Как на Окрестина избивали и унижали белорусских женщин

Через унижения и побои пришлось пройти десяткам женщин.

Журналист, мать троих детей Алена Щербинская (Дубовик) прошла через унижения и побои на Окрестина. Сейчас она в больнице, не собирается сдаваться и будет в правовом поле вместе с другими оскорбленными, подвергшимися зверскому отношению женщинами из камеры № 9 ЦИП на Окрестина, искать способ наказать надзирательницу, использующую садистские методы в обращении с задержанными, пишет naviny.by.

— Вас задержали на акции 10 августа?

— Нет. Вечером 10 августа я закончила работать на том, что сфотографировала силовика, который направлял на женщину ружье, и поговорила с этой женщиной. Далее я пыталась выбраться из горячей точки, было около 10 вечера.

Дошла пешком до микрорайона около станции метро «Фрунзенская» и поняла, что за мной идет тихушник — человек в черной маске. Я испугалась, резко развернулась и побежала во дворы. Позвонила в незнакомую квартиру в красном доме на Танковой, сказала, что журналистка, меня преследуют. Открыла женщина, поделилась со мной вайфаем, я отправила свои видео.

Через полчаса решила идти домой, позвонила оператору Виталию Дубику, с которым чаще всего работаю, он был недоступен. Позвонила его жене Татьяне Белашовой, она оказалась недалеко от меня. С ней мы по дороге ко мне домой решили заехать в Центральное РУВД, чтобы спросить по поводу ее мужа.

Там мы встретили врача Андрея Витушко и его жену Кристину Витушко, которые в тот вечер, как многие другие родители, искали своего сына. Татьяна решила писать заявление о пропаже человека, потому что никаких данных о Виталии не было. Татьяна успела написать заявление, и тут подъехал ОМОН на двух или трех автозаках.

Мы не ожидали, что с нами такое случится — это же за гранью: ты приехал в РУВД, пишешь заявление о пропаже человека, а тебя задерживают. Но нас схватили, причем жестко — под руки и повели. Было 22:38.

Всего задержали около двадцати человек, супруги Витушко были со мной в автозаке, а Кристина потом и в одной камере. В каком-то месте нас растасовали — мужчины и женщины раздельно. Мы с Таней Белашовой оказались в стакане, она сидела у меня на коленях, а вокруг ужас: кровь на стенах, духота (стакан — глухая одиночная камера площадью не более половины квадратного метра в автозаке. — Прим.). И нас привезли на Окрестина. Вещи забрали, у меня была крупная сумма денег, хорошая сумка. Никто ничего не описывал.

Я несколько раз говорила, что журналист, но всем было безразлично.

Во время досмотра я и встретила впервые надзирательницу, о которой сейчас, как мне кажется, все пишут. Зовут или Кристина, или Карина. Длинные волосы, блондинка, возраст — 30-35 лет.

— Что она делала?

— Очень жесткая. Разговаривает матом, обзывала лично меня самыми грязными ругательствами. Спрашивала у женщин: «Домитинговались?» Толкала меня в спину, заставляла сильно наклоняться, голую заставляла приседать, вырвала стельки из кроссовок.

Девочки в камере рассказывали, что именно она заставляла женщин, у которых были критические дни, срывать гигиенические прокладки, якобы для того, чтобы убедиться, что под ними ничего не пронесли.

Средств гигиены в этих условиях негде было взять. Одна девушка разорвала свою накидку и раздала куски ткани женщинам, у которых были критические дни. Надолго ткани не хватило, использовали туалетную бумагу. Она тоже закончилась. Потом надзирательница ходила по коридору и отрывала от рулона бумагу и передавала кусок в каждую камеру. У нас была пластиковая бутылка, была вода, мылись, как могли.

Кристина (или Корина) издевалась над всеми. Нас зачем-то выводили из камеры (такое было несколько раз) и ставили вдоль стены. Если ноги расставлены недостаточно широко, она подходила и била ногами по внутренней части голени со словами: «Сука, расставь ноги шире». И одна женщина, у которой были критические дни, говорит этой Кристине, что не может расставить ноги, что у нее менструация, а та бьет ее по ногам со словами, что это не мешает ноги широко расставлять. Ну, вы понимаете, падают самодельные прокладки на пол…

В камере стояла страшная вонь, но на третьи сутки мы обсуждали, что перестали ее замечать.

Кристина (Корина) била меня ногой в живот. Требовала на широко расставленных ногах с руками за спиной сильно нагнуться вниз. Если, по ее мнению, наклоняешься недостаточно низко, била по спине.

У меня был суд, на котором я заявила несколько ходатайств, отказалась подписывать бумаги, где было написано, что взяли меня возле ТЦ «Рига». Меня вывели на коридор, и та женщина снова начала меня бить — коленом в живот с матерными словами, синонимы которых я не могу найти в литературном языке. Суть была в том, что она была недовольна моей несговорчивостью.

Именно она после первого досмотра в ЦИП вытолкнула меня в коридор в одном бюстгальтере и незастегнутых штанах. Там сидели голые мужчины на коленях лбом в стену, руки за спиной. А на стенах пятна крови, капли крови на полу. Где-то кто-то кричал, кто-то стонал, надзиратели орали.

— Расскажите, пожалуйста, в каких условиях вы находились в камере.

— Когда я в ЦИП пыталась сказать, что Кристине Витушко плохо, у нее диабет, она жена известного врача, мне кто-то ответил, что «жены известных врачей с сахарным диабетом по митингам не шляются». Кристина держалась из последних сил. Мы с ней сидели в камере № 9 ЦИП Минска.

10 августа нас сначала было 15 человек на четыре спальных места в камере площадью 10 метров квадратных, затем в течение ночи стало 30. Позже мы поняли, что 30 человек в такой камере — это курорт. На нарах можно лечь по два-три человека, под нарами можно лечь, под столом, на столе, кто-то тумбочку использовал. Одеяла и подушки (четыре на всех) расстилались на пол, и люди укладывались штабелями.

Однако когда в один из дней привели женщин из других камер, и нас было больше пятидесяти, тогда даже сесть всем было невозможно — многие стояли.

Мы просили открыть окошко в камере, через которое еду передают. Некоторые надзиратели открывали, некоторые говорили: «Не подохните».

— Кормили?

— Меня задержали ночью 10 августа, а первый раз принесли кашу 12 августа утром. Всем было тяжело, но особенно страдала Кристина Витушко. Ее довели до состояния, когда инсулин был не нужен — для поднятия сахара надо было что-то съесть.

И мы через окошко (когда еду еще не приносили) начали просить кусок хлеба для нее у какой-то работницы. Может, это была кухонная рабочая, может, повар. Она говорила, мол, если бы могла, всех накормила. Я ей объясняла, что всех не надо, надо кусок хлеба дать одному человеку. Она отвечала, что ее накажут, но принесла полбуханки хлеба, и тогда Кристина поела.

Остальных организованно покормили 12 августа кашей, второй раз утром 13-го. Получается, раз в сутки. Мы эту кашу еще и собирали в пластиковые баночки, которые были в камере, понимая, что подселят людей, которые не ели очень давно. Так и получилось — каша вся уходила, потому что подсаживали давно некормленых людей.

Сейчас, когда я говорю об этой еде, у меня тошнота от мысли, что такое можно было есть, но ели.

— Вы вышли 13 августа вечером. Что было дальше?

— Я поняла, что нам досталось, но такого, как у мужчин, которых избивали дубинками, не было. Была женщина с распухшей ногой, ей никто не вызывал скорую. Я считаю, что очень пострадала Кристина Витушко. Со мной было бы всё хорошо, если бы надзирательница не била меня ногой в живот.

Мне стало плохо 14 августа дома, я чуть ли не упала в обморок, меня подхватил муж. Он меня отвез в поликлинику, откуда меня отправили в 5-ю больницу в гинекологическое отделение. Там решили, что нет разрыва яичника, который подозревали, отправили в Минскую больницу скорой медицинской помощи.

Теперь у меня есть проблемы со здоровьем, которые связаны с побоями, отсутствием нормальной воды и питания. Есть проблемы со спиной.

— Что вы планируете делать дальше?

— Я уже написала заявление в Ленинский РОВД Минска (по месту прописки) по поводу произошедшего со мной, и документ туда доставили. Я за решение вопроса только законным путем и настроена и дальше сделать всё, чтобы привлечь к ответственности, используя все законные методы, женщину-надзирательницу, которая сделала жизнь задержанных невыносимой.

Мы планируем написать коллективную жалобу в Следственный комитет и прокуратуру. Моя цель — привлечь ее к ответственности с помощью законных методов.

Изначально я испугалась своих чувств к этой женщине, я была поглощена ненавистью, которой не испытывала никогда. Теперь я хочу одного — чтобы она понесла наказание и не имела больше доступа к работе с людьми. Она должна сесть.

При этом меня возмущает, когда распространяют изображения женщин-работников МВД и приписывают им преступления. Я не узнала надзирательницу ни на одном из фото, которые теперь распространяют в социальных сетях как фото Кристины (Корины). Я хочу обратиться к людям: давайте не опустимся до суда Линча, давайте не будем устраивать травлю людей.