«Окрестинa — настоящий Освенцим»

Пара из России рассказала, как провела четыре дня в минском изоляторе.

Пара из Петербурга, Олеся Стогова и Илья Трифонов, приехала в Минск за пару недель до выборов президента Беларуси. Вечером 9 августа, в день голосования, их задержала милиция. Четверо суток они провели в изоляторе на улице Окрестина, где их избивали и морили голодом, пишет «МБХ медиа».

«Для вас мы просто незнакомцы»

Петербурженка Олеся Стогова приехала в Минск за пару недель до выборов — ее молодого человека Илью Трифонова отправили в командировку в Беларусь в качестве торгового представителя. Олеся — тестировщик, работает удаленно и решила составить Илье компанию. В день голосования 9 августа Илья как гражданин Беларуси отправился голосовать, а вечером пара решила прогуляться по центру Минска. На проспекте Независимости они наткнулись на кордон милиции на пешеходной зоне.

«Я не испугалась, подошла и спросила — можно пройти? Мне говорят — нет. Тогда я спросила почему. В ответ на это милиционеры расступились и руками показали — мол, ну проходите, если хотите. Мы обрадовались, что не нужно обходить далеко и пошли. Но не успели мы сделать пару шагов, как они со спины на нас напали. Нас стали толкать, бить дубинками», — вспоминает Олеся.

Пару затолкали в пассажирский автобус, где уже было шестеро задержанных. Сидеть в автобусе пришлось с десяти вечера до трех ночи.

«Я спросила милиционера: „Мы задержаны?“ Он сказал, что нет. На вопрос, кто вы, мне ответили: „Никто, для вас мы просто незнакомцы“. Я спросила, можно ли выйти, мне сказали, что можно, но когда я пошла к двери, они начали смеяться и оттолкнули меня от выхода», — вспоминает Олеся.

«В автобусе было душно, но воды не давали и несколько часов не выпускали в туалет, а после полуночи мужчинам дали пластиковую бутылку „для справления нужд“. Олеся заметила у одного из милиционеров звездочки на погонах, и сказала ему, что она гражданка России и просит связаться с посольством. Капитан в ответ заверил, что скоро всех отпустят и беспокоиться не о чем. Но вместо этого в три часа ночи нас пересадили в автозаки, в крошечные ячейки без окон пихали по несколько человек. Нас сидело трое в кабинке, где двоим было тесно, а некоторых утрамбовывали по шесть человек в такие. Куда везут не сказали. Нас с Олесей разделили, но в тот момент я думал, что ее, как россиянку, отпустят», — рассказывает Илья.

Олеся тем временем ютилась в другой ячейке вдвоем с еще одной задержанной. Автозак остановился у центра изоляции правонарушителей (ЦИП) — изоляторе, расположенном на улице Окрестина. Задержанные все еще не понимали, где они находятся. Двери автозака открылись и первое, что услышали люди — грохот от ударов дубинок об щиты. Так задержанных встретил ОМОН.

«Нас прогнали через строй ОМОНа, они били всех палками, такая была у них забава, называется „встреча“. Потом нас посадили у стены во дворе на колени, а руки нужно было держать на стене. Кто опускал руки, того били, а если кто-то падал, когда затекали ноги — его тоже били, и тех, кто рядом с ним избивали заодно. Постоянно запугивали тем, что натравят собак, а мы совсем близко слышали их лай», — вспоминает Илья.

«Мне нужен сотрудник посольства!»

Увидев избиения во дворе ЦИПа Олеся решила немедленно потребовать сотрудников посольства России. Как только ее вывели из автозака, она заявила, что является гражданкой России и ее нельзя трогать.

«В ответ ОМОНовец, вывернул мне руку за спину, нагнул меня и начал меня бить под колено ногой и орать матом», — говорит Олеся.

Тем временем из двора, где избивали задержанных, людей по несколько человек заводили в здание ЦИПа и в коридоре вновь ставили к стенке.

«Ты стоишь лицом в стенку, руки назад, ноги широко максимально расставлены и в таком положении согнутом должен снимать личные вещи — золотые кольца, шнурки. Я отказалась и снова потребовала вызвать мне сотрудника посольства или консульства. Ко мне подошел один из сотрудников, схватил меня за шею и хорошенько приложил лицом об стенку. Он сказал: „Я тебе сейчас объясню, как здесь качать свои права, ты у меня сейчас будешь кровью ссать!“. Он спросил, из какого я города, я сказала из Петербурга. Он вдруг остыл: „Я не буду эту суку трогать!“ и ушел», — вспоминает Олеся.

Другие задержанные тем временем сдавали вещи, и их уводили куда-то наверх. Олеся продолжала стоять лицом к стенке в коридоре и наблюдала, как обходятся с задержанными мужчинами.

«Парень стоит в этой позе, в которой они сказали. Они бьют ему по ногам, он падает, а они кричат: «Сука, вставай, неправильно стоишь!». Бьют ему по рукам, он вообще падает на землю и ему кричат: «Ах ты, тварь, не умеешь стоять, а я тебя научу!» И жестоко избивают, так, что кровь хлещет во все стороны. Я не могла это выдержать и обратилась к одному из ментов: «Что же ты делаешь, ты бьёшь человека, за что?». А он такой — кто бьет? Я бью? И тут же с размаху бьет палкой по человеку. Тут ко мне подошел еще один из сотрудников и начал на ухо шептать: «Если ты сейчас сама с себя не снимешь ценные вещи, мы тебя пустим по кругу, посадим на бутылку, будем избивать, пока ты не потеряешь человеческий облик», — рассказывает девушка.

Олеся отказалась, тогда к ней подошел ОМОНовец в балаклаве. Он схватил девушку за шею, затащил в кабинет и с размаху ударил по лицу. «Я снова сказала: «Мне нужен сотрудник посольства!», это уже истерическое было. Он нагнул меня к кушетке, вывернул руку и стал сдирать с меня кольца. Я говорила, что мне больно, но ему было все равно. А потом зашла сотрудник милиции женщина и помогла ему снять с меня шнурки. Меня в согнутом положении поволокли на третий этаж и засунули в камеру № 18».

Тем временем, в коридоре центра изоляции продолжали избивать вновь прибывших. Среди них был и молодой человек Олеси Илья Трифонов. По его словам, у всех задержанных переписали паспортные данные, отняли телефоны и ценные вещи и избивали за любой заданный вопрос. Били и тех, кто молча следовал всем указаниям: «Меня ударили палкой по спине, потому что я сидел недостаточно низко согнувшись», — вспоминает Илья. Затем его и других молодых людей отправили в камеры.

«Мы сидим и каждый вдох считаем последним»

Олесю Стогову поместили в женскую камеру размером 4 на 4 метра, в ней на тот момент уже находилось 37 человек. Она провела здесь четверо суток без еды. Для Олеси самым страшным испытанием стал даже не голод, а отсутствие воздуха.

«В камере было маленькое глубокое окно, створка слегка приоткрыта, но воздух не поступает. Окошко в двери — кормушку, менты закрывали. Мы сидим и каждый вдох считаем последним. Дважды, когда мы стучались в дверь, просили кормушку открыть, они выливали нам ведро воды в камеру. А это очень неприятно, слабо сказано. Из-за воды поднимается влажность, дышать вообще становится невозможно. Ты пытаешься вдохнуть, а воздух не поступает в легкие. А еще мы же все на полу находились, а тут вода везде, невозможно даже присесть. Окрестино — настоящий Освенцим, в котором орудует гестапо», — рассказывает Олеся.

Духоту девушки переносили по-разному — кто-то постоянно спал, кто-то терял сознание, кого-то постоянно тошнило. Олеся не выдержала, стала бить кулаками в дверь и требовать вызвать врача. Дверь распахнулась, за ней стояла сотрудница ЦИП.

«Она вывела меня из камеры, поставила меня к стенке, била по ногам, чтобы я максимально широко их расставила. Потом схватила за шею, швырнула меня на пол, нагнула лицом к полу и начала душить. Она кричала: «Поняла, поняла?!» Только потом я поняла, что она имеет в виду — я не должна требовать врача», — вспоминает Олеся.

Камера девушек выходила окном во двор ЦИПа и они видели главные ворота и собирающихся рядом с ними протестующих. Спасением было то, что люди на улице иногда выкрикивали который час.

«Я никогда не думала, что такое счастье будет услышать — 10 утра! Это возвращает к реальности, потому что ты ничего не понимаешь — сколько дней или часов прошло и когда это кончится. Особенно если не спишь — а я спала всего 40 минут за четыре дня. Я проснулась в камере, увидела, что меня окружает и у меня началась истерика. Я поняла, что пока не выйду — больше не хочу засыпать», — говорит Олеся.

У окна, выходящего во двор ЦИПа, были и свои минусы — избиения вновь прибывших задержанных во дворе были хорошо слышны. Крики и стоны доносились до окна на третьем этаже, многие девушки плакали и закрывали уши руками.

«Это люди нас вообще конвоируют или звери?»

Илью Трифонова поместили в четырехместную камеру, в которой уже было 30 человек. Отсутствие еды, духота и стены, мокрые от конденсата, подавляли веру в лучшее, но Илья надеялся, что Олесю отпустили и это придавало ему сил. Но во вторник 11 августа он увидел ее в коридоре, напротив своей камеры.

«C ней беседовали следователи. Она сказала, что их содержат в еще более ужасных условиях и что ее били. Это очень деморализовало меня. Ночью, когда привозили новых задержанных, мы слышали, как их избивают. Это было ужасно, люди скулили от боли, а звук ударов дубинками по телу вызывал шок. Так же мы слышали, как избивают людей в коридоре. В камеры эти палачи не заходили», — рассказывает Илья.

В общей сложности молодой человек провел в изоляторе на Окрестино двое суток, а затем его и еще несколько десятков людей конвоировали в спецприемник в Жодино.

«По дороге нас так били и унижали, что я не понимал — это люди нас вообще конвоируют или звери? Кого-то стригли на ходу, некоторых запугивали на манер: „О, а тебя мы на фото видели, ты флагом махал на митинге 10 числа, тебе пи****“. Нас везли на корточках, руки за головой в замке. В таком положении ноги затекают очень быстро, а до этого мы стояли на коленях во дворе несколько часов, пока они укомплектовывали автозак. И каждый раз, когда люди падали от того, что не чувствовали ног, их били. Меня в том числе», — говорит молодой человек.

После Окрестино Жодино было раем — в шестиместной камере сидело 20 человек, там кормили и главное — прекратили избивать и унижать задержанных. Еще через два дня Илью отпустили: «На руки ничего не выдали — ни справку, что я был задержан, ни протокол, ни решение суда. Мне теперь даже работодателю нечего предъявить, чтобы объяснить свое отсутствие».

«Ну ты же теперь на свободе, радуйся»

Через четыре дня освободили и Олесю — она уверена, что это произошло, потому что мирные жители приходили к зданию на Окрестина и требовали освободить задержанных. Ночью в камеру пришел человек в балаклаве и сказал, что если девушки «все правильно скажут» их, возможно, выпустят. Задержанных приводили по двое в кабинет, где их опрашивали милиционеры.

«Спрашивали: кормили ли нас, били ли нас, я правду говорила. После этого нас вернули в камеру и через два часа спустили вниз, где должны были выдать вещи. Но вещи не отдали, хотя девочки просили и плакали. Я спускалась с крыльца и в последний раз крикнула: „Я гражданка Российской Федерации, верните мои вещи!“. А на крыльцо в этот момент поднимался мужчина, потом оказалось это был замминистра внутренних дел Беларуси Александр Барсуков. Он такой: „Что ты сказала? Так, вот ей вещи отдать“. И мне единственной вернули вещи», — говорит Олеся.

Девушки, которые вышли на свободу раньше Олеси, неоднократно звонили в посольство России и передавали ее фамилию, сообщали, что ее бьют и не кормят.

«В посольстве сначала говорили, что никакой информацией не владеют и ничего обо мне не знают, но когда позвонило уже человек двадцать, сменили пластинку — да, мы знаем, но ничего предпринять не можем и не будем, это не наша проблема», — говорит Олеся.

Как только Олеся вышла на свободу, она сразу же позвонила в посольство: «Получается, что я была в тюрьме без суда, я спросила, что мне теперь делать? Они ответили мне: „Ну ты же теперь на свободе, радуйся, чего ты от нас хочешь?“ Это официальные слова посольства».

Сейчас Олеся и Илья вернулись в Россию. Стогова написала письмо на имя генпрокурора Минска:

«Я не собираюсь допускать такого отношения к себе и другим мирным гражданам. Я хочу добиться правосудия, чтобы мир узнал и защитил Беларусь от жестокости».