Лукашенко: Я еще не заслужил стоять рядом с такой глыбой как Сталин

Белорусский диктатор рассказал в интервью российским СМИ о том, что он фальсифицировал выборы и высказал претензии российскому руководству.

Накануне встречи с президентом России Дмитрием Медведевым Александр Лукашенко дал интервью первому заместителю генерального директора ИТАР-ТАСС Михаилу Гусману — специально для «Известий», ИТАР-ТАСС и телеканала «Россия» (программа «Формула власти»). В варианте, опубликованном российской газетой, Лукашенко заявил, что у Сталина было очень много хорошего, и проехался по Путину за то, что тот берет на переговоры собаку.

«Я дал команду, чтобы не было 93 процента»

— Этот год для вас дважды знаменательный — 15 лет исполняется с того дня, когда вы впервые были избраны президентом. Итоги подводить, естественно, рано, а вот хотел бы вас попросить немножко вернуться в те первые дни вашего президентства...

— Мне не было и сорока лет... И главное, что мне пришлось решать, — это надо было отвести вот этот осколок Советского Союза, очень технологичный, очень развитый, с мощной экономикой, с монстрами финишного производства — МАЗом, БелАЗом, МТЗ, деревообработкой и так далее. Все остановлено было, полки пустые в магазинах, люди — на площадях. Их уже разогрели наши националисты в то время, под определенными лозунгами...

Я помню, на завод «Горизонт» приехал, люди смотрят на меня, мальчика. Им и меня жаль, видят же, что я не могу объять необъятное, и плачут, что семью прокормить нельзя. И уже просят меня: «Ну, хотя бы 30 долларов, чтобы хоть как-то протянуть, хлеба купить и так далее». Жуткая была ситуация... У нас, я помню, за одни сутки в 18 раз подорожал хлеб.

— За день?

— За сутки. В 18 раз! Я просто благодарен людям, что они меня терпели.

— Но ведь выборы были целиком ваши. Там, по-моему, 80 с чем-то процентов вы набрали.

— Да... По-разному можно эти годы оценивать. Что это тут — диктатура, авторитарное управление, ручное или еще какое-то, рыночное, не рыночное, но у нас есть страна. В этой стране есть что поесть, люди одеты, обуты.

Я не скажу, что у нас нет проблем, и все богато живут. Ни в одной стране все богато не живут. Но здесь можно жить и здесь можно заработать, если ты хочешь.

Нормально можно заработать и немало можно заработать. Мы — транзитная республика. 100 миллионов тонн груза перемещается, представьте, с Запада в Россию, с России на Запад. 100 миллионов на 1000 километров пути. Обслуживать же надо эти грузы. Миллион человек можно занять, если люди желают обслужить этот товарный поток и на этом заработать. Мы и зарабатываем, и государство, и люди.

...За меня на последних выборах проголосовало, для сведения, 93%. И я признался потом, когда меня просто начали давить, что мы фальсифицировали выборы. И я грубо сказал: «Да, фальсифицировали». Я отдал команду, чтобы не 93% было, а где-то там 80, я не помню, сколько. Потому что за 90 — это уже психологически не воспринимается. Но это была правда. А Россия-то наша!

— ...Александр Григорьевич, вы сказали, «вот у нас только нет границ с нашей Россией». Я услышал слово «нашей», и я так понимаю, что это не просто термин...

— Когда Борис Николаевич Ельцин уже не был президентом, он ко мне часто приезжал, и я к нему приезжал. И уже перед смертью он мне откровенно сказал: когда России страшно было тяжело, тяжелее, чем сейчас, он говорил: «Белорусов обижать? Ни в коем случае, ни в коем случае, помогите, поддержите, это наша республика». Он всегда так говорил.

И вот мы с ним стоим через стол, я говорю: «Борис Николаевич, если вы думаете, что я приехал в чужую страну, так я вам хочу сказать, Россия — это и моя Россия. Если вы думаете, что я приехал в чужую Москву, я ее воспринимаю как свою столицу. Это и моя Москва». Смотрю, он так руки сразу опустил, улыбнулся, и ему стало сразу легче.

...Я вырос как такой русский человек, в таком обобщенном смысле слова. А русские в данном случае это и белорусы, и русские, ну, одинаково ориентированы в пространстве и по идейным соображениям. Поэтому для меня Россия никогда не была чужой.

...Я критикую конкретно головотяпство конкретных руководителей Российской Федерации. Но и они ж меня не жалеют. И вообще это нормальный стиль наших отношений. Если бы это было с Польшей, Германией, я бы это не посмел, потому что это чужие фактически страны.

А у нас — «союзное государство». У нас есть совместные органы — Высший госсовет, союзный Совмин и прочее. Парламентское собрание. Ну, наверное, я слишком уж перебираю, когда иногда в открытую начинаю в адрес российских руководителей что-то говорить, но они этого заслуживают. Мы себе такого не позволяем, чтобы нас за это критиковали.

Ну как это — взяли и закрыли границу?.. Ну ладно бы мы поставляли то, что вы не закупаете, а сами в достатке производите, но вы половину продовольствия закупаете. Ну почему не белорусское?

— Я спрошу о другом векторе развития внешнеполитической ситуации, Беларусь-Европа...

—...Мы на 45 примерно процентов торгуем с Европой, миллиарды долларов. Я должен политически это обеспечивать?

...Если раньше Польша, страны Балтии, Восточной Европы не входили в Европейский союз, самостоятельны были и мы с ними запросто с ними общались, то теперь они стали членами Евросоюза. И сами не принимают многие решения, особенно экономические, по линии дипломатии, визы и так далее. А принимают эти решения в Брюсселе, мы вынуждены уже сложившиеся отношения защищать, дипломатически обеспечивать, ведя диалог с Брюсселем.

Но самое главное — россияне, элита политическая России, абсолютно не знают, что происходит в Беларуси. Абсолютно. Вот они прочитают в гадких газетах «Известия», там, «Коммерсанте», «Независимой газете», где ненавидят многие Беларусь: а! Беларусь на Запад пошла! Так вы же разберитесь, куда мы пошли по официальным каналам. Вы у меня спросите, куда мы пошли — на Запад, на Восток.

Вот яркий пример — ОДКБ. Пишут: Лукашенко с Россией будет торговаться, прежде чем подписать постановление, решение ОДКБ по совместным вооруженным силам. Я никогда святым не торгую. Я — единственное — задал вопрос: мы создаем, как Евросоюз НАТО создал, мы создаем военную организацию и договариваемся о том, что, не дай Бог, если что-то с Беларусью, то и казахи, и россияне, и все, кто в ОДКБ, армяне, будут здесь воевать за Беларусь? Не дай Бог, что-то случилось в России, там, мы, белорусы, и прочие будем воевать за всех. Это нормальный принцип, как в Европе НАТО.

Но я сразу задаю вопрос: ребята, обращаясь к Назарбаеву, скажите мне, пожалуйста, за что мои ребята будут воевать в Казахстане? Ну вот скажите, как мне матери объяснить потом, что я посылаю ее сына, порой единственного, воевать далеко от Беларуси? За что?

Единый рынок энергоносителей, единый рынок по продажам? От чего зависит жизнь всех людей? Нет. По природному газу нам за два года в три раза цены повысили.

...Я уже приводил пример — сначала сахар, потом кондитерские изделия, а потом молоко в Россию не пустили. Просто именем революции сквасили это молоко, вылили и посадили все наши хозяйства. Скажите, Евросоюз себя так ведет? Нет. Они понимают, за что они будут воевать, а мы за что ставим под вопрос жизни наших граждан?

...Как я мог делать вид, что ничего не происходит? А мне бы написали, что Лукашенко приполз в Москву проситься. Да никого мы просить не собираемся. Трудно будет, тяжело, но выживем. Но что получит от этого наша братская родная Россия? Что получит русский, российский народ? Что, опять хочется, чтобы мы ввели границу, Россия ввела границу с нами? Братья или нет?

...У вас даже не пишут об этом. Жириновский, который был сторонником еще большим, чем Зюганов, наших добрых отношений, вы послушайте, что он говорит. «У нас нет никаких братьев!» И президент сидит в торце стола в Сочи и это все проглатывает. Нет, взял бы да сказал: слушайте, извините, но белорусы — это больше, чем братья.

Я смотрю, думаю, неужели Медведев уже так изменился за последние несколько дней, что я его не видел? Понимаете, насколько чувствительны вот эти вещи?

Я вырос как такой русский человек, в таком обобщенном смысле слова...И скажите, как я буду реагировать на то, что Путин в обнимку с Германией ходит, в обнимку с руководством Германии и косо смотрит в сторону Беларуси?

Мы во время войны стали здесь стеной, и мы ведь не сдались. Так чем мы провинились перед россиянами? У нас же старики мне задают этот вопрос. И не только уже старики. Я на это вынужден реагировать, напоминая тем, кто в России забыл об этом.

— Александр Григорьевич, я вот слышал, с какой душевной болью и всем сердцем вы это говорили... И все-таки, что такое белорусский характер?

— ...Вы знаете, не я придумал поговорку: говорят, кто такой белорус? Это русский со знаком качества. Это не я придумал. Даже не в том дело, что мы лучше, чем русские, — нет, не в этом смысл был. Это особое отношение русского человека (это из России пошла поговорка) к белорусам...

Про портреты

— ...Если представить себе, что вы в кабинете решили повесить, скажем так, три портрета политических деятелей прошлого, а может, и настоящего, политическая биография которых вам близка, то...

— Вы знаете, насчет портретов скажу вам честно — я бы, наверное, никого не разместил у себя в кабинете.

— Поэтому и нету никого?

— Поэтому и нету. ...Пытались сопоставлять: Сталин, Ленин, Лукашенко. Я говорю: «Что вы меня рядом с ними повесили? Я далек от них, я не заслуживаю даже быть на их уровне. По-разному их можно оценивать, но это глыбы. Что вы несете мой портрет с ними, это вы меня унижаете, люди же это понимают».

...Сейчас по-новому как-то оценивают Владимира Ильича, я вижу его большие недостатки, хоть я в целом не накатываю на то, что было. Иосиф Виссарионович, наш руководитель, Леонид Ильич Брежнев — у них у всех было очень много хорошего, но были и недостатки.

Но самое главное — я не сторонник идеализации руководителей, нас. Потому что мы зачастую не заслуживаем того, что вы о нас говорите и пишете... Поэтому я никого не идеализирую, мне нравится политика, которую проводил де Голль, когда он государство просто спас. Я не любил Маргарет Тэтчер, не любил — ну, капиталистка, ненавидевшая нашу страну, и так далее, и так далее, но некоторые вещи у нее были.

...Наш соотечественник Петр Первый много сделал для людей плохого, гибли тысячами люди, но я, опять же, тут не оцениваю, не знаю, тысячами, не тысячами, но что было бы, если бы он тогда не прорубил соответствующие окна и не взялся за Россию — грубо, по-своему, по-нашенски? То же Иосиф Виссарионович, ну кто сегодня кинет в него камень за Великую Отечественную войну, ведь он тоже многое сделал, хотя можно найти Сталина и в причинах этой войны... Поэтому извините, я, может быть, нестандартно, но честно ответил, что я бы не разместил эти портреты.

Очень личное

— Я бы хотел поговорить о вашем младшем сыне Коле, с которым в последнее время вас можно часто вместе видеть...

— Так у меня судьба сложилась, это не потому что я пиарю. Откровенно вам скажу, что если меня нет дома, он не спит, не ест, это вообще не ребенок. Вот он привязан, как хвост, и это уже не первый год.

Я в зарубежную командировку вынужден его брать, потому что он не будет спать, он дойдет до изнеможения. Всё, со мной в самолете он поспит, поест — он привязан, и он привязан к отцу — ну что, я его должен отпихивать, он что, мне мешает?

И второе — «Вот, он там сидел на переговорах официальных, и маленький Коленька у него на коленях». Ну, было однажды, я говорю: «Коля, сядь рядом, ну не надо на колени, это же официальные переговоры». Он тут устроил скандал: «Нет, я хочу с тобой на колени. Ты мой папа, я хочу с тобой на колени».

Ну что тут скажешь, когда уже операторы сидят, журналисты, все — «Да ладно, сядь ты уже на колени». Или, я приезжаю к Папе Римскому, там невероятно, чтобы кто-то куда-то ребенка привел, такого еще не было, и я уже его взял, говорю: «Но будешь в коридоре». — «Хорошо, буду в коридоре, я хочу посмотреть на его военных». Приходим туда: «Папа, а где его охрана военная?» — «Да вот», — говорю. «Да какая это, — во весь голос, — военная охрана, это же какие-то клоуны!» Ну, они разодетые так. Я вижу, они так улыбаются.

И вот заканчивается разговор, и папа римский: «А где ваш маленький ребенок?» Я говорю: «Ну, где-то у вас в коридоре ходит там» — «А вы бы его могли позвать?» Я говорю: «Хорошо», и вот я тогда говорю: «Позовите» — переводчику. Заходит этот малыш... Как изменился этот человек, в возрасте, никогда не видевший детей! Смотрю, у него слезы на глазах, он Колю по головке гладит, а Коля не любит, вот от меня у него — по голове он любит, когда его гладят, только отец может по голове его там, — и он, смотрю, съежился, и я ему говорю: «Терпи. Терпи», говорю.

И этот Папа Римский забыл, что он Папа Римский, с этим малышом. Он ему подарки подарил, кстати, российский букварь. Чтобы учить русский язык...

Понимаете, вот душевная была атмосфера, забыли про меня там, Коля был там в центре внимания. Поэтому ну так сложилось в жизни, и что тут ерничать, я часто говорю: «Ну, некоторые своих жен таскают по всем этим визитам, некоторые собак приводят на переговоры» — никто никого не критикует.

— Ну, ваш коллега, президент Обама, с тещей приехал.

— Да, с тещей, ну, вроде все нормально. Как ребенок — ну что тут ребенок, ну, нормальный ребенок, очень подвижный, извините за нескромность, умный мальчик. Он в 5 лет, еще 5 лет нет, он все понимает, все знает, где что можно, где нельзя. Поэтому это уже, знаете, как, может, грубо скажу, как талисман мой, это мой крест, вот я его несу. И знаете, давайте так откровенно, я часто думаю — ну, мог бы я не показывать, вырезали бы операторы.

— А зачем?

— А скажите, а сколько у нас, у России и у Беларуси, детей вот таких, как «внебрачный сын президента», как у нас говорят. Сколько у нас таких детей? А сколько у нас брошенных детей? Так пусть это будет примером тому, коль уж в жизни так сложилось, что у тебя родился ребенок, не важно, как он родился.

Вот тут Путин сказал: «Это от Бога». Так чего я должен то, что Богом дано, прятать? ...Вы знаете, извините за нескромность, как мне часто те, кто меня знает, говорят: «Таких отцов не бывает».

И действительно, я и старших своих детей безумно любил. Если у меня маленький ребенок — все, я забываю о какой-то там любви, о чем-то, у меня есть работа и у меня есть ребенок, я ну до бешенства люблю детей. Это и старших касалось, и этого ребенка касается, это святое.