Леонид Моряков: За взрывы церквей платили месячную зарплату рабочего
6- 2.11.2015, 19:43
- 10,362
Писатель, историк, энциклопедист Леонид Моряков рассказал о своей работе над уникальным двухтомником «Главная улица Минска».
Автор двухтомника «Главная улица Минска» Леонид Моряков поквартально, подомно и даже поэтажно исследовавший старинную улицу Захарьевскую (ставшую затем Советской, потом проспектом Ленина, ныне – проспект Независимости) с 1880-го до 1940 года, готовит новое энциклопедическое исследование. На этот раз о площади Свободы и пересекавшей ее Губернаторской улице, пишет «Народная воля».
– Я понимаю, что работа – ваша любимая тюрьма и вы только-только выбрались из ее оков после громадного двухтомника «Главная улица Минска», признанного Министерством информации лучшей книгой 2014 года. Так зачем вас снова понесло в старый Минск, теперь уже на площадь?
– Понимаете, жадный. Хочется максимального результата. Я всегда хотел написать не о Захарьевской, а о Губернаторской. Исторически именно она главная улица. Это потом, с развитием железнодорожного транспорта, главной сделали Захарьевскую как трассу, соединяющую запад и восток. Но улица Губернаторская вливается, пересекает Соборную площадь (площадь Свободы). Выходит, мне без площади никак.
– А документы есть? Старинных домов и на Губернаторской – теперешней Ленина, и на площади Свободы осталось немного.
– Все есть. Вопрос в том, сколько напрягаться – по 16 часов в день или по 8. Если б были деньги, я уже сделал бы эту книгу. Я хотел бы исследовать площадь примерно с 1800-го до 1941 года. Там побывали и Наполеон, и все губернаторы, а их дюжина и не одна.
– Она у нас маленькая, камерная. Признаться, дух Наполеона там не ощущается. Не витает он над центром Минска.
– Это сейчас площадь такая, после реконструкции 1960-х годов. А раньше все было по-другому. Даже гостиница «Европа» стояла не в том месте, где сейчас, а в начале улицы Губернаторской, то есть в начале теперешнего скверика.
– Вы как главный исследователь старого Минска в интервью часто говорили: еще чуть-чуть – и Минск стал бы Парижем. Ну зачем так преувеличивать? Минск не стал бы Парижем ни при каких обстоятельствах.
– Это понятно. Когда в конце XIX века появилась железная дорога, в Минск, транзитный город, кинулось богатое еврейское население, банкиры. И буквально за 30 лет город расцвел, его действительно можно было назвать губернским городом. Красивые здания, большие квартиры с теплыми ванными комнатами и так далее. Как в Париже. На одном вечере – презентации моей книги – русский профессор долго листал первый том, потом встал с бокалом и сказал, что, по его мнению, один человек это сделать не мог. Только если он бог. Так как это тоже невозможно, то ясно, кто Морякову помогал. Правда, слово «дьявол» он не произнес, и на том спасибо. Прошло несколько лет с тех пор, как я окончил этот труд, и теперь мне самому кажется, что три года писал его не я. Наверное, мне помогали высшие силы…
– Или, может быть, просто волонтеры?
– Да! Они тоже помогали искать иллюстрации. Я не называю их фамилии – они не хотят светиться. Мне помогали коллекционеры, которые могут позволить себе съездить в Москву или в Вильнюс и купить в архиве какую-то иллюстрацию. Они нашли меня сами, прочитав мои прежние книги о репрессированных и найдя в списках имена своих предков. Сам я не имел возможности съездить за границу – в Варшаву, Вильнюс, Санкт-Петербург. Тем более что в архивах за каждый шаг – плати, а мне это финансово не под силу. Я, например, несколько лет мечтаю приобрести из архива Санкт-Петербурга громадную цветную карту Минска 1898 года. Но цена ее – сотни евро за сканирование плюс накладные командировочные расходы.
– Странно, что из государственного архива до сих пор туда никто не съездил и не купил ее. Или они не знают о существовании такого раритета?
– Архив знает, но у них сегодня тоже денег нет. Знаете, какие зарплаты у работников архивов?
– Перед вашими глазами прошли сотни биографий, жизненных коллизий. Какое впечатление от минчан, наших предков, начала века? Люди как люди?
– Только история довольно сильно портила им судьбу. Вот, скажем, дом №1 по Советской – это была церковь. И здесь засветился молодой офицер НКВД Петр Григорьевич Григоренко. Он приехал в Минск выполнить партийное поручение – взорвать эту церковь. Такую работу он хорошо выполнял в Витебске, Смоленске... За взрывы церквей неплохо платили – месячную зарплату рабочего завода. Судьба его по-своему уникальна и драматична...
– Еще бы! Чтобы взорвать храм, сначала надо взорвать свое сознание…
– Паренек из деревни дослужился до генерал-майора Советской Армии. Но прошли годы, и, представьте, он стал диссидентом, потом был объявлен сумасшедшим, разжалован, заключен в Лефортово, два раза побывал в психбольнице… Григоренко в конце концов эмигрировал на Запад, в Нью-Йорк. Он оставил воспоминания.
– А к кому из жильцов улицы Советской вы испытали настоящее уважение?
– В красивом доме по Советской, 31 (теперь дом №17) с женой и сыном жил Николай Васильевич Плетнев. К слову, до революции апартаментами в том доме владели самые богатые люди Минска. Одна семья занимала примерно семь комнат – и старая княгиня Радзивилл жила там в том числе. Потом всех, кто не сбежал, естественно, уплотнили семьями партийных начальников. Из новых был и Плетнев – с 1937 года первый секретарь Смиловичского райкома партии. А время в стране – ежовщина. Чувствуя, что вот-вот будет арестован, секретарь решается на самоубийство. Для смелости Плетнев выпивает стакан водки, подносит наган к виску и… промахивается. Выстрел неточен, он простреливает себе оба глаза, остается живым, но слепым. НКВД он уже не интересен. С партийной должности его снимают, а через несколько лет он становится преподавателем истории – жена в Пединститут на лекции за руку водила. Во время оккупации и он, и жена были расстреляны как коммунисты. И так в двухтомнике собрано около 8 тысяч биографий.
– Хочу задать вам деликатный вопрос. Насколько вы, создавая книгу о главной улице Минска, были чисты и свободны? То есть вы не подрисовывали героям их биографии? Знаете, это бывает непроизвольно у творческих натур.
– Известный архивист, историк Виталий Владимирович Скалабан, так рано ушедший от нас, постоянно меня подзадоривал во время работы и в то же время страшно душил, чтобы ни одной ошибки, чтобы не проскочило ни одной запятой, не там поставленной: «Ты делаешь глобальную работу вперед на сотни лет! Сверяй каждый факт». Из-под моего пера вышли тысячи биографий (репрессированных литераторов, ученых, врачей, священников), и за последние 15 лет ни одного замечания по биографиям. Нельзя пачкаться.
– То есть с научной точки зрения вы совершенно чисты?
– Подрисовывать, додумывать – это значит напрягаться. А я страшный лентяй. И так настоящей исторической информации хватает – аж дух захватывает!