назад. Тогда женщина покинула Беларусь, чтобы обезопасить себя от политического преследования: вопросы к ней уже были.

— Несмотря на то что между нами целое поколение, у нас все в порядке с общими взглядами. Мама разделяет мои убеждения: белое для нее — белое, а черное, соответственно, черное, — рассказывает Елизавета. — Еще у мамы отличное чувство юмора, иногда довольно жесткое, но я это люблю, это помогает переживать жизненные сложности и не упиваться ими. Например, перед моим судом за протесты она посоветовала мне хорошо поесть, а то неизвестно, когда в следующий раз получится. Вместе посмеялись.

И хотя теперь дочь физически не может быть рядом с мамой, Елизавета подчеркивает, что за все годы она ни разу не услышала в свою сторону упреков.

— Во-первых, я понимала, что если я не уеду и меня посадят, мама просто этого не переживет. Во-вторых, она сама выдохнула с облегчением, когда я оказалась в безопасности, — вспоминает собеседница. — В моей эмиграции есть еще один плюс: пока я была дома, мама категорически не хотела осваивать интернет, говорила, что мы же можем просто созвониться по мобильной связи. А вот когда появилась необходимость, она за неделю завела профили во всех соцсетях и научилась звонить мне по видеосвязи. Иногда она, конечно, может пожаловаться, что у нее что-то в телефоне не получается, но тогда я объясняю или помогают наши родственники на месте.

«В дополнение ко всему хорошему», добавляет Елизавета, мать никогда не стремилась поменяться с ней ролями, то есть перенести на нее дополнительные обязательства или ответственность из-за того, что уже не молода. Скорее она, находясь в эмиграции, «непроизвольно хотела взять на себя функции взрослого, решающего все человека» — в отношениях с матерью.

— Но она это сразу же пресекла и попросила понять и принять ее возраст. Ей непросто решиться выехать куда-то из дома на дальние расстояния, хотя этого мне как раз и хотелось бы — большей мобильности. Я очень жалею, что мы не можем разделить радость от совместных поездок, — говорит Елизавета.

— Конечно, дополнительно я переживаю, что мама в таком возрасте, что мы можем больше и не увидеться вовсе. Однако я стараюсь не зацикливаться на этих мыслях, а радоваться тому, что мама здорова, может сама себя обслуживать, что мы часто созваниваемся и поддерживаем наши теплые отношения.

Каким бы ни был возраст Людмилы, Елизавета уверена, что никогда не скажет, мол, «мама — старая». За этим словом, по мнению собеседницы, скрывается не просто оценка цифры в паспорте, а «некое снисходительное отношение» к человеку со стороны общества.

— Недавно мне написала родственница, что раз мама «уже пожилая», то лучше ее никак не расстраивать и всегда говорить, что все хорошо. Меня разозлило это сообщение. Да, моя мама в возрасте, но у нее когнитивные способности лучше, чем у многих молодых. Конечно, я не буду сознательно травмировать ее какой-то чувствительной информацией, но, мне кажется, унизительно по отношению к ней лицемерить или недоговаривать из-за «возраста», — подчеркивает Елизавета. — Когда я была уже в эмиграции, у мамы случились проблемы со здоровьем и она попыталась это от меня скрыть. Потом все же призналась, и мы договорились рассказывать обо всем, что бы ни было. Думаю, так будет правильно для нас обеих.

«Понимаю, почему людям может быть не все равно»

Своего первого ребенка 61-летняя Инна родила в 22 года, а через пару лет — второго. Дочки уже были подростками, когда она окончательно устала бороться с алкогольной зависимостью мужа и подала на развод. Инна забрала детей и переехала из деревни в город, где встретила другого мужчину. И так — в 39 лет — родила Даниила.

— Мой отец бросил маму, как только узнал о беременности. Ее родители, мои бабушка с дедушкой, тоже отвернулись от нее, потому что я, выходит, внебрачный ребенок. Так все финансовые вопросы легли на мамины плечи, а сестры помогали с домашними обязанностями, — рассказывает Даниил. — То, что я в неполной семье, не сильно меня травмировало: мне хватило любви мамы, которая подошла к моему воспитанию уже с пониманием того, что нужно делать. А скорое появление внуков, как по мне, еще больше ее смягчило: старшая сестра родила первого ребенка, когда я еще даже в школу не ходил.

Даниил говорит, что проблем с принятием возраста мамы у него никогда не было. Ему «повезло расти в такой обстановке», где люди скорее интересовались и удивлялись тому, что у мамы и сына хорошие отношения, чем «пытались уколоть, указав на разницу в возрасте».

— Моя мама очень хорошо выглядит — не на свой возраст сто процентов, поэтому сразу сказать, сколько ей лет, достаточно сложно, — утверждает собеседник. — Конечно, наша разница все же заметна, и в детстве я даже злился, когда кто-то обращал на это внимание. Мне было неприятно, что нас будто выделяли из числа моих сверстников и их родителей. Сейчас я уже привык и понимаю, почему людям может быть не все равно.

Сам Даниил не может назвать свою маму «старой» по еще одной причине — Инне не свойственен консерватизм, который, по его опыту, ассоциируется с более старшим поколением.

— В какой-то момент моей жизни все же стали участвовать бабушка и дедушка, и на контрасте с ними мама была и остается для меня современной, классной. Той, которая спокойно принимает, что ее ребенок может быть более компетентным в каком-то вопросе и что у него стоит поучиться, — поясняет он. — Мама точно больше совпадает по мироощущению с нами, своими детьми, чем с ее родителями.

У этого Даниил видит несколько объяснений: его мать всегда старалась идти в ногу со временем, ее жизнь постоянно менялась даже в бытовом плане, а еще она «хоть и позволяла себе рассказывать о плюсах прежней эпохи, всегда делала это без попыток навязать» те самые установки.

В итоге, считает Даниил, у него всегда была свобода выбора, даже в тех решениях, которые существенно влияли на его будущее. Например, на кого учиться или переезжать ли за границу.

— Конечно, мама делилась своим мнением, помогала взвесить все за и против, но если выбор сделан, уже не осуждала и не переубеждала. Думаю, так ей удалось создать для меня среду, в которой я смог совершать ошибки, черпать из них опыт и нести ответственность за свои решения, — рассуждает Даниил. — Еще с детства мама приучала меня к самостоятельности и в бытовых вопросах. Уже к 12 годам я мог оставаться дома без присмотра взрослых, спокойно приготовить себе покушать, минимально прибраться и даже если у нас отключали свет, я без проблем звонил в ЖЭС с вопросами.

«Я еще пожить собираюсь, а ты меня уже хоронишь»

Даниил считает, что в его случае возраст мамы «играет только на руку». И поэтически говорит, что «она — классическая музыка, а он — ремикс, но даже вместе они звучат отлично».

— Разница в возрасте не мешает, скорее, дополняет наши отношения, — утверждает Даниил. — Думаю, я получил от нее только самое лучшее еще и потому, что рос уже в то время, когда принципы воспитания детей начали пересматриваться. Например, от меня, как от мальчика, не требовалось быть жестоким и подавлять свои эмоции. Наоборот, мама учила меня решать конфликтные ситуации мирным способом, то есть разговором.

В том числе благодаря такому подходу у матери и сына нет преград для обсуждения ценностей или происходящих в мире событий. А мнение у Инны и Даниила все-таки бывает разное.

— Мы можем общаться даже о политике и не ссориться, хотя мнения по поводу одной и той же ситуации будут полярными. Я уже четыре года не живу в Беларуси, поэтому бывает, что мы видим мир немного по-разному, — рассказывает Даниил. — На расстоянии ситуация дома кажется такой тяжелой и гнетущей, а страх, что мамы не станет, пока меня нет рядом, с каждым годом только нарастает. А я бы хотел, чтобы она понянчила моих будущих детей, видя, как племянники ее обожают. В ответ на свое беспокойство я слышу только: «Я еще пожить собираюсь, а ты меня уже хоронишь».

По словам Даниила, Инна часто превращает «такие тяжелые темы в шутку» — тогда его тревога на время уходит. Однако ему очень хотелось бы, чтобы годы летели не так быстро — пожалуй, это единственный минус в «возрастной» маме, который он видит.

Вы можете поддержать сайт Charter97.org следующим образом:

РАСЧЕТНЫЙ МУЛЬТИВАЛЮТНЫЙ СЧЕТ ДЛЯ ПОЖЕРТВОВАНИЙ:

Название банка: Bank Millennium S.A.
Адрес: ul. Stanislawa Zaryna, 2A, 02-593, Warszawa
IBAN: PL97116022020000000216711123
SWIFT: BIGBPLPW
Название владельца счета: Fundacja “KARTA ‘97”
Назначение платежа: Darowizna na cele statutowe

Связаться с нами можно по адресу charter97@gmail.com