Экс-полковник ГУР Украины: Готовим ребят, чтобы Лукашенко ушел

Уровень подготовки у «калиновцев» не ниже, чем у украинского спецназа.

Полк Калиновского создан белорусскими добровольцами и подчиняется Главному управлению разведки Украины. Им командует генерал Кирилл Буданов, известный украинский коммандос в прошлом. Тренируют ли белорусских добровольцев лучше, чем обычную пехоту? Сколько российских «мобиков» стоит один белорусский доброволец? Гость программы «ПроСвет» – полковник украинской военной разведки в отставке, инструктор полка Калиновского Микола Молоков. Ведущий - Сергей Пеляса.

– Вы бросаете гранату в окоп с рекрутом, белорусским добровольцем. Это обычная техника тренировки пехоты или это что-то особенное?

– Это скорее особенное, потому что так сейчас не делают. Может, только в спецназе. В вооруженных силах я не встречал. Хотя я и в 2014 году был. Мне нравится это, потому что моя задача – воспитать воина для того, чтобы он в боевой обстановке оставался сам собой и не слушал свист пуль, а занимался боевой работой в спокойном темпе. Для этого есть психофизические тесты. Это один из тестов. Боец садится в окоп. У него каска, бронежилет, наколенники, налокотники – все, что есть, одевается, автомат обязательно. Он садится в угол окопа, а во второй угол я кидаю боевую гранату. Как правило, наступательную РГН. Он получает взрыв в окопе. Реальная боевая граната. Не какая-то имитация пиротехническая, а боевая граната. Боец получает взрывную волну, звуковой эффект.

Все это поднимается вместе со взрывом вверх. После этого он должен вылететь из окопа, выдвинуться к амбразуре и из амбразуры пятью патронами короткими очередями поразить бегущую мишень номер восемь на удалении 100 метров. То есть он должен уметь еще давать короткие очереди, потому что если ты не умеешь делать короткую очередь, то можешь на поле боя за минуту выложить все боеприпасы, которые у тебя есть. И ты должен поразить эту мишень. Куда попадешь, не столь важно, главное попасть в мишень. Это ростовая мишень. И когда он к этому привыкает, он уже воспринимает взрыв; чтоб было понятно гражданскому или цивильному человеку – еще во времена кавалерии, когда были кавалерийские войска, строевых коней сначала приучали к выстрелу из винтовки, потом ближе, потом артиллерийские орудия стреляли. Конь должен был нести своего всадника на поле боя. Точно так же должен действовать современный боец. Это один из самых крутых психотестов.

Еще есть, это все разведподразделения так готовят, когда они с крыши спиной назад падают на руки своих товарищей. Условно на руки, там тент растянут. Критики говорят: а зачем горная подготовка, если в Беларуси нет гор? Они упускают самый важный момент, что у нас элементы горной подготовки без страховки. Если ты идешь в составе ДРГ и вам надо спуститься со здания, которое блокировано, а одна сторона знания свободна, у каждого должен быть альпийский карабинчик, веревка. Со страховкой ты можешь в домашних условиях. В боевой обстановке тебе надо будет спуститься без страховки.

– Как вы, русскоязычный украинский офицер в отставке с большим опытом (насколько я знаю, вы участвовали в войне в Афганистане и на Донбассе отражали гибридную агрессию России), оказались в полку Калиновского?

– Это интересная история. Во-первых, я русский, служил и служу сейчас в армии Украины, учу белорусов бить русских. Я не сказал бы «русских», я бы сказал «орков». Я не могу понять это душой, как можно делать в Буче. С Бучи все началось. Гостомель, Буча, Ирпень. Я как раз в том районе жил.

Я попал в полк Калиновского, потому что сначала пошел в тероборону и хотел там остаться, но там спокойная жизнь. Мне нужно было что-то большее. Энергии и адреналина больше. Про меня вспомнили мои белорусские друзья, с которыми я познакомился в 2014 году. Это командир полка Кит, начальник штаба Ваниш и другие ребята, с которыми мы работали в «Азове». Это Илья Литвин, Психолог, Зубр. Там много было ребят. Эти люди заслуживают уважения. За один год они проделали большую организаторскую работу. Начало марта – рота на базе «Азова» была создана. Дальше эта рота начала боевые действия в Буче. К сожалению, были первые серьезные потери. Потом они за год успели из роты сделать батальон. Я как раз пришел, когда рота уже была преобразована в батальон. Из батальона они сделали полк. Самое интересное, что сегодня у нас есть свой учебный центр, где я работаю. И за то, что они вспомнили про меня, я им признателен. Я оказался в своей стихии. У меня большой армейский стаж, большой боевой опыт. Он сейчас очень пригодился всем белорусам. Сразу хочу сказать большое спасибо белорусам за то, что вы защищаете нашу Украину. Я знаю, что защищая нас, воюя на нашей стороне, мы делаем с вами общее дело. Мы снесем режим Лукашенко и его больше не будет в истории. Он где-то в учебниках будет упоминаться на тыльной стороне. После Украины должна быть Беларусь.

Вы сказали, что знали теперешних калиновцев еще по службе в «Азове». Одним из этих азовцев был Алексей Назаров, позывной Психолог. Так сложилось, что я помогаю полку с начала войны, собираю разную волонтерскую помощь, деньги на пикапы и так далее. Меня попросили начать сбор на протез для Психолога, который позволит ему вернуться ему на службу. Он и так уже на службе, но протез позволит ему бегать, а не только по асфальту ходить. Например, быть инструктором. Я хотел бы пригласить присоединиться к моему сбору. Мы уже собрали больше 30% за три дня. У вас я хотел спросить, как бы вы описали, что за человек Психолог? Мне он кажется очень скромным человеком, который сам не попросит о помощи. Что вы можете о нем сказать?

– Вы очень точно определили его жизненные позиции. Он сам очень скромный человек.

– Мы жили все в одном месте и самый незаметный, самый выдержанный, самый старательный – это был Психолог, Леша. Мы с ним встретились после его травмы. Я когда пришел в полк, он был в госпитале на лечении и потом он приехал и не ждал у моря погоды. Он сразу стал работать с нашими инструкторами, сам был инструктором, проводили занятия вместе. Это высокий потенциал ответственности у человека, когда имея такое тяжелое боевое ранение, он пошел и стал заниматься работой. Он из своего опыта уже нынешней войны, потому что она отличается от 2014 года, всю информацию и опыт передавал молодым ребятам и сейчас продолжает передавать. Надо помочь собрать ему на протез, потому что человек достоен этого. Вообще белорусы – золотые люди. Я сравниваю, когда я приехал в Брест и привез из Афганистана своего командира роты. У меня было такое впечатление, что я не в Беларусь приехал, а я где-то в Вологодской области – все разговаривают по-русски. А вот сейчас я встретил белорусов и это классно. Я увидел, что это нация, которая достойна лучшего, чем то, что сделал Лукашенко. Лукашенко вообще загубил белорусский язык. Смотрите, как в Украине язык классно держится, а в Беларуси очень слабо.

– Вы за свою долгую службу и в Советском Союзе и независимой Украине повидали много военных – советских, российских, украинских. Думаю, что с западными имели тоже контакты. Как бы вы оценили и описали белорусских добровольцев? Что это за люди, чем они отличаются, например, от современных российских военных. Сколько, например, российских мобилизованных стоит один калиновец?

– Официальная статистика: один боец ВСУ или калиновец – это семь убитых «орков». Если говорить про белорусов откровенно, то одно дело, когда ты приходишь в армию или в боевое подразделение или добробат по повестке, хочешь не хочешь, но надо дойти и выполнять долг или обязанность. Другое дело, когда приходят люди по зову сердца. Калиновцы – это особая каста, это высший свет Беларуси. Воюют белорусы очень классно. Я много работал и с призывниками, и с добровольцами, но калиновцы даже иногда загоняют в тупик своими вопросами, потому что они хотят быстрее усвоить все. У нас они проходят трехнедельный курс. Я вижу, что люди стараются. Они хотят помочь и Украине убрать «орков» с территории, и освободить Беларусь. Надеюсь, они заберут меня с собой. У нас сложились очень теплые отношения и хорошая работа с ними.

– В Минск хотите приехать?

– Конечно, в Минск. Осталось совсем немного.

– Кто выходит после ваших тренировок? Это легкая пехота, которая немного лучше подготовлена, чем обычная? Или это что-то ближе к спецназу или что-то посередине. Например, в Америке есть разные подразделения: они и не являются специальными, но и не обычная пехота – например, рейнджеры, морская пехота. Как бы вы описали профиль? Вы опытный офицер военной разведки.

– Я ставлю своей задачей со своими инструкторами, чтобы тренировки проходили даже лучше, чем в ВСУ. Мы проводим много психологических тестов. Падение с крыши спиной вниз, подъем без страховки, спуск без страховки. То, что практически воспитывает воина, формирует характер. Страх присущ нам всем. Если ты смог побороть свой страх, то на поле ты будешь супер. Не универсальный солдат, но близко. Главная задача – чтобы человек мог побороть свой страх. Тогда он не будет слушать свист пуль. У нас тренировки с понедельника до обеда в субботу. Причем мы используем и попутные тренировки. Если мы выезжаем на полигон, то полтора километра до стрельбища мы идем полностью экипированные, снаряженные, в бронежилетах, независимо от того, жарко или холодно, дождь, грязь.

Приходишь на полигон, отстрелялись, выполнили психологический тест и опять пешком полтора километра до места, где посадка на транспорт, чтобы выдвинуться обратно к себе в часть. Физическая подготовка повышена. Когда я вижу бойцов после трехнедельного, месячного курса у нас в учебном центре, это уже совершенно другие люди. Это супербойцы. Я как военный оцениваю, что наша подготовка на уровне ниже, чем спецназа, потому что у нас нет специальной полосы препятствий. Мы только сейчас ее делаем. Но она суровая. Любое линейное подразделение уступает нашим. У нас в иностранном легионе очень пользуются популярностью наши парамедики. Потому что они все делают. У нас очень хорошие руководители инструктора, которые занимаются парамедицинской подготовкой. И всушникам они тоже помогают. Мы не уступаем спецназу, потому что мы делаем бойцов, которые должны уметь делать на поле боя все.