«Если бы все такие были, как Мария!»

Интервью с Александром Колесниковым.

Отец Марии Колесниковой рассказал «Народной Воле» о себе, семейных традициях и позитивных письмах от дочери из изолятора.

Мария Колесникова в прошлом году была руководителем штаба претендента на президентскую должность Виктора Бабарико.

В начале сентября неизвестные в центре Минска посадили Колесникову в микроавтобус и увезли. На следующий день власти объявили, что она пыталась бежать в Украину, но была задержана. Сама Мария заявила, что силовики хотели депортировать ее из Беларуси и ей пришлось порвать паспорт, чтобы остаться на родине.

Марии Колесниковой предъявили окончательное обвинение по трем статьям УК Беларуси: «призывы к действиям, направленных против национальной безопасности (ч.3 ст.361), заговор с целью захвата власти (ч.1 ст.357), создание экстремистского формирования (ч.1 ст.361-1)».

«Это судьба!»

– Служить на флот я отправился после 1-го курса Минского радиотехнического института, – рассказывает о себе Александр Павлович Колесников. – Мне предлагали дать направление для поступления в военное училище, но не захотел. Всё-таки на «гражданке» уже год отучился в институте.

После армии вернулся в Минск, окончил вуз. Потом долгое время работал в гражданской авиации: сначала в авиационном училище, затем в информационно-вычислительном центре. Работа, которая требовала и дисциплины, и ответственности. Видимо, все эти качества моим детям и передались. Да и супруга была такая же.

– Вы женились во сколько лет?

– В двадцать пять. Тамара была младше меня на два года. Она закончила политех и работала в проектном институте.

Кстати, наше знакомство – это целая история! Как-то ко мне приехал друг, с которым мы вместе служили. Он закончил военно-морское училище и в отпуске наведался в Минск. Решил меня навестить со своим товарищем. Встретились дома, и он предложил: «Сегодня у нас будет вечеринка, девушки придут… Приходи тоже».

Вот на этой вечеринке мы с Тамарой и познакомились, хотя вначале моя будущая супруга считалась девушкой моего друга. Но я ему выбора не оставил. Мне сейчас даже трудно представить, как всё было бы в моей жизни, если бы не та вечеринка. Это судьба!

– У вас две дочери – Мария и Татьяна. Наверное, сына хотели?

– Очень хотелось, чтобы родился сын, но сейчас понимаю, что, наверное, судьба специально всё сделала для того, чтобы у меня были именно две заботливые дочери. Я восхищаюсь их поступками, их жизнью и отношением к себе и людям. Это дорогого стоит! Когда ты становишься взрослее и мудрее, то понимаешь, насколько это важно.

Маша старше Татьяны на четыре года. Перед рождением каждой дочки мы с женой писали расписку, что принимаем ответственность на себя. У Тамары было больное сердце, болезнь приобрела хронический характер. И я просил жену, чтобы она всё взвесила и обдумала. Собирался даже консилиум врачей, который вынес вердикт: рожать опасно. Но супруга приняла однозначное решение, и в итоге подарила мне двух прекрасных дочерей.

Мы были молоды и, наверное, до конца не осознавали опасность. Были готовы к рискам, поэтому решение приняли в пользу рождения детей.

«Если бы все такие были, как Мария!..»

– Помните день рождения первой дочери?

– 24 апреля 1982 года – это был незабываемый день! Я как раз заканчивал институт, писал дипломную работу. Супруга очень хорошо чертила, и она мне помогала. И как раз накануне вызова «скорой» надо было закончить последний чертеж. Тамара его закончила поздно вечером, а под утро пришлось ехать в роддом на Бельского.

Я забрал вещи супруги и отправился пешком домой, это было недалеко. И вот иду по улице. Около пяти утра. На плече – женское пальто, в руках – сапоги и пакет с вещами. Слышу – сзади резкий звук тормозов. Обернулся – милиция!

«Куда идем? Кого ограбил? Документы?» А у меня не было с собой никаких документов. Конечно, объяснил, кто я такой и откуда иду. Они позвонили в роддом, проверили информацию, и меня отпустили, но ситуация была, конечно, забавная.

В тот же день я вышел на работу, но там знали, что жена должна родить, и отпустили домой пораньше. Прилег дома отдохнуть и сквозь сон услышал голос тещи: «Вставай, папаша! У тебя дочь родилась!»

Помню, сразу бросился за цветами, побежал в роддом, но букет не хотели принимать. Уговорил одну нянечку: «Вы просто покажите супруге цветы, а затем заберите их себе».

– Сложно было с детьми молодым родителям?

– Совершенно не сложно. Дети были настолько спокойные, что соседи даже завидовали. Они редко капризничали, редко плакали.

Мы жили на первом этаже в семейном общежитии, иногда оставляли коляску с Машей под окном. Она могла лежать одна, что-то мурлыкать себе под нос, разговаривать на своем языке. Танюша была такая же.

Сложнее было совмещать работу и уход за детьми, потому что декретный отпуск тогда был, кажется, всего год. Годовалых детей отдавали в ясли, поэтому бывали разные ситуации. Но нянечки детей хвалили. Маша своей улыбкой и обаянием очаровывала всех. Помню, когда ее забирал, она всегда бежала ко мне с распростертыми ручонками и кричала: «Па-а-а-па!» Столько было радости и улыбок, что эти моменты помнишь всю жизнь.

Маша была очень искренняя и открытая. А вот Танюша несколько более сдержанная – скрывала свои чувства и характер.

– Какие-то таланты у Маши в детстве проявлялись?

– У нее всегда был интерес к музыке. Кроме того, дети очень много читали. Это настолько их увлекало, что даже зрение себе рано испортили. Читали скрытно, под одеялом, с фонариком…

Супруга настаивала на том, чтобы наши дети не оставались долго без каких-то занятий. Она понимала, что улица, с одной стороны, в качестве социума неплоха, а с другой – ребенка нужно чем-то занимать.

Поэтому Маша ходила заниматься и в танцевальный кружок, и в спортивную секцию, и на музыкальные занятия. Таня без дела тоже не оставалась.

И я рад, что мы показали детям, насколько широк круг интересных занятий. Хотя было непросто, потому что их нужно было возить по всему городу то на танцы, то на музыку, то в спортивную секцию. Даже изыскивали финансовые возможности, чтобы дети ходили на платные занятия по изучению иностранных языков.

И это не было помехой для хорошей учебы в школе. Помню, как-то пришел на родительское собрание в класс, где училась Маша. Сижу, слушаю, как классная руководительница рассказывает об одном ученике, о другом… О дочке – ни слова. Я не выдержал, поднял руку и спрашиваю: «А что можете сказать о Марии Колесниковой?» Та отвечает: «Если бы все такие были, как Мария!..» Эти слова, конечно, были для меня бальзамом на сердце. Я понимал, что и здесь лишнего родительского контроля не надо.

– Когда Мария начала заниматься музыкой серьезно?

– Честно говоря, сначала хотели, чтобы она выбрала классический вариант – занятия на фортепиано, но мы тогда жили в таких стесненных условиях, что и фортепиано в комнате поставить негде было.

Кроме того, рядом с нашим домом была школа с музыкальным уклоном, но на фортепиано набор был закончен, Маше не хватило места. И тогда один из педагогов посоветовала: «Пускай попробует играть на флейте. Нежный инструмент, приятное звучание…»

Надо сказать, что к тому моменту у старшей дочери появились некоторые проблемы с дыханием. И когда доктор услышала, что Маше предлагают играть на флейте, невероятно обрадовалась: «Для девочки – идеальный вариант! Это будет для нее как оздоровительная гимнастика».

– Флейта дочке понравилась?

– Она с удовольствием ходила в музыкальную школу и даже гордилась этим. Это стало делом ее жизни.

Позже было училище, Белорусская академия музыки, работа в оркестре… И именно тогда она почувствовала гендерное неравенство. Например, в училище Маша была единственной девочкой в группе. Обращала внимание, что почти все дирижеры – мужчины.

Кстати, Мария с огромным уважением относилась к дирижерам Геннадию Проваторову и Виктору Бабарикину. Проваторов Маше даже как-то сказал: «У тебя есть хорошие данные для того, чтобы стать великим дирижером. Я готов тебе передать свои опыт и знания».

– А как получилось, что Мария на двенадцать лет уехала в Германию?

– Это была как будто награда за ее упорство и труд. Маша в 2007-м выиграла право на учебу в Высшей школе музыки в Штутгарте. Но проблема была в том, что мы с супругой не могли обеспечить страховой взнос. Это были для нас огромные деньги – около 10 тысяч евро.

И в этот момент на помощь Марии пришел ее очень хороший знакомый по выступлениям, который согласился стать финансовым гарантом. Он не только оплатил страховой взнос, но и поддержал Машу в Германии. Этот человек для нас и сейчас как родной.

Мы тоже передавали деньги дочери, чтобы как-то поддержать ее, но понимали, что этого очень мало. Маша не хотела брать эти деньги, она любила быть самостоятельной, а поэтому в Штутгарте устроилась на подработку в булочную. Утром бегала туда, выполняла какую-то работу. Днем училась, а вечером снова приходила в булочную мыть посуду и приводить кухню в порядок.

Позже Мария пошла на курсы немецкого языка, прошла все ступени, чтобы подтвердить свою квалификацию. Стала давать частные уроки, и из нее получился прекрасный педагог.

– Это правда, что Мария могла принять немецкое гражданство?

– Да, но, когда она ознакомилась с предложением руководителя «Белгазпромбанка» Виктора Дмитриевича Бабарико, то со сменой гражданства решила повременить.

– Но могла остаться жить и работать в Германии?

– Могла, хотя последние два года, когда Маша перебралась в Минск, стали решающими. Она сказала так: «Папа, мне от Виктора Дмитриевича поступило такое предложение, от которого я не могу отказаться». Это было предложение возглавить культурную площадку «ОК16».

«Даже не представляла, что у нас есть такие люди!»

– Как она познакомилась с Виктором Бабарико?

– Пересекались во время каких-то культурных мероприятий. Позже Мария увидела объявление, что идет поиск кандидатур на должность руководителя культурной площадки. Для этого нужно было предоставить свою концепцию развития этого проекта.

Маша сначала направила резюме и свои соображения, но ей никто не отвечал. Отправила повторно. И тогда поступил звонок с приглашением на встречу. После этого Маша просто летала! О Викторе Бабарико она тогда сказала так: «Даже не представляла, что у нас есть такие люди!»

Сначала Марии приходилось работать на две страны, но это было трудно. Не могла до конца раскрыться здесь. И тогда дочь приняла окончательное решение о переезде в Минск. Этому поспособствовала еще и смерть матери. Маша понимала: мне нужна поддержка.

…Тамары не стало 14 июня 2019 года. В этот день ей была назначена плановая операция на сердце в столичной 1-й больнице. Мы все почему-то были уверены, что всё пройдет хорошо, поддерживали ее. Я сказал супруге, что приеду в больницу, буду рядом во время операции, но она категорически отказалась. Мол, всё обойдется. Не обошлось…

– Не выдержало сердце?

– Я помню, что операцию должны были сделать в первой половине дня, но тогда был очень жаркий день, в больницу поступило много больных. Поэтому сначала операцию перенесли на вторую половину дня, затем – на вечер. Последнюю СМС-ку от супруги я получил примерно в девять вечера. Было всего два слова: «Я поехала». Ответил: «С богом!»

Я ожидал, что какой-то результат будет уже через два часа. После 23.00 мне позвонили из больницы и сказали: «Вашей жены не стало. Соболезнуем…»

Тамара всю жизнь боялась этой операции, тянула с ней, хотя давно предлагали оперироваться. Ей было всего 62 года…

– Мария в то время уже была в Минске?

– Да, обе дочери меня в тот момент очень сильно поддержали. Мария тогда уже начала реализовывать предложенный ей культурный проект, а позже приняла решение и возглавить штаб Виктора Бабарико во время президентской кампании.

– Не было боязни за дочь, которая решила участвовать в политической кампании?

– И я, и дети прекрасно понимали, чем всё может закончиться, но у нас в семье не принято что-то запрещать. И в тот момент, когда не стало супруги, я понимал, что бесполезно будет высказывать Марии свои опасения.

Хотя я их всё равно высказал, но старался своими словами дочь не напугать. Она сама всё обдумала и приняла решение. И оно не было сюиминутным. Если бы я стал давить, используя какие-то семейные ценности, то это дочери только помешало бы.

Возможно, если бы была жива супруга, то, наверное, ни Мария, ни Татьяна не пошли бы тем путем, который выбрали.

А я, когда увидел тот успех, который начала приносить работа штаба Виктора Бабарико, был просто в восхищении. Многие не думали, что предвыборная кампания пройдет так ярко, что она объединит миллионы людей.

«Она осталась верна команде и тем, кто ее поддерживал…»

– Но итог печален – массовые репрессии, которые продолжаются до сих пор. В тюрьмах около полутысячи политзаключенных, в том числе Виктор Бабарико и Мария Колесникова…

– Маша меня в письмах поддерживает очень позитивным видением ситуации. Цензура всего не пропускает, но даже по ее настроению и редким высказываниям я понимаю, что она осталась преданной своим убеждениям и показывает пример тем, кто находится в таких же условиях.

Я за всё время, что дочь за решеткой, не получил ни одного письма с негативом. Только позитив! Мне понравились ее слова: «Папа, те, кто расследует мое дело, настолько неуютно себя чувствуют, что ты даже не представляешь. Хотя я нахожусь в изоляторе, но намного свободнее, чем они. Я вижу, что им намного тяжелее».

– У Марии был шанс уехать за границу, но она осталась. Вы считаете, что это было правильное решение?

– Честно говоря, я был очень удивлен тем, в какой форме Мария выразила свой протест. Она на самом деле могла покинуть пределы страны и сегодня относительно спокойно жила бы за границей.

Но затем я осознал, что этот шаг Марии – черта ее характера. Это ответственность перед людьми. Она осталась верна и преданна своей команде и тем, кто ее поддерживал.

– Дочь вам часто пишет?

– Да, хотя я не ставил перед собой цель подсчитать все ее письма. Но пишет практически каждый день. И там, как я уже говорил, один позитив. Вот из последнего письма: «Привет мой самый любимый и лучший на свете папочка! Как у тебя дела? Как бабуля с дедулей? Как там наши родные и прекрасные друзья? Передавай всем огромные приветы и обнимай за меня всех-всех-всех. Я очень по вам скучаю и жду нашей встречи. Точно знаю, что всё будет хорошо. Берегите себя! Люблю и крепко обнимаю!»

За май мне пришло от Маши 11 писем, и это прорыв! В апреле и марте в месяц приходило всего по 2–3 письма.

– О своем здоровье, условиях содержания сообщает?

– Знаю, что сейчас, когда она изучает свое дело, находится в камере одна. Раньше была сокамерница, но ее куда-то перевели.

На администрацию Маша не жалуется, говорит, что к ней отношение нормальное. Здоровье вроде тоже в норме.

– Как вы всё это время держитесь?

– Мне, конечно, тяжело сознавать, что дочь находится за решеткой, но опускать руки не приходится. Во-первых, у меня старенькие родители, за которыми нужен уход. Папе – 93 года, маме – 88. (Когда материал был уже заверстан, пришло печальное известие: скончалась мама Александра Колесникова – Ред.)

Во-вторых, мне нужно сохранять силы, чтобы дождаться дочерей (Татьяна была вынуждена покинуть Беларусь). Так что стараюсь духом не падать. А когда наступает уныние, то очень сильно помогают друзья Маши, и я невероятно благодарен всем!

Если бы у меня был дар описывать события, дар изложить всё в рамках какого-то произведения, то, думаю, получилась бы очень интересная штука…