«Мама умерла, папа в реанимации, моего результата еще нет»

Учительница из Столбцов рассказала, как ее семья столкнулась с коронавирусом.

Тревожные новости о коронавирусе в Столбцах приходят в редакцию «Онлайнера» вот уже который день. На больничном многие чиновники, местные рассказывали, что выросло число похорон. Сегодня о ситуации в городе рассказала учительница начальных классов Оксана Лобач. Вчера она похоронила маму, а сейчас переживает за отца, который с коронавирусом лежит в реанимации. Вместе с мужем они в данный момент находятся на самоизоляции.

В конце марта — начале апреля заболела Оксана, у нее была температура, болело горло. Поэтому она решила перестать контактировать с родителями, все это время они общались только по телефону. Станиславе Марьяновне как раз исполнился 71 год, а Болеславу Иосифовичу — 74. При этом оба были активными людьми. К примеру, Станислава Марьяновна работала в местном торговом центре, продавала одежду. Оксана Болеславовна говорит, что на здоровье ее мать особенно не жаловалась, но у отца — хронический бронхит и сахарный диабет.

«Доченька, мне так тяжело дышать»

Спустя некоторое время у Станиславы Марьяновны поднялась температура, она начала лечить обычную простуду, принимала противовирусные и оставалась дома в течение недели. Оксана говорит, что никаких характерных для коронавируса симптомов не было: ни кашля, ничего. В течение этой недели врача к Станиславе Марьяновне вызывали дважды.

— В первый раз он приехал, послушал маму, сказал, что легкие чистые. Посоветовал продолжать пить противовирусные и назначил антибиотик, — рассказывает Оксана. — Во второй раз он приехал, осмотрел маму и сказал, чтобы она продолжала лечение. К концу недели у нее появился кашель, а потом и вовсе начала говорить, растягивая слова. Она говорила: «Доченька, мне так тяжело дышать». Мы вызвали врача, и уже справа он начал слышать хрипы. Тогда он выписал направление на снимок, папа повез маму в больницу. Я надела маску и тоже поехала туда.

На снимке у Станиславы Марьяновны выявили двустороннюю пневмонию. Оксана говорит, что изначально ее мать собирались положить в инфекционку.

— Потом ей измерили сатурацию, у нее был этот показатель где-то 62—68. Это очень низкий показатель. Норма должна быть 95 и выше (но даже 93 считается еще нормальным показателем), — вспоминает Оксана. — Врачи сразу же ее положили в реанимацию. Сутки или двое она полежала на кислороде, а затем ее подключили на ИВЛ и ввели в искусственный сон. Маме было очень тяжело, видно было, что она совсем ослабела.

Первый тест на коронавирус у нее был отрицательным, второй тест тоже был отрицательным. И только третий был положительным. Но первые мазки брали из носа, а последний взяли уже из бронхов. И вот он уже показал, что коронавирус есть. Или тесты, или вирус дальше проник и его нельзя было выявить, я не знаю, почему так. Почему первые тесты иногда отрицательные.

«Таблетки от малярии доставали из Германии»

Как только Станиславу Марьяновну положили в больницу, родственники стали узнавать, какие есть варианты лечения.

— Выяснилось, что может помочь препарат от малярии. Его везде дают, когда есть коронавирус в организме, — рассказывает Оксана. — Мы начали спрашивать у врачей об этом препарате. Но они сказали, что так как тест отрицательный, то препарат от малярии дать не могут. Сказали, что лечат пневмонию. Вот они и лечили пневмонию: капельницы ставили, противовирусные давали, а конкретно какие препараты ей давали, мы не знали.

Когда же выяснилось, что последний тест на коронавирус положительный, мы просили: «Дайте этот препарат от малярии». Препарата в больнице не было, и маме его не давали. Почему — мы не знаем. В Беларуси его вот просто так в аптеках не купишь. Мы начали искать этот препарат сами через родственников и знакомых. Звонили в Латвию, Литву, Польшу, и только в Германии мы его нашли. Люди нашли рецепт, по рецепту купили 30 таблеток. Потом искали, как его передать в этой ситуации. А время все шло…

По словам Оксаны, поиски и доставка препарата заняли где-то четыре-пять дней. Лекарство передали медикам, и затем на протяжении 10 дней Станиславе Марьяновне его давали.

— Когда мама была под аппаратом ИВЛ, мы спрашивали у врача о ее состоянии. Говорили, что состояние крайне тяжелое, нет ни улучшений, ни ухудшений. Этим нас тешили, что нет ни улучшений, ни ухудшений, — объясняет Оксана. — Была такая сильная надежда, что организм борется и вот-вот ей станет легче. После того как она пропила эти таблетки, улучшений не было. Врачи сказали, что препарат не помог. Затем у мамы появилась небольшая отечность, это говорит о том, что почки стали плохо работать. На следующее утро 21 апреля, когда мы начали звонить и узнавать, как дела, врач был занят. Медсестра сказала, что состояние у мамы крайне тяжелое. Потом в обед нам сказали, что маму пытаются реанимировать. И к вечеру врач сказал: «Вашей мамы не стало, мы ее не спасли…»

«Мы папе ничего не говорили о смерти мамы»

Через пять дней после того, как Станиславу Марьяновну положили в больницу, у ее мужа Болеслава Иосифовича поднялась температура.

— Мы вызвали врача сразу же, папу положили в больницу здесь, в Столбцах. Ему поставили капельницу и к вечеру его забрали в Воложин, — вспоминает Оксана. — По-моему, ему сразу при поступлении сделали тест на коронавирус. Через пару дней пришли результаты первого теста. Оказалось, что у него коронавирус. Потом у него уже температура спала, он чувствовал себя неплохо, сатурацию ему измеряли каждые три часа. Все вроде было в норме: 94—95. Особых признаков, кашля — ничего не было. За него было спокойно. Препараты от малярии ему не давали, сказали, что он не тяжелый больной.

Мы снова звонили в Берлин своим родственникам, и снова нам покупали таблетки, такие же, как и маме. Мы передали эти таблетки туда, и отец их начал принимать. Вот уже седьмой день он их принимает.

Последние дни у него началась сильная одышка, ему стало тяжело дышать. У него свой хронический бронхит был, и мы думали, что это все с бронхами связано. Позавчера ему дали пользоваться таким баллончиком, как при астме. Так он сказал, что ему уже легче стало. Мы так обрадовались, что, может, как-то вытянется все.

Папе ничего не говорили о смерти мамы, он не знает до сих пор. Вчера, когда мы стояли в костеле на похоронах, он набирал нам. Мы с сестрой не подняли, тогда набрал мужу, тот вышел из костела и снял трубку. Папа сказал ему: «Мне стало плохо, меня забирают в реанимацию». Оказалось, что ему стало труднее дышать. После похорон я из дома уже набрала в реанимацию, врач мне сказал, что состояние у папы тяжелое. Сатурация, по словам врача, в пределах нормы. Но врач нам отвечает все боязно, все время переспрашивает. Когда сестра позвонила, то ей сказали, что у отца сбился сердечный ритм и одышка пошла от сердца.

В реанимации с ним связи нет, поэтому всю информацию узнаем только от врача. Сейчас такая боль у меня, это все очень тяжело. Просто невыносимо.

«Людей хоронят в запаянных черных пакетах и закрытых гробах»

Все это время, пока мать была на аппарате ИВЛ, Оксана находилась на карантине. Первый тест дал отрицательный результат. А недавно, когда срок изоляции подошел к концу, ей сделали второй тест, но его результат Оксана пока не знает. На самоизоляции был и муж Оксаны. Бывший сотрудник милиции, он сейчас работает дальнобойщиком и недавно вернулся из Германии.

Так как срок самоизоляции подошел к концу, Оксана с мужем смогли организовать похороны матери. В морге семье сказали, что хоронить в обычном порядке нельзя.

— Тела людей с коронавирусом запаковывают в черный мешок и кладут в гроб, — говорит Оксана. — Ни переодеть человека для последнего пути, ничего этого нельзя сделать. Да и работники морга отказываются, никто не согласился это сделать.

На похоронах возле гроба были только Оксана, ее сестра и муж. Остальные родственники не приехали, а те, кто присутствовал, оставались за оградой костела и за забором кладбища.

— Дочка, сын мои — никто не приехал, я и родственникам многим тоже сказала не приезжать. Знаете, мне кажется, что Столбцы сейчас полыхают больше, чем Витебск.

Мы вчера маму хоронили, было три могилы, в которых хоронили людей с коронавирусом. У моей коллеги муж умер, потом моя мама, за мамой — еще один мужчина умер. Сегодня мы ходили утром цветы положить маме на могилку, так видели, что сегодня копали уже шесть могил. Люди умирают…