Белорусский пулеметчик Павел Шурмей: Мы должны отстоять Украину и освободить Беларусь

Чемпион по академической гребле, участник двух Олимпиад, а теперь доброволец c позывным «Дзядзька» дал большое интервью.

Просматривая биографию героя этого интервью, можно подумать, что различные ее периоды – они вообще-то про разных людей, скорее всего – однофамильцев.

Один Павел Шурмей с середины 90х годов XX века — и более 20 лет — выступает за Беларусь на состязаниях по гребле. Ставит мировые рекорды на тренажере Concept2, побеждает в международных соревнованиях, участвует в Олимпийских играх-2004 и 2008. В общем — принадлежит к спортивной элите своей страны и не только.

И совсем другой Павел Шурмей с 2022 года — сражается за Украину в российско-украинской войне. Воюет пулеметчиком в Полку Калиновского, получил ранение, удостоен наград от ГУР Украины, а от Беларуси – двух уголовных дел за экстремизм и участие в боевых действиях. Заочно…

— Вроде как две разные жизни – а человек один. - Хочется понять, а как от Шурмея-гребца вы пришли к Шурмею-пулеметчику? Наверное, ключевую роль здесь сыграла супруга – известная украинская гребчиха Елена Буряк?

— (Улыбается) На самом деле, когда я впервые побывал в Украине в 97-м году, моей супруге было еще 9 лет. Это была Буковина, охота в Карпатах. После этого на протяжении двадцати с лишним лет я практически каждый год в тех местах на охоте. Помимо этого, благодаря спорту, у меня в Украине появилось много хороших друзей. Плюс до 2014 года регулярно бывал в Крыму.

Не знаю, как объяснить, но еще 5-6-летним пацаном я по телевизору увидел музыкальный фильм, снятый к Олимпиаде-80, где в том числе София Ротару среди природы Украины пела «Мій рідний край». И хоть я и был малой, но увиденное запало в душу.

— То есть с Украиной у вас связь – с раннего детства. Но давайте вернемся в наше время. Вы о полномасштабной войне узнали, находясь в США? Насколько я знаю, жена из Николаева написала вам сообщение, что город бомбят.

— Да, так и было. Мы все помним, что обстановка тогда постепенно накалялась — и все равно никто не мог себе представить, что будет война… Со Штатами у нас разница во времени. Я проснулся и вижу – полный телефон сообщений. Стало сразу понятно: что-то произошло. Она написала: нас бомбят. Кажется, в том сообщении было про то, что плотно прилетает по военному аэродрому в Кульбакино возле Николаева.

— Что было дальше?

— В течение суток жена собралась, забрала свою маму, куму, ее дочку-крестницу - и они вместе выехали из Николаева в Черновцы. Кум их провожал, а через месяц погиб при обстреле Николаевской обладминистрации. Ветеран АТО, патриот своей страны.

— А вы? Не было мысли остаться в США и чтобы жена перебралась к вам?

— Такой вопрос даже не стоял.

— А как вы это для себя сформулировали ? В 2014-м вы еще не пошли на войну, хотя, по вашим словам, такие мысли были. А тут вопрос даже не стоял?

— Совершенно верно. Я даже не задумывался, — просто все стало понятно. А в 2014-15, конечно, были сомнения – про маму, наверное, думал… (здесь Павел несколько секунд пытается сдержать эмоции – уже во время войны мамы не стало, и он не смог побывать на ее похоронах).

— Из США вы сперва прибыли в Польшу?

— Да. Стало известно, что в Варшаве собираются белорусы, желающие добровольцами воевать за Украину. (Сейчас это мобилизационный центр Полка Калиновского). Конечно, когда я об этом узнал, то хотел первым же самолетом улететь в Польшу. Но друзья, которые, начиная с 90-х годов, были активны в белорусском оппозиционном национальном движении, сказали: не спеши, сперва надо как следует подготовиться.

Белорусы помогли деньгами, средствами. Через неделю я летел туда с тремя баулами, заполненными такмедом и амуницией. В Варшаве пришлось провести несколько дней. Там встретился с женой, которая на тот момент уже переехала в Польшу.

Спасибо спортивному сообществу: поляки, спортсмены-гребцы, помогли. Одна из польских гребчих, призерка Олимпийских игр, чемпионка мира, а впоследствии подруга моей жены, — просто написала: приезжайте, мы поможем. А польские гребцы приобрели микроавтобус. И 7 марта, если правильно помню, я и группа добровольцев были уже на территории Украины.

— И что было дальше?

— В тот момент начала формироваться рота белорусских добровольцев. Начиная с 2014 года они воевали в Украине в разных подразделениях: в «Правом секторе», где, действовала тактическая группа «Беларусь; в ОУН, в батальоне «Донбасс», в «Айдаре» и многих других подразделениях. Впоследствии же многие белорусские добровольцы были связаны с «Азовом».

И так получилось, что в 2022 место, где они смогли собраться — через свои связи, через друзей, — стал батальон территориальной обороны «Азов» и школа «Азова». Вот прямо туда, в Киев, мы и приехали. Несколько недель тренировались вместе с «Азовом»; вышкол нам проводили белорусы, которые уже имели боевой опыт до открытого вторжения. А после прибыла новая волна добровольцев, прибывших уже на полномасштабную войну.

Первый боевой выезд – в начальных числах марта — был в Ирпень. Ситуация динамично менялась: уезжали мы белорусскими добровольцами батальона Калиновского при теробороне «Азова». А вернулись – военнослужащими ЗСУ.

— Почему вы стали пулеметчиком, с точки зрения вашей полезности Вооруженным силам, как раз понятно: у пулемета нужен человек сильный и выносливый. А вы сами выбирали такую специализацию?

— Я понимал, что благодаря физической форме и данным мне будет проще бегать с пулеметом. Хотя на тот момент, когда мы ехали в Ирпень, я, к сожалению, не получил ПКМ. Их было мало, и мне достался РПК-74.

А вообще, если бы у нас на тот момент было еще более тяжелое вооружение, наверное, оно бы досталось мне. Но у нас, к сожалению, его не было.

В дальнейшем так получилось, что я командовал взводом крупнокалиберных пулеметов. Произошло это, скорее, случайно: после смерти нашего командира Вани Бреста и хлопцев под Лисичанским НПЗ командование части увидело, что среди нас, добровольцев, приехавших воевать с россиянами, все же профессионалов — единицы. Да, мы уже на тот момент принимали участие в боевых действиях – но все равно надо было трезво оценивать свои силы. Командование поняло, что мы – это, строго говоря, не 100 разведчиков-штурмовиков. А вот тяжелым вооружением, поддержкой пехотных групп на тот момент заниматься было некому. Или желающих не было. Поэтому наше подразделение было переформатировано. И помимо пехотной группы там появились: минометное подразделение, подразделение ПТРК и крупнокалиберных пулеметов.

— Как распределяли боевые обязанности?

— Решения принимали коллегиально; направления разбирали самые опытные из нас. Когда на позицию по крупнокалиберным пулеметам никого не оставалось, меня спросили: «Дзядзька, ты будешь ими заниматься»? — «Если надо — буду».

— И как — долго осваивали пулеметную премудрость?

— Главная моя задача была – организовать подготовку и быт бойцов, боевое планирование и исполнение боевой работы. Мне очень повезло: моим замом стал молодой боец, увлеченный пулеметным делом. Он здорово мне помогал.

— У меня есть приятель-минометчик, который все минометы, с которыми ему доводилось работать, называет аппаратами. Так и говорит: работал с аппаратом, мой нынешний аппарат такой-то. На каком аппарате привычнее работать вам?

— Хороший вопрос. Назову до сих пор основной наш крупнокалиберный пулемет – это Браунинг М2НВ (Heavy Barrel), находящийся на вооружении армии США с 30-х годов прошлого столетия. Ныне он распространен по всему миру. Надежная и эффективная машина, требующая, правда, хорошего обслуживания, а главное — операторов с прямыми руками. Мы неоднократно видели «убитые браунинги», в свое время попавшие в руки бойцов без должной подготовки. Мой зам часто помогал этим ребятам осваивать премудрости работы с этим пулеметом.

Главное — раскрыть потенциал оружия. Сейчас условия войны стали такими, что пулемет редко используется в манере предыдущих войн или как себе это представляют люди: вот, у тебя пулемет — и ты прямой наводкой работаешь по врагу.

— По фильмам они себе это представляют. В их представлении видишь врага. А ведь ныне крупнокалиберные, с боем до 2 км, пулеметы используют сугубо по ориентирам.

— Больше скажу, не только до 2 км. В нынешних условиях мы пытаемся работать на 3 и 4 км. Здесь важно все: умение работать с закрытых позиций, дефилядный огонь, прицельные приспособления (прицелы от АГС, переделанные минометные прицелы) и корректировка БПЛА.

— Как это все работает на практике?

— Сейчас расскажу. Нужно понимать, что работа пулеметчика, особенно крупнокалиберного пулемета, зачастую оператору, ганеру — не видна. К примеру, за полтора километра — лесопосадка. Вряд ли ты рассмотришь там бегающих людей. Разве что с оптикой – и то не факт.

— Вам просто говорят: вот по этому сектору надо работать.

— Да, по этому ориентиру. Цель не видна ганеру, не видна бойцам. Ты работаешь по ориентиру. И по рации тебя корректируют.

— А с человеческой точки зрения работать по не видимому глазу сопернику - это легче или сложнее?

— Если честно, над этим никогда не задумывался. На вопрос можешь ты убить, или нет, для меня ответ ясен: да, могу. Будет ли меня совесть мучить? Нет, не будет, поскольку это — враг, который пришел с оружием диктовать, как нам жить, и при этом забирать наши жизни и жизни наших близких.

— Вернее и не скажешь.

— Если подумать, то, наверное, это проще – работать на дистанции, когда ты не видишь, как убиваешь людей. Хотя случалось так, что бойцы говорят, что их не устраивает работа пулеметчиком, ганером — именно потому, что люди хотят видеть уничтожаемого ими врага. Особенно – после того, как погибают твои боевые товарищи. Или ты узнаешь, как гибнут на войне мирные жители. И эти бойцы хотят видеть, что убивают врага. А не так, что за полтора километра куда-то в лес всаживают свой БК…

— Да, хлопцам помоложе это свойственно.

— Как пример приведу один штурм. Так получилось, что одной из наших групп, которая двигалась вдоль лесопосадки, русские оказали упорное сопротивление. Наши были прижаты очень плотным огнем. Понятно, что чем дольше они там находились, тем меньше шансов было отойти оттуда без потерь. Поэтому нас по рации попросили перенести огонь в нужный сектор. Мы так и сделали. «Отлично, хорошо, дайте еще». Добавили. «Вот так, еще, еще. Все, молодцы».

И потом, когда мимо нас эта группа возвращалась со штурма, они говорили: ребята, спасибо, вы смогли их прижать, и мы смогли отойти.

— Как по мне, это важнее, чем видеть лицо врага.

— Вот. Я и сказал молодому бойцу, который ранее мне предъявил: вот результат твоей работы.

Еще пример — это уже была осень в Бахмуте, когда мы работали со специалистами, которые в темное время суток подходят ближе к врагу или вообще захотят в «серяк», корректировать огонь наших минометов или снайперов. Естественно, днем перед этим мы изучили ориентиры, направления. Хотя ориентиров было ночью не увидеть. Да и направления — примерные. Понимали прилизительное расстояние. К сожалению, тепловизионных прицелов для крупнокалиберных пулеметов на тот момент у нас не было.

— В такой ситуации есть опасение что попадешь по своим?

— За это волнуешься всегда – и потому на брифингах перед операциями стараешься учесть все детали, чтобы исключить friendly fire.

При этом каждый должен понимать важность своей работы. А то бойцы говорят: мы не понимаем, зачем мы находимся на этой позиции; в темноте всаживаем БК непонятно куда.

— Что вы им отвечаете?

— Мы работали с профессионалами. Я понимал: если мне отдают приказ, значит, специалистам нужна наша работа. Но через двое суток я попросил одного из разведчиков объяснить моим ребятам важность их работы.

И он говорит: хлопцы, днем мы наметили цели, ориентиры. Уже по-темному, когда начинается работа, вы открываете огонь. Да, вы, возможно, не попадаете по противнику, не наносите непосредственный урон. Но враг начинает двигаться, выдавая свое местоположение. Пытается вывести личный состав и транспортные средства из-под обстрела. Это помогает нам обнаружить их в приборы ночного видения, в тепловизоры. Соответственно, мы можем корректировать работу нашей артиллерии. Кроме этого, под шум ваших выстрелов легче работать снайперам.

— Круто.

— То есть не всегда очевидно, что ты делаешь. Но важно людям объяснять, как это приносит пользу — чтобы они еще лучше делали свою работу.

— Каждый из нас знает (многие — по фильмам), что если работает пулеметная точка, то враг прилагает усилия, чтобы ее подавить. Стараетесь ли вы, отработав с одной точки и понимая, что вас сейчас будет накрывать враг, перейти в другую точку?

— Так по правилам и готовятся позиции: огневая точка, рядом — запасная огневая точка. Желательно, блиндаж, где можно укрыться. И не просто блиндаж, а хороший блиндаж. Опять-таки все зависит от времени: сколько у тебя времени есть на подготовку этой работы, на подготовку к операции, что она собой представляет. Зачастую все очень быстро меняется. И между тем, как работали в начале войны, и тем, как поставлено дело сейчас – огромная разница. Тогда, в 2022 году, на нашем направлении не было активных боевых действий. И врагу надо было демонстрировать наше присутствие, беспокоить его. Мы помогали смежникам - и сами набирались опыта. Выдвигались скрытно, по возможности, в «зеленку». Устанавливали наш аппарат, крупнокалиберный пулемет. Ждали команды. Понимали, что у нас есть две, максимум 3 минуты на то, чтобы отработать; и еще 2-3 минуты на то, чтобы свернуться и предельно быстро оттуда свалить. Конечно, мы всегда проводим доразведку – но это не гарантирует того, что у тебя будет подготовленная позиция.

— И вот тут, в эти 2 минуты пулеметчику Павлу Шурмею пришлось очень кстати, что у него были гребцовское прошлое и внушительные физические данные.

— Во-первых, тогда уже был крупнокалиберный пулемет, а я на тот момент был командир группы. Моя задача была — наблюдать, принимать по рации результаты работы и проводить корректировку.

А во-вторых, это не 1 и не 2 человека, а зачастую 5 или 6 человек. На тот момент там, где мы работали, была возможность, чтоб к этой зеленке максимально быстро подскочил пикап. Наша задача — после работы предельно быстро схватить пулемет, треногу, добежать до пикапа, или даже микроавтобуса (бывало и такое).

— А давайте поговорим про тот вес, который пулеметчиком приходится переносить. Насколько я помню, вес крупнокалиберного пулемета, в зависимости от модели, — от 20 до 60 килограммов?

— Да, вместе с треногой – около 60. Естественно, треногу и пулемет несут отдельно друг от друга.

— Еще и БК надо нести.

— БК берется с расчетом, что ты его используешь, и назад его нести не придется.

— А какие модели используют россияне – крупнокалиберный Владимирова, «Корд» или что-то еще?

— Думаю, самый распространенный у них — НСВ, он же «Утес», ДШК и «Корды». А крупнокалиберный пулемет Владимирова практически всегда стоит на технике, потому что он очень тяжелый и мощный.

У нас был случай с применением пулемета Владимирова. Правда, он был в зенитном варианте на треноге. Все вместе весило килограмм 150. Он сам тяжелый, тренога тяжелая… Но ничего, мы справились. Проделали все очень быстро, по «зеленке» до буса недалеко было бежать. А вообще все эти вылазки, то, что мы называем «гоп-стоп», — они, как правило, осуществляются в комплексе. Можно это делать с крупнокоалиберным пулеметом или МК-19 (АГС). Зачастую мы устанавливаем вооружение в пикапе.

— Как сейчас выглядят эти ваши (и не только) «гоп-стопы»?

— Очень многое изменили БПЛА (при том, что они нам помогают именно в корректировке огня). Сейчас это все происходит, как мы называем, по «серяку» – либо рано-рано утром или поздно ночью, то есть в 4-5 утра; либо поздно вечером. Чаще в 4-5 утра – ибо здесь важен человеческий фактор. Кто бы что ни говорил, работающего всю ночь под утро уже сильно клонит ко сну. А тот, кто должен работать засветло – он либо еще не проснулся, либо ему тяжело. Поэтому пользуешься именно таким временем. Работаешь, как правило, вместе с минометами и БПЛА. Проводишь планирование, выбираешь те цели, которые можешь достать. Для МК — это 2 км, для «Браунинга» - 3-4 км. Еще и с турелью или с разложенной треногой, закрепленной в пикапе…

— Уточните для читателя, что такое турель.

— Установка для крепления пулеметов или мелкокалиберных пушек, обеспечивающая, с помощью специальных систем и приводов, наводку оружия в горизонтальных и вертикальных плоскостях.

— …и вращается эта турель по окружности.

— В идеале — на 360 градусов. Но здесь все зависит от транспортного средства. Кстати, в последние месяцы пикапы с турелями активно используют мобильные группы ПВО, которые сбивают вражеские дроны. Если не в Киеве, то на востоке, на юге их видели все. Это Николаев, Харьков, Запорожье, Херсон, Кропивницкий, Черкассы…

— Продолжим разговор про «гоп-стопы».

— Так вот, как правило, поздно ночью или рано утром мы, зачинщики, выдвигаемся к линии соприкосновения, к нулю. По расстоянию — желательно, чтобы как можно безопаснее. Отбиваемся по ориентирам. Понимаем, что очень хорошо, если ты сможешь поразить врага, но наша задача другая. Нам нужно его поднять, растревожить. Поэтому много БК на это тратить не нужно. Отрабатываем короб на МК-19 - и максимально быстро, но при этом аккуратно, уносим ноги. Почему аккуратно? Потому что дороги на нуле, как правило, — среди минных полей; представляют собой разбитую колею, справа-слева от которой – мины. То есть застрять ты не можешь, поскольку станешь добычей БПЛА или артиллерии врага. Объехать — тоже не можешь. И ты начинаешь уносить оттуда ноги. (С сарказмом. — Прим.) На скорости 10-15 км в час…

При этом все сейчас понимают, какова на фронте насыщенность БПЛА. Это — главная опасность. Надо понимать, что тебе может быть небезопасно и за 2 км от линии фронта, и за 3 км. Но при этом ты сделал свою работу — поднял противника.

— Обеспечил суету, движение.

— Да, а если ты кого-то зацепил, вызвал эвакуацию – еще лучше. У противника начинается движение - и в этот момент по нему работают минометы, БПЛА, FPV-ударные или мавики со сбросами.

— В минувшем году было много свидетельств о российских «мясных штурмах». Особенно под Бахмутом, где вам довелось воевать. Доводилось быть в таких ситуациях? Или работа с крупнокалиберным пулеметом это исключает — просто потому, что ты, как правило, не видишь врага?

— Мне лично в таких ситуациях бывать не доводилось. Но вы знаете, когда работает крупнокалиберный пулемет и ты находишься, например, в посадке, и он начинает рубить деревья над тобой – суки, щепки летят…

— …ты просто лежишь и молишься?

— …ты как можно глубже вдавливаешься в землю. Поэтому мясные штурмы… Те наши бойцы-белорусы, которым приходилось с этим сталкиваться, рассказывали, что потом просто приходилось занимать позиции среди трупов русских.

Мне самому однажды довелось попасть под работу крупнокалиберного пулемета.

- Страшно было?

— Страшно всем и всегда. Вопрос в том, как ты своим страхом управляешь. Нас прикрывал гараж из газосиликатных блоков. И к счастью, от противника мы находились ниже по склону. Я видел, как он начал «разбирать» этот гараж. Видимо, ему сообщили сектор, где мы находились, и он стал его прочесывать.

— Некогда было бояться, надо было уворачиваться…

— Не уворачиваться, надо было оттуда уходить. Хорошо, что он был выше и за бруствером. Он просто физически не мог туда добить.

— Поговорим про Полк Калиновского. В интервью моим белорусским коллегам вы коснулись своеобразной «специализации» белорусов на этой войне. Из «белорусских» воинских профессий вы упомянули парамедиков, связистов, минометчиков… я не всех назвал?

— Да, это парамедики, связь, минометка, БПЛА, группы огневой поддержки. Остались группы разведчиков-штурмовиков.

— А есть какое-то объяснение, почему белорусы занимают именно эти вакансии?

— Я уже упомянул, что ключевую роль здесь сыграло переформатирование батальона «Волат» после гибели ребят под Лисичанском. Был проведен анализ ситуации: сколько нужно времени, чтобы подготовить пехотинца-штурмовика, штурмовика-разведчика? Задам жесткий вопрос: а как долга его жизнь? Сколько человек – снова очень жестокие слова — принесет пользы, каким будет его КПД?

— Жестко, но война, она вообще не про гуманность.

— Мы видим, во что превращается современная война. Во-первых, упор делается на дистанционную работу и использование БПЛА. Во-вторых, человеческий фактор. Возьмем рекрутинг после курса молодого бойца, условных 10 новобранцев. В большинстве своем – куда они хотят? «Мы штурмовики-разведчики». – Ребята, послушайте, давайте думать широко: нужны ПТРК-шники, пулеметчики, минометчики. Надо учиться уничтожать врага на расстоянии, поражать, приносить еще больше пользы. Все равно вы в большинстве своем придете в минометчики, в БПЛА, в парамедики…

Нет, все равно эти условные 10 человек идут в разведчики-штурмовики. И в первые же боевые выходы (особенно если сразу куда-нибудь под раздачу попасть) могут погибнуть или получить ранения, контузию 2-3 ребят. И еще повезет, если это трехсотые… Еще четверо-пятеро сразу понимают, что в БПЛА, минометах или в медэваке они принесут больше пользы.

В общем, из этих 10 реально останется в разведчиках-штурмовиках — 1-2. Таковы реалии войны. Это надо иметь железные яйца, стальной характер, чтобы быть штурмовиком.

— Вывод?

— На мой взгляд, если у тебя есть время и ресурсы, после психологических тестов становится ясно, может ли человек заниматься штурмовой работой. Тогда можно постепенно его подготовить к штурмовой работе.

— Боюсь, Украина такой роскоши не имеет.

— Конечно, не имеет. Поэтому и происходит такой отбор. И лучше учиться разить врага на расстоянии с как можно большим КПД.

— Давайте вспомним нескольких ваших погибших побратимов. Чтобы память об этих людях оставалась - в том числе в этом тексте. Кого вспомните?

— Как выбрать троих из многих погибших?

— И все же.

— Первый — Мирослав Лазовский. Настоящий патриот Беларуси. Отец своим бойцам. Человек, который рожден был, чтобы стать генералом. Позывной у него был Мышь, и мы шутя называли его Генерал Мышь.

Ваня Брест, Паша Волат — одни из основателей Полка Калиновского.

А еще — один из моих бойцов, который погиб, вынося раненого побратима.

— Как это случилось?

— Танковый обстрел. Два бойца-пулеметчика выносили третьего, раненого. Взрыв и вроде рикошет от здания. Одному, если можно так сказать, повезло — у него контузия была: осколком располовинило наушник на каске. Хотя все могло быть совсем по-другому.

А у того, который погиб — виной всему стал маленький осколок. После взрыва боец, со слов побратимов, ойкнул, упал. Когда сняли бронежилет — на боковой панели нашли пятнышко крови сантиметров 5 диаметром. И дырочку. Совсем маленький осколок пробил боковую панель.

Случайность или судьба? Не знаю...

К вопросу о судьбе. Под Николаевом лежали. Дрон нас срисовал, когда мы в чистом поле попали под жесткий минометный обстрел. И рядом с нами — желоб для воды мелиоративный. Он не в земле внутри, не канальчик, а желоб сверху. И на наше счастье, от времени этот желоб землей присыпало, получился как бы бруствер. И вот двоих товарищей-побратимов, которые были в 10 метрах, контузило. Одного — очень жестко, порвало ему барабанные перепонки. Меня – аж подбросило, но при этом цел, все нормально.

— А как вы получили ранение год с лишним тому назад? Расскажите.

— Опять-таки: везет или не везет. Это было на окраине Бахмута в ночь с 19 на 20 января 2023 года. Мы совершали ротацию групп на «Хамере» и, к сожалению, надолго задержались с большим количеством людей. Хотя это было и темное время суток, и до врага было далеко — но их дрон нас срисовал. Начался обстрел, думаю — танковый, поскольку по рельефу и манере прилетов, он нас перекидывал и никак не мог зацепить. Миномету это было сделать гораздо проще.

Пережили первый заход. 8-10 выстрелов, пауза, потом снова обстрел. Один иностранец получил ранения. Другой – просто зацепился большим рюкзаком и неудачно упал. Двигаться человек нормально не мог. И так получилось, что я остался с ними, оказать помощь. После первого обстрела, когда все успокоилось, ко мне присоединился мой побратим белорус. Так как «Хаммер», к сожалению, заглох, мы ждали, когда приедет транспорт, борт на гусеницах, который и раненых заберет, и нам с «Хаммером» попытается помочь.

И в этот момент начался второй обстрел. Я себя спокойно чувствовал, поскольку видел, что он перебрасывает, не может в нас попасть. И вот последним выстрелом он попадает в дерево, вокруг которого мы лежали. И осколками сверху меня ранило — причем довольно легко по сравнению со вторым белорусом. Он сейчас в США на дальнейшем лечении, реабилитации и дай бог, все будет хорошо.

— А вам что сказали врачи?

— Да что врачи сказали? (Показывает раненую руку. - Прим.). Скажем так: машину водить, жену гладить, яичницу жарить и в боевых принимать участие я могу. Может быть, не все так, как хотелось бы. Пока меня не спрашивают про руку, я про нее не вспоминаю. Вот и все.

Сначала врачи сказали: все нормально, 3-4 месяца. Но дальше с каждым новым лечебным заведением срок увеличивался: 6-7 месяцев и, наконец: успокойся, год! И в самом деле, уже через год я принимал участие в боевой работе.

Нерв может восстанавливаться до 18 месяцев. Мне сказали: вот все, что за 18 месяцев восстановится, — то твое. Есть другой вариант – сделать операцию, если меня не будет устраивать качество жизни.

— И как сейчас вы видите свое будущее на этой войне?

— Постараюсь сделать все, чтобы к нам присоединилось как можно белорусов. И не просто присоединились, но получили необходимый опыт и остались живыми для того, чтобы отстоять Украину и освободить Беларусь.

Внимание! Желающие помочь Полку Калиновского с приобретением системы радиоэлектронной безопасности (РЭБ), которая будет спасать жизнь бойцов от вражеских дронов, могут донатить сюда:

https://send.monobank.ua/jar/6higx2qyCs

Пополнить конверт через Приват24:

https://www.privat24.ua/send/1w191

Номер карточки конверта:

5168752106654273

Paypal: byryakelena@icloud.com

Евгений Кузьменко, Цензор.НЕТ