Поворотный момент

Зачем России война на Ближнем Востоке

На рубеже 2000-2010-х годов казалось, что Россия отказалась от традиционной для СССР поддержки палестинских, ливанских и сирийских друзей. И при Ельцине, и при Путине — до определенного момента — российский курс на Ближнем Востоке был произраильским. Теперь Россия снова поддерживает врагов Израиля. Почему?

«Нарушение договоренностей»

Поворотным пунктом стал 2007 год, мюнхенская речь Владимира Путина. Тогда он впервые четко заявил, что Россия не готова довольствоваться ролью периферийного государства или даже региональной супердержавы. По мнению Путина, западные партнеры не сдержали договоренностей, достигнутых сначала с Горбачевым, а потом и с Ельциным о том, что новая Россия будет контролировать «естественную зону своего влияния», то есть территорию бывшего СССР за исключением балтийских государств. Расширение НАТО на восток, переговоры с Грузией, Украиной, Молдовой о включении их в Евросоюз воспринимались Путины как нарушение правил игры. Это Москву не устраивало.

 Но можно заглянуть и еще дальше назад: в 2001 год. Новый президент России Владимир Путин, тогда еще условно был умеренным, прозападным либералом, видел себя президентом одной из европейских стран, членом «западного клуба лидеров». После 11 сентября 2001 года Путин пошел навстречу США. Он не раз напоминал на Валдайском форуме, в интервью, на встречах с зарубежными лидерами, что приложил максимум усилий для создания партнерских отношений с США. Он поддержал антитеррористическую операцию США в Афганистане и согласился использовать свой авторитет, чтобы убедить глав государствпостсоветской Центральной Азии сотрудничать с США. Американской армии дали территорию для военных баз и логистических центров.

Предполагалось, что это временная мера, до окончания операции против «аль-Каиды». Однако и после окончания операции многие военные базы не были эвакуированы. Западные войска, советники, консультанты, пришли в регион, чтобы в нем остаться. С точки зрения Путина, это было нарушением договоренностей. 

Тогда на Мюнхенской конференции по безопасности мы впервые услышали, что Москва недовольна имеющимся уровнем партнерства с западными странами, и что России не остается ничего другого, как настоять на своих приоритетах и правах, какими они виделись тогда из Кремля.

Не усидел на двух стульях

Тогда же стало понятно, что в самом российском обществе не прижилась западная идея. В стране не удалось (если и пытались) построить ту или иную западную модель – ни свободную федерацию этнонациональных субъектов, гарантирующих права этническим, религиозным, культурным и другим меньшинствам, ни гражданскую нацию. Оставалось только вернуться к имперской идее. Но империя существует до тех пор, пока растет и укрепляется. Когда она перестает расти, к ней перестают прислушиваться, и это начало ее распада. Мы знаем, что было дальше. Была грузинская война, которая абсолютно сошла Путину с рук. И уже вслед за этим началась смена почти всех правил в одностороннем порядке. В том числе и на Ближнем Востоке.

Много лет в этом регионе Кремль старался придерживаться условного нейтралитета и стоять на позиции как бы честного посредника, который может говорить и с суннитами, и с шиитами, и с Ираном, и с Турцией, и с «Фатхом», и с «Хамасом», и одновременно с Израилем. Это было важно для него: современная Россия — это не мощный Советский Союз, она не может устоять на Ближнем Востоке на одной арабской ноге. Долгое время ей была нужна вторая — израильская.

Даже когда Путин начал выстраивать новый антизападный блок, он старался усидеть на этих двух стульях. В Москве на достаточно высоком уровне в те времена нередко можно было услышать, что у России два ближайших союзника на Ближнем Востоке: Иран и Израиль. В свете многолетней напряженности между двумя странами это воспринималось в Иерусалиме с немалым удивлением. Но до тех пор, пока между Израилем и Россией не было серьезных разногласий (кроме Сирии), имеющиеся разночтения выносились за скобки отношений. Внутри же этих скобок оставалось большое пространство для политики, дипломатии и торговли. 

И тут случается катастрофа 7 октября 2023 года. Путин официально осудил нападение «Хамаса», но одновременно поддержал скорее «Хамас», чем Израиль. Началось новая большая ближневосточная война. Для Путина это стало отличным поводом еще раз сказать, что многолетняя американская стратегия в регионе потерпела полный провал.  

Картинка без России

События 7 октября и их последствия обернулись для Путина еще одним выигрышным моментом: если бы не нападение «Хамаса», мы бы  сейчас наблюдали, как на лужайке перед Белым домом, где король или наследный принц Саудовской Аравии, премьер-министр Израиля и президент США пожимали бы друг другу руки после подписания договора об установлении полноценных дипломатических отношений между Израилем и Саудовской Аравией.

Дальше к этому соглашению начали бы присоединяться другие страны из умеренных стран саудовского блока. И на этом столетний арабо-израильский конфликт был бы фактически закончен. За ними подтянулись бы неарабские мусульманские страны, — Пакистан, или, например, Малайзия. Ну и самая большая страна с мусульманским населением — Индонезия. Все примерно так и было бы, если бы не 7 октября. В этой картинке у России не было никакого места.

Но случилось то, что случилось. Ближневосточный конфликт никуда не делся, он изменил свой характер. Из арабо-израильского конфликта он превратился в конфликт между местным вариантом глобального Севера и глобального Юга. Глобальный Север — клуб западных демократических стран во главе с США, к которому принадлежит и Израиль. На его периферии находятся проамериканские суннитские режимы. А с противоположной стороны — иранский блок как представитель глобального Юга, куда входит, в частности, Катар, Оман, Кувейт. Есть еще «страны с пониженной субъектностью» — Ирак (по сути, большая его часть становится провинцией Ирана), Сирия (там сферы влияния делят Иран, Турция, Россия и отчасти США).

Настоящие партнеры

Израиль не участвует в сирийской истории, за исключением того, что между Израилем и Россией после появления там российских военно-космических сил и спецназа были достигнуты договоренности о координации действий. Израиль не трогает российские войска и не тестирует российскую систему ПВО, что было бы довольно болезненно для Кремля, но предупреждает о намерениях нанести удар по иранским прокси, а российское командование этому не мешает.

Россия задает тон в Сирии, но в большей мере это делает Иран. Фактически его филиалом являются хуситы — это одно из квазигосударств, не имеющих государственного статуса и управляемых террористическими группировками. Их поддерживает и управляет ими Тегеран. Хуситы создали такое квазигосударство в Северном Йемене. Россия там, как и в секторе Газа, присутствует весьма умеренно.

В Москве далеко не всегда были в восторге от размера дивидендов, которые она получила от спасениярежима Асада. В благодарность он дал территории для создания российских военных баз. Но как только россияне решают некую проблему и освобождают территорию от Исламского государства, там появляется иранский флаг. Россия вроде как на вторых ролях, и ее это раздражает.

Но Россия этому не препятствует. Иран и Россия нужны друг другу. Это партнеры. А после 24 февраля 2022 года и особенно после 7 октября 2023 года они стали стратегическими партнерами.Это паритет интересов. Россия нужна Ирану как партнер по ядерной программе и для решения геополитических задач.  России нужны иранские беспилотники на украинском фронте. Иран поставляет Москве оружие, боеприпасы, авиадвигатели, — то, что Россия теперь не может получить на западном рынке.

Кремль использует своих союзников на Южном Кавказе (включая Армению), чтобы наладить поставки необходимого оборудования и технологий двойного назначения, которые нужны для замены выходящих из строя систем, раньше приобретенных на Западе. Вдобавок Россия видит себя не просто частью глобального Юга. Она соперничает за лидерство в этом блоке с Китаем и Индией. Ей нужны мощные союзники в регионе, и Иран — сильнейший из них.

Третья мировая война

Россия преследует на Ближнем Востоке множество целей. Вряд ли Россия участвовала в разработке достаточно эффективно проведенной «Хамас» террористической операции. Действительно, военное крыло «Хамаса» не располагает квалификацией, чтобы спланировать такую операцию. Там были советники и партнеры, прежде всего из Ирана. В информационном сообществе циркулируют разные слухи, что там якобы была и некая группа экспертов из «большой северной империи», но фактических подтверждений этому пока нет.

В Газе по лицензии производятся боеприпасы к автоматам Калашникова. «Хамас» использует российские биржи для отмывания денег. Но все это косвенные свидетельства возможных связей. Мы не можем доказательно говорить, что Россия стоит за нападением «Хамаса» на Израиль. Но в любом случае, Россия использовала ситуацию на все 100%. Она продемонстрировала эффект своего присутствия в регионе и имиджево выиграла из-за несложившегося договора Израиля и Саудовской Аравии.

Публично Израиль не меняет свои отношения с Россией. Он прямо поддержал Украину — оба тогдашних израильских премьера осудили российское вторжение. Москве это не понравилось. Но никто не заинтересован в том, чтобы разрывать отношения и переходить к конфронтации. Россия сильна. В израильском военно-политическом истеблишменте полагают, что у России осталось достаточно ресурсов на Ближнем Востоке, чтобы зажечь наш регион. Израиль совершенно не хочет получить еще один фронт в дополнение к четырем, на которых он де факто ведет войну.  Израиль не присоединился к экономическому бойкоту России, но и не позволяет использовать свою территорию, банки и торговые сети для обхода западных санкций.

По сути, на Ближнем Востоке уже идет третья мировая война. Находясь в Израиле, этого невозможно не заметить. Это и прокси-война, это и прямые столкновения, и очень тяжелый дипломатический конфликт, и отработка новых типов вооружений. Это большая война, где все воюют со всеми и одновременно все общаются со всеми. Страны, которые воюют друг с другом, при этом поддерживают дипломатические отношения: в ХХ веке это было немыслимо. Так выглядит мировая война эпохи постмодерна.

Зеэв Ханин, The Moscow Times